— Сначала поговорим. — сказала она. — Упущенное наверстаем позже. Договорились?

— Хорошо.

Она добралась до каюты первой и попыталась медитировать, ожидая Дармана. Чтобы быть джедаем требуются тренировки. Она понимала что это — целый набор умений, и когда она перестает ими пользоваться — они начинают слабеть. А она теперь проводила в мире обычных людей столько времени, что почти не медитировала и даже ее телекинетические навыки стоило освежить. Сейчас ее обязанности гораздо меньше были связаны с боевыми заданиями. Ей нужно было снова набрать форму, для того чтобы, как минимум, выжить.

Впрочем, Дармана она все равно могла почувствовать задолго до того, как он постучался в двери. Это умение она поддерживала в самом лучшем состоянии. Он выглядел все таким же поразительно невинным в Силе; он не был тем же ребенком, за которого она ошибочно приняла его на Квиилуре, и его сияющий оптимизм явно потускнел, но все же в нем пока не проступали темные вихри гнева и страстей, как это было у Скираты.

Хотя Скорч… она подумала о Скорче, таком тихом — несмотря на чистый, пылающий гнев и ярость, которые она успокаивала в Хадде, и понадеялась, что Сила сохранит Дармана от такого. Война перемалывала даже этих солдат, несмотря на их геном выбранный за свою потенциально патологическую устойчивость к стрессу.

— Эт'ика?

— Отлично ориентируешься. Заходи скорей. — Она не чувствовала никого поблизости, но ей вовсе не хотелось, чтобы ее заметили зазывающей одного из ее людей в свою каюту. — Нашел чего — нибудь поесть?

— Я потерял первенство ВАР в пожирании десятка сосисок под пол — литра кафа. — сказал он, укладывая шлем и винтовку на верхнюю койку. Каюты были тесными, из тех, где даже умывальник убирается в переборку. — Меня побил Корр, это настоящий сарлакк с ногами. Хотя открытое соревнование среди бригады СО по пирогам с начинкой из непонятных фруктов осталось за мной. Ты все еще можешь мной гордиться, Эт'ика.

Улыбка у Дармана была совершенно обезоруживающая. Он буквально излучал доверие, и Этейн от этого становилось еще хуже. Она будет раскаиваться. Она будет просить прощения. И она должна рассказать — но это надо сделать осторожно.

— Да, Корр просто великолепен. — улыбнулась она. — Я поражаюсь, каким дипломатичным он бывает, как много он думает. И он действительно изрядный бунтарь.

Дар начал отсоединять ранец и броню, складывая пластины рядом со шлемом. Для республиканского коммандо, снаряженного так, как они не было такого понятия как «быстрое переодевание».

— Да, мы, простые клоны, даже умеем считать, и мы счастливы быть тупыми, да, сэр, просто наштампуйте нас побольше и отправьте на стрельбище, потому что мы ничего не чувствуем…

Этейн осеклась. Она не имела в виду ничего подобного. Это было просто восхищением способностью Корра стряхнуть с себя индоктринацию, которая говорила ему, что единственное его предназначение — это положить свою жизнь за Республику.

— Дар, ты же знаешь, что я даже не думала ничего такого. — Она поймала его за руку. — Ты мне веришь? Я не такая упертая, я хотела сказать, что…

— Знаю. Все в порядке, извини. Просто достали…

Дарман был самым спокойным из мужчин, так что должно быть, кто — то из дворняжек сказал что — то неприятное про команду. Если она найдет… да, если она узнает, что это был джедай — офицер, она устроит ему очень неджедайскую выволочку, которую тот никогда не забудет.

А сейчас она ему расскажет.

— Дар, я люблю тебя. Ты это знаешь, верно?

— Ты хочешь рассказать мне что — то плохое?

— Не совсем плохое…

— …потому что так Сержант Кэл начинал, когда в детстве ему приходилось нас бранить. Ты знаешь что я тебя люблю, сынок, но ты не должен больше так делать. Но он нас любил, так что тут все было в порядке.

Теперь Этейн знала почему джедаи — джедаи ее сорта по крайней мере — страшились привязанностей. Сейчас она совершенно не контролировала положение и не могла быть спокойной. Любовь обнажает твои слабости. Но все равно, она не променяла бы ее ни на что, пусть даже ценой была бы возможность дышать. Это было высшим моментом ее жизни.

— Дар, мне нужно, чтобы ты меня выслушал. — Этейн стиснула его руку. Она хотела бы схватить его за плечи и удержать, но он был слишком высоким.

— Дар, я хочу сказать тебе кое — что, что должна была сказать уже давно. Пожалуйста, не сердись на меня, хоть я этого и заслуживаю…

Это его насторожило.

— Это Мереель?

— Что?

— Когда меня не было…

Этейн онемела на мгновение от шока.

— Файрфек, Дар, никогда! Нет, ничего подобного. Я никогда так не предам тебя. — Она так много, много раз подходила к этому моменту, и она вновь колебалась на грани. Это было мукой. Решайся. Скажи ему. Сделай это. Проклятье, неужели он действительно подумал, что она изменила ему? — Дар, причина, по которой я пять месяцев пропадала на Квиилуре… Я была беременна. Я носила ребенка.

Когда слова сорвались с ее губ, она почти что увидела, как они повисают в воздухе. Они зажили своей жизнью, у них были собственная форма и значение, реальность и могущество. Сколько бы раз она ни прижимала к себя Кэда, сколько бы она ни держала его на руках — он никогда еще не был настолько реальным как сейчас, пусть даже он был на чужом попечении и во многих световых годах от нее.

Дарман просто смотрел на нее. Она чувствовала его: он внезапно стал настолько же нейтральным эмоционально, насколько нейтральным было выражение его лица. Это оказалось похожим на разорвавшуюся бомбу. И это выбило из него все мысли.

— Что?

— Я носила ребенка.

Это были неправильные слова, но они были сказаны. Дарман отчаянно пытался понять, он моргнул, словно стараясь перевести с чужого языка, глядя ей прямо в глаза, но не видя ее.

Между ними распахнулась глубокая пропасть.

— Он умер? — выдохнул он слова. — Ох, Эт'ика…

Этого она не ожидала. Он все понял совершенно не так. Она говорила в прошедшем времени, и именно это зацепило его. Он даже не спрашивал, был ли ребенок от него. Словно он не связывал их отношения с возможностью появления детей.

«А что я ожидала услышать — после того что я сделала?»

— Нет, Дар, с ним все в порядке. Он замечательный. Он твой. Наш.

Взгляд Дармана не отрывался от ее глаз. Он смотрел, уже не мигая, и втягивал воздух сквозь зубы, словно собираясь закашляться. Этейн не могла почувствовать, что он собирается делать дальше. Теперь ей было страшно. Она знала что это потрясет его, но оказалось что он совершенно потерял голову.

— И ты не сказала мне? — наконец проговорил он. — Ты даже не думала мне рассказать?

Все было куда хуже. Надо ли ему знать, что она это сделала сознательно? Да, он должен знать, потому что она не может жить с ложью. Он и Кэд теперь были всей ее жизнью. Секретов быть не может.

— Я знала, что если я расскажу тебе, что я беременна — ты будешь нервничать, а тебе на фронте не нужны лишние волнения. — Не было смысла объяснять что ее остановил Скирата. Она обманывала Дармана с самого начала, планируя зачатие, уверив его в том, что нет риска беременности. Это была ее ошибка: она одна должна за нее расплачиваться. — А потом я не знала, когда тебе рассказать. И я боялась, что это обнаружит Совет Джедай, по многим причинам — что они меня выгонят, что они могут отобрать у меня Кэда..

— Это… так его зовут?

— Да. Кэд. Я звала его Венку, когда он родился, но потом ты сказал, что тебе нравится «Кэд», как имя для сына, помнишь? Когда… — Этейн запнулась. Она помнила — когда был тот разговор, и уже не хотела бы про него напоминать. Приближалась развязка. — …Мы говорили про имена.

У Дармана была отличная память. Не идеально эйдетическая, как улучшенная память «Нулевых», но помнил он ясно. Когда. Когда Скирата представил Кэда команде в качестве своего внука. Теперь оказалось, что и Кэл'буир в этом сидит по горло.

— Это был мой сын. — проговорил он. Этейн едва могла его расслышать. Он говорил почти что про себя. — Мой сын.