========== 15. “Границы недопонимания” ==========

— Громова, а ну стоять! — Ну ебучий случай!

— Что Ва. Тебе? — Устало вздохнула и развернулась на каблуках к одетому и запыхавшемуся учителю.

— Как что? Пошли, до дома тебя провожу, нам как раз по пути! — и весело ухмыльнулся, уклыдавая мою руку себе на локоть.

— Вам надо ко мне домой? — недоверчиво приподняла бровь, но руку, тем не менее, не убрала.

— Ну а как же? — в голосе привычная насмешка, в глазах — звезды и бесконечный лёд. Сомневаюсь, что человек с такой маской на лице может кого-то полюбить. — Я же у вас репетитором на полставки подрабатываю. — И подмигнул мне. Мы уже миновали ворота школы и шли по детской площадке.

— За те деньги, что платит тебе мой отец, можно купить неплохую тачку за полгода, так что я не понимаю, на что ты жалуешься.

— Ох, Громова, не в деньгах счастье! — сказал так, будто раскрыл величайшую тайну мира.

— А в чем тогда? — спросила я, мимоходом оглядываясь его профиль и растрепавшиеся на ветру чёрные волосы.

— Не знаю, — просто ответил он, смотря только вперёд. — Мне-то откуда знать?

— Вы говорили с такой уверенностью, будто знали ответ.

Он искоса бросил на меня короткий настороженный взгляд и снова устремил его вперёд, при этом утратив весь его смысл.

— Я это к тому, что ты сам не определился, какое поведение тебе больше подходит. — О, вот теперь все его внимания принадлежало мне.

— В смысле?

— В смысле? — переспросила, пытаясь понять суть вопроса. — А смысл в том, что Вы сами себя не знаете: то ты весь из себя такой покладистый, то саркастичная сволочь, то злобная мразь. Ты сейчас скажешь, что каждому свойственно менять поведение, и я соглашусь с тобой, но дело в том, что ты играешь за разных людей. Ты не на своей волне. Ты не можешь найти себя.

— Громова, — космос и лёд его глаз скользнули от груди, спрятанной под пальто, до глаз, а потом к губам. — Ты никогда не думала пойти на психолога?

— Нет, я всю жизнь думала, что пойду на переводчика, но, после разговора с вами, всерьёз задумалась о карьере военного журналиста.

И это было правдой. Слова учителя про пыльную библиотеку назойливо вертелись у меня в голове, и, когда выдалась свободная минутка, я всю ночь провалялась в кровати с открытыми глазами, пялясь в потолок.

В голове выстраивались цепочки мыслей, предположения, возможности, и все в итоге привело к недовольству старого выбора и полному удовлетворению нового.

Хотя, не полному.

Я не думаю, что я прям офигеть как этого хочу, просто на данный момент это — самый оптимальный выход, пока не найду другой.

— Военный журналист, серьёзно? — аккуратная чёрная бровь взлетела вверх.

— Нет, — со вздохом ответила я, — но другого варианта у меня пока нет.

— Хоспади, Громова, какой же ты сложный человек!

— Сказал мужчина с неопределившейся маркой поведения.

Секунда замешательства, и улицу наполняет его чистый и весёлый смех, а сам парень сгибается пополам, стискивая мою руку.

— Ох, Громова! Вот как крякнешь что-нибудь! — и снова засмеялся. — Редко, но метко!

Я хотела сказать, что шутник из него, как из меня балерина, а балерина из меня откровенно дерьмовая, но слова застряли на кончике языка, никак не решаясь сорваться, потому что лёд и космос смотрели прямо на меня, пожирая, засасывая в свои глубины.

Он коснулся моих холодных губ всего на секунду, а у меня уже ожог второй степени в области рта и атомный взрыв перед глазами.

Опасно. Чертовски опасно! Около этого перекрестка, от которого рукой подать до моего дома, нас могли увидеть! Мой отец мог возвращаться с встречи, Инесса могла ехать в салон. Могло произойти все, что угодно, в исходе чего меня бы отправили в закрытую школу для девочек до скончания дней.

Я ударила его в солнечное сплетение быстрее, чем успела подумать об этом. Пуховик, конечно же, смягчил удар, но мужчина все равно отступил от меня на шаг, широко раскрывая голубые глаза.

— Громова, это че сейчас было?

— Не смейте делать такого на людях! — зашипела я, наступая и прижимая учителя к фонарю. — Нас могли увидеть! Ты хоть подумал своей головой, что это могло привести к охуительно-неприятным последствиям? Или ты только членом и умеешь думать? — я откровенно наезжала на него, в то время как сам Саша смотрел на меня мрачно и немного зло. — Иногда, хоть иногда, нужно думать, что делаешь! — И, круто развернувшись на пятках, шагнула в сторону дома, подавляя желание убить учителя.

— Бас, Вольт, свои! — крикнула я, открывая чугунную калитку во двор. Два рослых добермана сразу же кинулись к моим ногам, весело тявкая и высоко прыгая, пытаясь зубами уцепиться за край болтающегося шарфа. — Фу! А где Фобос, Макс и Бабочка? — псы мне не ответили, зато за спиной засмеялся учитель, что впервые за пять минут обозначил своё присутствие.

— Оригинальные клички!

— С дедом придумали. — откликнулась я, пытаясь уделить внимания сразу всем. Три другие собаки, должно быть, в доме, а Инесса этого ой как не любит! Никогда не замечала за собой особого злорадства, но так хорошо на душе стало!

— Громова, что с лицом? — спросил учитель, не решаясь приблизиться к разыгравшимся собакам. И правильно делает! Если Вольт и Макс более-менее спокойные, то Фобос, Бабочка и Бас готовы отгрызть руку любому, кто косо посмотрит на хозяев. — Что за злорадная мина?

— Инесса ненавидит собак в доме, а когда бабушка с дедушкой приезжают, мы меняемся местами, и стебаться начинают уже над ней с Любой. — Ответила я и за ошейник оттащила собак от себя. — Пойдём.

Доберманы, пытаясь ухватить друг-друга за загривки, упрыгали на задний двор, в то время как мы прошли к железной двери, которая, по-моему, была способна выдержать ядерный взрыв.

На звук открываемой двери в прихожку выбежала бабушка, на ходу закидывая полотенце на плечо, а, увидев нас, бедная женщина начала картинно заваливаться в обморок.

— Хоспаде! Беатрис, не говори, что ты беременна! — учитель за моей спиной поперхнулся воздухом, а я лишь спокойно стянула шарф и закинула его на верхнюю полку. — Я морально не готова стать бабушкой в свои сорок! — Кажется, Александр Андреевич сейчас инсульт хватит, — настолько у него было ошарашенное лицо!

— Сорок восемь! — вставил свои пять копеек дед из зала, а бабушка, схватив с ближайшей тумбы вазу, запустила её на голос. — Сумасшедшая старуха!

— Молчи, старый хрыч! Твоего мнения мы не спрашивали! Бятка прямо сейчас может напомнить, как тебя пятнадцатилетний подросток перепил!

— Было дело! — крикнула я и поставила сапоги в специальную нишу, кивнув остолбеневшему учителю, чтоб тоже раздевался.

— Беатриса! — в прихожую вышел дедушка в шляпе для рыбалки, зеленой майке с надписью «Лучший дед в мире!», которую ему я подарила, и охотничьим ружьем на плече. — Вот почему ты всегда поддерживаешь эту старую ведьму?!

Я искоса посмотрела на бабушку Агнессу, которая, судя по её злому виду, сейчас задушит деда полотенцем, и честно ответила:

— Она платит больше!

Дед округлил глаза и оценивающе посмотрел на жену, но бабушка Агни уже не слушала его, она во все глаза смотрела на учителя за моей спиной.

— Бятк, умоляю, скажи мне, что парень за твоей спиной — твой парень? — умоляюще попросила она, отмахиваясь от рассерженного деда.

— Нет, ба, это мой учитель русского Александр Андреевич, он занимается со мной репетиторством.

— Жа-аль, — протянула она, снимая с плеча полотенце, — такой генофонд пропадает!

Бывший биолог, что с неё взять! Хотя, биологи бывшими не бывают, ибо бабушка периодически, шутки ради, предлагает вскрыть Инессу и посмотреть, что внутри, на что получает кулак перед носом от деда.

— Ладушки-оладушки, Арчи, с учётом того, что мы видим сейчас, какой срок ты ей даёшь?

— Хм-м, — дед пристально посмотрел сначала на меня потом на учителя за моей спиной и, протянув руку, назвал число, — все те же двадцать три.