...Итак, Эвелин Карнахэн, честная поборница научных изыскании, влюбленная в верования и обряды Древнего Египта, преданная памяти своего знаменитого покойного отца, продолжала читать те самые заклинания, которые постепенно возвращали мумию к жизни.
– Нет! – вдруг раздался чей-то истошный крик позади Эвелин.
Проснулся еще кто-то, а именно доктор Чемберлен.
– Нельзя этого делать! – вопил профессор. – Немедленно остановитесь!
Когда египтолог добежал до девушки на своих коротеньких ножках, она уже успела закрыть книгу, как школьница, застигнутая ночью за чтением запрещенного романа. Сейчас она обратила внимание на то, что профессор наконец-то снял свой знаменитый тропический шлем. Его жиденькие белесые волосы стояли дыбом. Наверное, оттого, что он ворочался во сне... Или от осознания ужаса, который учинила Эвелин...
Остановившись почти у самого костра, Чемберлен внезапно замер на месте и повернулся лицом к пустыне, будто услышал оттуда некий звук.
А это было действительно так. Вскоре до слуха Эвелин и О'Коннелла также донесся далекий жужжащий звук, словно откуда-то из-за горизонта к ним приближается самолет, только это жужжание казалось более пронзительным и с какими-то подвываниями.
Рик и Эвелин одновременно вскочили на ноги. В тот же миг, вздрогнув, в своей палатке проснулся Джонатан. Жужжание и вой теперь напоминали сигнал испорченной автомобильной сирены. В той стороне, где стояли палатки американцев, возник Бени. Он шел пошатываясь и держась руками за живот.
– Наверное, крыса оказалась больная, – спросонок пробормотал он, но глаза его тут же округлились от ужаса, как только он услышал все нарастающий гул, идущий из пустыни.
Хендерсон, Бернс и Дэниэлс тоже выскочили из палаток с револьверами в руках, когда до них донесся снаружи непонятный шум.
Все сгрудились в мерцающем свете костра, напряженно вглядываясь в сторону источника звука. Смущенные собственной беспомощностью, американцы громко рассуждали о том, что за чертовщина тут, могла происходить.
Вскоре «чертовщина» заявила о себе вполне материально. Жуткое, невероятно огромное облако саранчи опустилось на лагерь, покрывая все вокруг шевелящимся ковром.
Эвелин судорожно размахивала руками в воздухе, стараясь пробиться через вихрь крылатых насекомых. Она почувствовала, как О'Коннелл ухватил ее за талию и увлек за собой. Пробившись сквозь ливень саранчи, к ним присоединился Джонатан, и все трое помчались к трещине возле статуи Анубиса. Отчаянно пытаясь избавиться от ползающих по ним крылатых тварей, они старались как можно скорей достичь храма.
В это время Бени со своими американскими работодателями мчался к другому входу в лабиринт. А доктор Чемберлен, покрытый шуршащим саваном из саранчи, прижимая к себе вновь обретенную Кингу Мертвых, стоял и вопрошал небеса:
– Что же мы натворили?!
Отплевываясь от саранчи, успевшей заползти ему в рот, он присоединился к своим товарищам.
Эвелин, О'Коннелл и Джонатан уже знакомым путем добрались до зала бальзамирования, где и остановились, выбирая из волос и одежды запутавшихся там насекомых. Рик, более всех сумевший сохранить присутствие духа, не расставался со своим рюкзаком с оружием. О'Коннелл достал спички и зажег факел.
– Никогда в жизни не видел столько кузнечиков сразу! – признался он.
– Это не кузнечики, – поправила его Эвелин, стараясь быстрей прийти в себя. – Это саранча.
– Значит, это и есть одна из так называемых десяти казней? – истерично выкрикнул Джонатан, обращаясь к сестре. – Саранча!
– Это вовсе не казнь, Джонатан, – стараясь сохранять спокойствие, сказала Эвелин, – а природное явление. Связано оно с тем, что один раз в несколько лет у саранчи происходит гигантский прирост популяции, и когда все насекомые сразу взлетают и начинают мигрировать... получается как раз то, что мы только что наблюдали. – Девушка стряхнула с уха крупную саранчу.
Она отступила на шаг, и тут же почувствовала, как ее сандалия угодила но что-то скользкое.
– Тьфу ты! – в сердцах сплюнула девушка. – Я, кажется, во что-то вляпалась.
– Не во что-то, а в кого-то, – поправил Джонатан, нахмурившись, после того как опустил свой факел и исследовал ногу своей сестры.
Весь каменный пол зала был усеян отвратительными, скользкими лягушками!
Эвелин еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса. В это время к ней как раз обратился О'Коннелл:
– Насчет саранчи все попятно. Но разве египетские лягушки тоже неожиданно решили усиленно размножаться? И как им удалось прилететь сюда?
Прежде чем Эвелин успели ответить ему (правда, еще неизвестно, какие слова она нашла бы для этого ответа), земля под ногами отважных членов экспедиции начала трястись. Полы коридоров лабиринта были засыпаны песком, и теперь этот песок зашевелился, как будто внезапно ожил.
Люди стали свидетелями невозможного зрелища, представшего перед ними в свете факелов. Песок, казалось, тек по полу, постепенно образовывая перед ними высокий конус. Можно было подумать, что под покровом песка оживает какое-то существо. Откуда-то, видимо, из щелей между каменными плитами, появились они. Вершина песчаного конуса раскрылась, и это хлынуло оттуда потоком, словно лава из вулкана, покрывая все вокруг. Шевеление песка было вызвано не движениями какого-то неведомого существа, а огромной массой хищных скарабеев.
Сотни омерзительных навозных жуков растекались по полу и наступали в направлении людей.
Эвелин пронзительно завизжала, к ней тут же присоединился Джонатан. Даже О'Коннелл, вместо того чтобы скомандовать отход, как он и собирался это сделать, громко завопил.
Освещая дорогу факелом, Рик увлек своих друзей в один из боковых коридоров. Армия жуков следовала за и ими по пятам.
* * *
В другом туннеле лабиринта американцы тоже нашли спасение от полчищ саранчи. Впереди всех бежал Бернс. В одном из коридоров он за что-то зацепился. Очки в проволочной оправе соскочили с его носа и упали как раз под ноги бегущим, и кто-то из них тут же с хрустом раздавил их.
Без них и без факела Бернс здорово отстал от своих приятелей. Только прищурившись изо всех сил, он мог различить впереди какие-то неясные движущиеся фигуры. Скоро темнота туннеля поглотила их.
– Подождите! – кричал им вслед Бернс, – Подождите меня!
Но те либо не слышали его, либо им было просто наплевать.
Бернс изо всех сил старался сориентироваться в темноте. Он потихоньку затрусил вперед, одной рукой придерживаясь за стену, а другую выставив перед собой, чтобы не наткнуться на какое-либо препятствие. Где-то вдали его глаза различили слабый свет, но это было не пламя факела, а призрачное сияние луны, проникающее в подземелье сквозь трещину в потолке. Двинувшись в направлении света, Бернс вдруг различил смутные очертания чего-то или кого-то, появившегося футах в десяти перед ним.
– Дэниэлс? – обеспокоенно спросил Бернс. – Хендерсон? Это вы?
Неверной, пошатывающейся походкой американец приблизился к стоящей в полутьме фигуре, запнулся и, падая вперед, выставил руки, чтобы обрести опору.
Но его ладони провалились во что-то мягкое и податливое, словно в грязь. Тут же ему в ноздри ударило жуткое зловоние, и он рывком освободил увязшие руки. Раздался неприятный чавкающий звук. Даже наполовину ослепший, Бернс разглядел липкую жижу, покрывавшую его ладони. Постепенно в его мозгу сформировалось осознание того что перед ним стоит ожившая мумия. А вязкая субстанция являлась не чем иным, как гниющей плотью с копошащимися в ней личинками мух. Бернс истошно завопил, но в тот же миг костлявая рука с обрывками разложившегося мяса заткнула ему рот, заглушая отчаянный крик.
* * *
Преследуемый шуршащими насекомыми, О'Коннелл вывел Эвелин и Джонатана в ту часть запутанного лабиринта, где они еще ни разу небыли. Они добежали до зала, из которого куда-то вверх вела вырубленная из камня узкая лестница. Все трое бросились к ней.