Ярослав выделялся беспутным поведением, вступал в связь со многими женщинами, а затем завёл себе любовницу, некую Параську, привёл её во дворец и стал открыто жить с ней. Не выдержав позора и издевательств со стороны мужа, Ольга вместе с сыном Владимиром и преданным княгине боярином Константином Серославичем в 1173 году бежала в Польшу. Остановились они у давнишнего друга боярина, известного в стране магната Станислава Собежанского. Первые дни на новом месте Ольга приходила в себя, подолгу плакала и молилась. Наконец тишина и размеренная жизнь в старинном замке успокаивающе подействовали на неё. Она несколько раз появлялась в гостином зале, вступала в беседу с хозяевами, но потом затворилась в своей комнате и перестала показываться на людях.

Зато Владимир сразу вошёл в семью и стал в ней своим человеком. Хозяйка, двадцатипятилетняя Зося, невысокая, круглолицая, курносая и смешливая, как-то сказала мужу:

   — А давай его усыновим. Я бы хотела видеть его своим сыночком!

Муж возразил:

   — Но у него есть мать. Был бы он сиротой, тогда другое дело.

   — Как жаль! Он такой хорошенький. Я бы его зацеловала...

У них детей не было. От первой жены родились двое сыновей, но они жили в Кракове, служили в дружине короля, и супруги жили одни.

Семнадцатилетний Владимир сидел рядом с ними за столом и удивлялся, что они говорят о нём так, словно его не было с ними рядом. И это случалось часто. То они брались разбирать, в какой одежде он должен являться на трапезу или в гости к соседям, будто у него был какой-то выбор и не бежал он из Галича налегке, то начнут подыскивать невесту, перебирая достоинства дочерей соседних панов, а то принимались говорить о его службе в королевской дружине, рядом с его сыновьями... На этот раз ей взбрело в голову усыновить его.

Впрочем, Владимир не особенно обращал внимания на такие разговоры. Про себя он твердо решил, что они с матерью рано или поздно вернутся на родину — в Галич или другой город: ведь он княжеского рода, и, следовательно, ему положено править каким-нибудь уделом.

После завтрака они втроём часто гуляли вокруг замка, иногда совершали длительные поездки верхом на конях. Хотя Станиславу подбиралось под шестьдесят, он был бодр, полон сил; на продолговатом лице его почти не видно было морщин, а пышные усы вызывали зависть у многих молодых мужчин.

Как-то пана позвали на сейм — совещательный орган при короле. С его отъездом Зося заметно поскучнела, с Владимиром разговаривала нехотя. Однажды после завтрака они поехали по окрестностям, остановились возле небольшого озера, спрятанного среди зарослей леса. Припекало солнце, решили искупаться. Разделись вдали друг от друга, скрываясь за кустами. Недолго поплавали, легли на песок.

   — Ах, скучно как! И сердце почему-то тоскливо ноет. Может, к беде? — сказала она.

Он пожал плечами, бездумно глядя на противоположный берег озера; там в глянцевой воде отражалась тёмно-зелёная стена деревьев, плавали белые цветы кувшинок.

   — Ты когда-нибудь целовался? — вдруг спросила она.

Он вздрогнул, мельком взглянул на неё, ответил:

   — Нет, ни разу.

   — Какой же ты ещё молоденький!

   — Ну да, скажешь тоже. Мне уже семнадцать!

   — Семнадцать... Как это давно было! Как будто где-то внизу, как на дне этого озера...

Он не понял, что она хотела сказать этими словами, поэтому промолчал. Зося перевернулась на живот и нависла над ним; он видел её голубые озорные глаза, мокрые волосы щекотали его щёки и подбородок.

   — А хочешь я тебя поцелую? — спросила она, улыбаясь пухлыми малиновыми губками.

   — Зачем? — пытаясь отстраниться, ответил он.

   — Для интереса.

   — Противно это, — поморщился он. — Даже видеть, как целуются, противно...

   — А вот и нет!

И она ловко прижалась к его губам и жадно втянула в свои. Ему словно чем-то острым и горячим пронзило сердце, он удивлённо и озадаченно посмотрел на неё.

Она, не отводя взгляда от его лица, вдруг радостно и счастливо засмеялась и вновь прильнула к его губам.

Потом они долго лежали рядом и смотрели в небо, не говоря ни слова. Владимир почувствовал, что в его душе всё перевернулось. Он понял, что для него нет важней и дороже человека на свете, чем эта взбалмошная и сумасбродная женщина. Прикажи она ему сейчас кинуться в самые глубины озера, он бросился бы не рассуждая, без колебаний и раздумий.

Зося вновь наклонилась над ним, и он поразился её изменившемуся лицу: не было и намёка на насмешку, оно было задумчиво и серьёзно, а глаза темны и глубоки.

Она сказала:

   — Прости, я неловко пошутила.

Он вопросительно смотрел на неё, желая услышать, что же произошло с ними.

   — И вообще нам пора возвращаться в замок, — добавила она.

Всю обратную дорогу они ехали молча, избегая взглядов. Ночью Владимиру снилось нечто светлое и расплывчатое, в чём он угадывал Зоею, а в груди играла сладкая музыка.

Утром к столу Зося вышла тихая и задумчивая, немного и нехотя перекусила и тотчас ушла. Владимир тоже запёрся в своей комнате, с трудом подавляя в себе желание пойти и разыскать её в каком-то уголке замка...

В обед она была такой же печальной и рассеянной. Владимир взглядывал на неё, пытаясь понять, что творится в её душе, и постепенно отчаяние овладевало им: она не обращала на него никакого внимания!

Перекусив, она неслышно поднялась со своего места, беззвучно обошла стол, будто о чём-то раздумывая, и незаметно, чтобы не увидели слуги, тронула его за плечо. Владимира охватила радостная волна: она призывала следовать за ней!

Они оседлали коней и выехали из замка. Владимир думал, что Зося направится к озеру, но ошибся; тропинка привела их к одиноко стоящему на лугу полуразвалившемуся сараю, в котором хранилось от непогоды сено. Пустив гулять коней по лугу, они вошли в него. Зося присела на копёшку, показала рукой возле себя. Владимир покорно опустился рядом.

Помолчали. Потом она спросила:

   — Ты сердишься на меня?

Он помотал головой.

   — А я во сне пережила то, что было у озера, — удивлённо и радостно проговорила она. — Со мной такое творилось, что я себе и вообразить не могла.

«А как же муж? Разве ты с ним не целовалась?» — хотел спросить он, но не решился, а лишь недоумённо посмотрел на неё.

Как видно, Зося угадала его немой вопрос, проговорила:

   — С мужем не так... Как с сестрой... Или как мама меня целовала. А с тобой по-другому... Я разум потеряла...

И тут он осмелился, обнял её и притянул к себе. Они забылись в долгом поцелуе.

   — Какой же ты красивый и молоденький, — наконец проговорила она, тонкими пальчиками гладя его по щекам и расправляя спутавшиеся волосы. — Девушки от тебя будут без ума.

   — Не хочу никаких девушек, — капризно отвечал он. — Мне надо, чтобы ты была рядом.

Она непритворно вздохнула:

   — Как это сделать? Я ведь замужем.

   — Бежим! Сядем на коней и через несколько дней будем на Руси. Никакой муж тебя не достанет.

   — А куда бежать? У тебя даже дома нет, в чужой стране скитаешься.

   — Но и оставаться нельзя. Вернётся пан Станислав и убьёт нас.

   — Нет, не убьёт. Он добрый. Он никогда на меня руку не поднимал.

   — Зато мне пощады не будет.

   — И тебя не тронет. Да и не узнает ничего.

   — Слуги скажут. Ты думаешь, они ничего не видят и ни о чём не догадываются?

   — Не хочу говорить об этом. Пусть что будет, то и будет. Да и не скоро он заявится. У нас с тобой ещё столько времени!

Собежанский вернулся через пять дней, ночью, когда они предавались утехам в их спальне. О его приезде Зоею предупредил слуга. Владимир смог одеться и прихватить меч, но выбежать из спальни не успел, при входе его встретил пан. Понять, что произошло, для него не составляло труда.

— Пся крев! — взревел он и выхватил меч. — Так ты ответил на моё гостеприимство, щенок!

Оправдываться не было ни смысла, ни времени, в ход пошло оружие. Сила и опыт были на стороне хозяина замка, их удваивало оскорблённое чувство обманутого супруга. Пан быстро оттеснил княжича на середину спальни, намереваясь прижать к стене и прикончить. Но Владимира недаром с пяти лет дядьки обучали различным приёмам владения оружием, и сейчас их уроки пригодились ему как никогда. Сделав обманное движение, он увернулся от разящего удара и метнулся в открытую дверь.