Она села на краю кровати, отбросив одеяла, позвонила в обслуживание и заказала кофе и бейгл[4]. На кухне сказали, что завтрак будет готов через двадцать минут. Девушка направилась в душ. Стоя под струями теплой воды, льющимися ей на голову, Брина думала о том, почему же ее так беспокоит ведущий себя как козел Томас? Возможно, потому, что она была о нем лучшего мнения, по крайней мере, в том, что касается его вкуса. Конечно, Холли все еще была красива, и после окончания школы прошло десять лет. Может, Холли изменилась и стала лучше? Брина в этом сомневалась.

Девушка взяла шампунь и принялась втирать его в волосы. Может, она просто придумала себе Томаса, а на самом деле он был вовсе не такой? В ее памяти сохранился образ мальчика, которого она знала, который ходил с ней в кино, просто чтобы составить ей компанию. Брина думала, что он остался прежним. Но люди меняются. И Томас изменился. Он стал… мужчиной.

После душа Брина замотала волосы полотенцем и почистила зубы. Раздался громкий стук в дверь, и девушка быстро натянула бежевые трусики.

– Минутку! – крикнула она, хватая халат и просовывая руки в рукава.

Вынув из кошелька десять долларов, она торопливо завязала пояс. «В девять утра, – подумала Брина, – обслуживающий персонал привык видеть людей в банных халатах».

Но открыв дверь, она увидела вовсе не официанта. На пороге стоял Томас. Он выглядел чистым, свежим и довольно хорошо отдохнувшим для человека, который вместе с королевой школьного бала всю ночь пробовал позы различных животных. Его белая водолазка была заправлена в черные лыжные штаны, а на рукавах было написано «DYNASTAR»[5].

– Я думал, ты уже готова, – сказал Томас.

Брина плотнее запахнула халат.

– Лучше бы ты позвонил.

– Почему?

Она посмотрела в его синие глаза и констатировала очевидное:

– Я не одета, Томас.

– Я уже видел тебя голой.

– Когда?

– Когда ты потеряла плавки.

– Тогда мне было восемь лет. С тех пор мы немного подросли.

– Не так уж ты и подросла.

Принесли завтрак, и, прежде чем Брина успела запротестовать, Томас заплатил официанту и внес поднос внутрь. Брина закрыла за ним дверь, пока он мерил комнату шагами. Томас поставил поднос на стол напротив окна и отодвинул драпировку, чтобы найти шнур, открывающий шторы. Занавески разъехались в стороны, и яркий солнечный свет заполнил комнату, освещая все углы, кроме входа, где стояла Брина.

Она прислонилась к закрытой двери, разглядывая короткие черные волосы Томаса и его загорелую шею. Она оценила его широкие плечи, узкую талию и упругие ягодицы. У него всегда были длинные ноги и большие ступни, и, когда он вошел внутрь, комната стала казаться меньше. Свежий запах его кожи смешивался с ароматом кофе, и в животе у Брины заурчало от голода – она не знала, что именно стало тому причиной: вид бейгла или Томаса.

Потом Томас обернулся, посмотрев на нее, и Брина смогла ответить на этот вопрос. В дневном свете его лицо было еще более красивым и идеально симметричным. Его кожа казалась более гладкой и загорелой. Он казался более… на ум приходило слово «смуглым». Смешение кровей отца-англосакса и матери-испанки создало идеальное сочетание страстности и контроля.

Под взглядом Томаса Брина чувствовала себя обнаженной. Она сняла с головы полотенце, и ее влажные темные волосы рассыпались по плечам, прикрывая грудь и спину.

– Почему ты не катаешься с Холли на лыжах?

Вместо ответа Томас налил кофе в чашку.

– Ты ушла прошлой ночью от Марка? – спросил Томас, подув на кофе и отпив.

– Я отправилась на его вечеринку, но мне стало скучно, и я ушла.

Томас приподнял бровь, опустив чашку.

– Очень жаль, – совершенно неискренне сказал он, быстро сокращая своими широкими шагами дистанцию между ними.

Нынче утром он выглядел куда более раскованным, более похожим на того беззаботного мальчика, с которым Брина вместе выросла, а не на мужчину, с которым она повстречалась вчера ночью.

В отличие от Томаса, нервы у Брины были напряжены, как будто она получила заряд электрошокера, которым иногда пользовалась на работе. Она взяла у него чашку и протянула ему десять долларов.

– Возьми.

– Оставь деньги, Брина.

Вместо того чтобы спорить, она наклонилась и засунула купюру в карман его лыжных штанов. В ту же секунду, как ее рука скользнула между слоями нейлона и синтетики, Брина поняла, что это было ошибкой. Томас замер, и она отдернула руку, но было уже поздно. Воздух между ними зазвенел от напряжения. Брина убрала руку за голову, все еще чувствуя тепло его тела на кончиках пальцев. Она была уверена, что коснулась его члена, и теперь не знала, извиниться ей или сделать вид, будто ничего не произошло. Она выбрала последний вариант, но не могла заставить себя поднять глаза и встретиться с Томасом взглядом. Уставившись на его грудь, она спрашивала себя, сгорает ли и он со стыда.

– Ты пришел сюда, чтобы налить мне кофе?

– Я пришел, чтобы позвать тебя покататься на лыжах.

Она подняла глаза и с облегчением увидела, что Томас смотрит на нее так, будто ничего не произошло.

– Я же говорила – я не умею кататься.

– Я знаю. Я научу тебя.

– У меня и лыжной куртки нет.

– Можешь взять все, что нужно, напрокат, – ответил Томас и добавил, когда Брина уже собиралась сказать, что ей ничего не нужно, поскольку она не хочет кататься: – Я за все заплачу.

– Нет, не заплатишь.

– Хорошо, не заплачу. – Томас посмотрел на свои серебряные часы. – Прокат открылся пять минут назад.

– Ты уже позвонил туда?

– Конечно. Как долго тебе одеваться?

Брина задумалась о том, что же ей делать: позволить Томасу научить ее кататься на лыжах или сидеть в гостинице и надеяться, что в следующие пять часов ей найдется с кем поговорить.

– Полчаса.

Томас окинул Брину взглядом, быстро скользнув глазами сверху вниз. Он успел рассмотреть ее халат, идеальную кожу, влажные волосы, розовый лак на ногах.

– Сможешь управиться за двадцать минут? В прокате маленькие размеры быстро заканчиваются. – Он обошел ее и положил руку на ручку двери. – Буду ждать тебя в холле, – сказал Томас и вышел из комнаты в коридор, окруженный запахом ее шампуня – ароматом ананаса и киви.

Он прошел в конец коридора и вошел в свой номер. Во всю дальнюю стену тянулось окно, из которого открывался вид на лыжные трассы внизу. Шторы были раздвинуты, впуская в комнату солнечный свет. Свет отражался от хрустальных бокалов в баре, отбрасывал разноцветные блики на толстый бежевый ковер.

Лыжи Томаса были прислонены к камину. Костюм от «Хьюго Босс», который он носил вчера вечером, лежал на подлокотнике дивана, а салфетка с телефонным номером Холли, выпавшая из кармана брюк, валялась на кофейном столике.

Несмотря на то что Томас сказал Брине, он даже не думал о приглашении Холли. Ну ладно, может, и думал, но не более пары минут. Холли Баханан была как всегда красива, но он вовсе не хотел обманывать себя, убеждая, что ее влекла к нему его личность. И, откровенно говоря, ему нравился процесс исследования.

Томас вошел в спальню, вынул из шкафа черные лыжные ботинки и обул их. Женщина, которую он хотел исследовать сейчас, жила дальше по коридору. Прошлой ночью, когда она подошла к нему и пригласила на танец, он еще не был уверен, что хочет вспоминать Брину Макконнелл.

Но затем Томас обнял ее, и чем дольше держал ее в объятиях, тем больше понимал, что относится ко всей ситуации неправильно. Он решил понять, почему же Брина так занимала его мысли в юношеские годы. Тогда она не была настолько симпатичной. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не перешла в старшую школу.

Томас закончил застегивать ботинки и поднялся на ноги. До следующего полудня у него не было никаких планов, так что он решил, прежде чем уехать, разобраться в своих чувствах. Часть его была уверена, что Брина у него в долгу за все то время, когда он не давал воли своим рукам, хотя и мечтал прикоснуться к ней. Когда он хотел ласкать не только ее губы, а и прикоснуться губами к ее груди, погладить руками ее мягкие бедра.