Он лежал с перевязанной головой, на повязке виднелись следы крови.

– Лесники и музыканты – самый нерадивый народ на свете! Теперь ни за что не растопить очаг! – раздраженно сказала Ирина. – Скажи, Антон, о чем ты думал, пока я ходила по лесу? Я вижу, что с того дня, как воришка Данчук ударил тебя по голове, ты совсем поглупел!

– Это правда! – ответил Антон, переворачиваясь на спину. – Я думал о том, что если бы Данчук ударил меня чуть выше, ты бы сегодня встречала Рождество вдовой! Но, слава Богу, я еще жив! Я не виноват, что твоя рыба любит танцевать даже в кипятке. Она очень долго прыгала, вода от этого перелилась через край и затушила огонь!

Ирина, терла своими огромными кулаками глаза, которые слезились от едкого дыма очага. При этом она морщилась, выставляя мелкие белые зубы, такие же несокрушимые, как и ее кости. Кончик носа лесничихи был испачкан сажей. Она произнесла:

– Эх ты! Я уж и не знаю, что с тобой делать… Шел бы ты в пономари, как собирался когда-то! Куда тебе лес сторожить! А какую бы я подарила тебе ладанницу из бересты! Лучше, чем у старого пономаря Клюквы!

– Еще чего придумала!

– Рассуди сам! Данчук тебя побил, а я должна все делать: за лесом присматривать, корову, птицу кормить, дрова рубить, воду таскать! Ой! Завтра великий праздник, а у меня еще ничего не готово!

Антон ответил:

– Что тут поделаешь! Я удивляюсь, что вообще разговариваю с тобой… После такого удара другой бы на моем месте забыл, как его зовут! Ну, что слышно в лесу?

– Снег выше колен! Да, забыла совсем… Я встретила там сынишку Данчука.

Лесник недовольно крякнул и отвернулся к стене лицом. Ирина продолжала:

– Не злись, Антончик… Я ему дала кусок пирога. Маленький Георгий так похож на ангела!

– Выдумала! Такой же будет арестант, как и его отец, – сказал лесник.

– Неправда! Он совсем не похож на злодея Данчука! Если бы ты видел, как этот малыш собирал озябшими ручонками хворост, ты бы прослезился!

– Ну да, как же! Наверное, отец подослал его пронюхать, нет ли меня поблизости, чтобы потом самому приехать на порубку. Знаем мы эти штуки!

– Пусть приедет, пусть… если ему жить надоело! – с угрозой произнесла лесничиха. – Ведь от меня ему не улизнуть, как от тебя. А все же я люблю Георгия, он такой смышленый парнишка! Глазенки кажутся звездочками, а волосы – как серебряный лен!

Ирина вздохнула и завозилась у кадушки с тестом, из которого к вечеру должны были получиться превкусные пироги. Опара поднималась медленно. Лесничиха, пошлепав по ней ладонью, решила, что мало дрожжей.

Не имея своих детей, лесник втайне питал те же симпатии к маленькому Георгию, что и Ирина, но ему неловко было признаваться в слабости к сыну своего заклятого врага.

Иногда Антон, поймав Георгия в лесу за сбором хвороста, угощал его заранее припасенным яблоком. Мальчик всегда брал угощение и сразу его съедал. Лесник тем временем гладил по голове своего любимца, говоря:

– Славное дитя! Хочешь, я угощу тебя пельменями? Хочешь? Тогда пойдем ко мне в хату!

Как ни заманчиво было это предложение, но Георгий, ни слова не говоря в ответ, подхватывал свою вязаночку и быстро убегал.

– Ах ты, постреленок! – ворчал лесник по пути к сторожке.

Ему очень хотелось поиграть с шустрым мальчуганом, подбросить его под потолок хаты и представить, что этот белокурый ребенок – его родное дитя.

Но Георгий был недоверчивым, он летел со всех ног к отцу, которому сообщал о своем свидании с лесником. Данчук слушал и решал, где ему лучше всего рубить лес, чтобы не натолкнуться на зоркого Антона.

И однажды они встретились… Для лесника это закончилось плачевно. Ирина нашла мужа у просеки с пробитой головой, а Данчук успел увезти в ближайший городок целый воз казенных дров.

Лесничиха возмутилась. Она поклялась не прощать порубщику нанесенной мужу обиды. Сначала она долго ругала Данчука, а затем решила найти подходящий случай для возмездия.

А Данчук каялся местному священнику отцу Иоанну:

– Бог сотворил лес для человека, для птицы, для зверя… А я хуже скотины живу! Есть нечего, одеться не во что! Ребятки – живые души, хлеба просят, тепла… Не специально зашиб я Антона! Он вышел на меня с ружьем, как на волка… Тогда я разозлился!

Лучистые глаза батюшки ласково смотрели на него. Он сказал Данчуку:

– Смотри, вместо лесника сама Иринка ищет тебя в лесу! Ей не попадись – она здоровая, как медведица!

А Ирина и вправду была похожа на лесную великаншу, местные ребятишки так и прозвали ее – Медведицей.

Шестилетний Георгий отцовский наказ выполнил в точности. Так что подозрения Антона подтвердились. Мальчуган, завидев в лесу Ирину, подбежал к ней. Получив от нее пирожок, мальчик помчался домой.

– Папка! Медведица уползла в берлогу! – таинственно заявил он порубщику.

Уже сизое утро пробивалось в окно сторожки, когда лесничиха стала замешивать тесто для ватрушек. Ей еще предстояло много работы: нужно было раскатать тесто, приготовить начинку для пирогов из лука и моркови, процедить клюквенный кисель…

Кудлатый волкодав Шулпа, с подпалинами на черных боках, тоже не оставался без дела. Найдя пятнистого котенка под печуркой, он пытался вытащить его оттуда лапой. Тот шипел и царапнул морду пса. Шулпа неуклюже отскочил в сторону. Прыгая, он задел противень с имбирными коржиками. Ароматные лепешки рассыпались по полу.

– Я тебе! – прикрикнула на пса лесничиха.

Пинок ногой отправил Шулпу за дверь. Коржики были водворены на прежнее место, очаг сыпал веселые искры. В комнате пахло приправами, за балками потолка были воткнуты пахучие ветки сосен. Передняя стена, где висели иконы, пестрела бумажными цветами, сделанными Ириной. Спинка деревянной кровати, на которой в полудреме покоился раненый Антон, табуреты и скамья выглядели новыми: так тщательно отскоблила и отмыла их Ирина.

– Мне кажется, – сонно начал Антон, – что я не доживу до Рождества, Ирина! В моей голове все гудит!

– Всем известно, что никто не умирает на Рождество! – возразила Ирина. – Хорошо бы это было: Христос родился, а какой-нибудь лесник стал умирать! Миленький, не думай о плохом!

Лесничиха обложила снегом голову мужа и, встав у стола, стала лепить пирожки. В сенях Шулпа заворочался, потом хрипло тявкнул. Лесник насторожился. Волнуясь, он сказал:

– Слышишь, Ириша, это в лесу кто-то распоряжается… Вероятно, опять разбойник Данчук забрался!

Лесничиха ответила:

– И что только у тебя на уме! Ну кто пойдет перед Рождеством в лес?

– Он! Готов присягнуть! Шулпа его учуял! Дай мне ружье… Я сам пойду и подстрелю этого негодяя!

Антон приподнялся на постели. В его глазах зажглось недоброе пламя.

– Лежи! – мрачно отмахнулась Ирина. – Я сама управлюсь.

Она сняла со стены двустволку… Небольшой домик лесника словно вздрогнул, когда Ирина ступила за порог. Она пошла к лесу.

Мороз крепчал. Он потрескивал по стволам седых деревьев, сеял блестками в лицо. Под багряным светом утреннего солнца они искрились, как серебряные опилки. Лес застыл. Ресницы Ирины и края ее платка мгновенно заиндевели. Она тихо наступала в оставленные кем-то глубокие следы на снегу. Звуки срубаемого дерева отчетливо донеслись до нее. Неподалеку заржал жеребенок.

«Антон угадал, – подумала она, – это Данчук. Он всегда ездит на пегой кобыле с жеребенком. Совсем совести нет у человека. Он добьется, что моего мужа прогонят за порубки со службы, и мы сядем на паперти собирать милостыню! Еще, не дай Бог, Антон умрет от раны. Ну, если только это Данчук, я ему покажу!».

Злоба и досада против врага не мешали ей, однако, вспомнить о его больной жене Дарье. Сколько раз Ирина украдкой от мужа посылала ей через того же Георгия продукты, случалось, что давала и деньги. Шестеро его ребят три раза в день открывали рты для того, чтобы произнести два слова: «Есть хотим!» Шестеро! Из них пять девочек, а Георгий считался кормильцем: он мог уже гонять деревенских свиней, ходить за гусями.