Тем временем румынская разведка с каждым разом выставляла все новые и новые требования, выражая явное недовольство получаемыми через «курьеров» материалами. По некоторым отдельным подробностям их поведения можно было предположить, что они начинают догадываться, с кем имеют дело.
В сентябре 1933 года новый представитель РОВС в Румынии Жолондковский вызвал в Бухарест двух курьеров «организации» якобы для решения вопросов приема и сопровождения шхуны с оружием и взрывчатыми веществами. У ростовских чекистов с учетом анализа и оценки хода развития оперативной игры появились сомнения в целесообразности посылки этих «курьеров». Но в конечном итоге решили рискнуть, и два курьера появились в Бухаресте. Вскоре один из них вернулся с задачей подготовки приема шхуны на побережье в районе Геленджика. Второй «курьер», по словам Жолондковского и представителя румынской разведки майора Морозова, должен был отправиться на шхуне. Однако шхуна так и не прибыла, а в Бухаресте прошел слух, что она затонула вместе с командой…
На этом прекратилась работа по делу «Заморское» — под таким условным названием оно значилось в оперативных документах на протяжении долгих восьми лет. Продолжать эту длительную оперативную игру стало слишком рискованно.
Как сложилась дальнейшая судьба основных действующих лиц, проходивших по этому делу? Генерал Штейфон не отказался от своих убеждений и продолжал борьбу с советской властью уже в союзе с немцами. В 1941 году в Югославии генералом Скородумовым был сформирован по договоренности с немцами «Русский охранный корпус» (РОК). Заместителем Скородумова был Штейфон. Однако Скородумов со своими националистическими взглядами стал неугоден немцам, и его заменили Штейфоном на посту главы РОК, присвоив ему звание генерал-лейтенанта.
Генерал Геруа получил румынское подданство и, хотя отошел от активной антисоветской деятельности, оказывал помощь генералу Штейфону в вербовке людей для РОК.
Первоначально немцы предполагали бросить «корпус» на Восточный фронт для борьбы с Красной Армией, но впоследствии использовали его против югославских партизан.
После крушения фашистской Германии «корпус» был интернирован в Австрии летом 1945 года, генерал Штейфон вскоре умер там от разрыва сердца. Утраченных иллюзий он пережить не смог…
16. Убийство в западном экспрессе
Общественный интерес в Советской России к делу об убийстве дипкурьера Нетте и ранении его товарища медленно затухал. Постепенно, как бы исподволь, тема «злодейского покушения» на двух советских граждан с дипломатическими паспортами в кармане сначала исчезла с первых полос газет, из радиопередач, а затем и вовсе канула в Лету, оставшись лишь в художественном слове знаменитого поэта. «Помнишь, Нетте, — в бытность человеком ты пивал чаи со мною в дипкупе?» — вопрошал в те дни Владимир Маяковский.
Ранним утром 5 февраля 1926 г., когда пассажиры экспресса «Москва-Рига» еще спокойно спали, к купе, где находились советские дипкурьеры, перевозившие дипломатическую почту в Латвию, подошли двое неизвестных в масках. Стремительно приоткрыв дверь, запертую на цепочку, они в упор начали стрелять по сидевшим на своих койках пассажирам. Один из них — дипкурьер Теодор Нетте — был сражен пулями убийц наповал, другой — Иоганн Махмасталь — тяжело ранен. Превозмогая боль, Иоганн разрядил свой пистолет в нападавших, и когда на выстрелы сбежалась поездная бригада, их взору предстала жуткая картина: в лужах крови они увидели трех убитых. Имя одного установили сразу по диппаспорту. Личности нападавших — чуть позже. Ими оказались сыновья управляющего одним из помещичьих имений близ Риги братья Габриловичи.
О братьях-убийцах Теодора Нетте — чуть позже. Они были лишь исполнителями террористического акта. А его организаторами…
За несколько дней до трагических событий в экспрессе «Москва-Рига» на стол оперативного дежурного ИНО ОГПУ легла срочная телеграмма из Берлина: «Ввиду усиливающихся здесь слухов о готовящемся на территории Германии нападении на дипкурьеров, отправляющихся в Москву, посылаем с ними до границы усиленную охрану. Примите соответствующие меры для диппочты из Москвы».
В Москве на Лубянке «сигнал опасности» был воспринят очень серьезно. В столицы ряда европейских государств по линии внешней разведки ушли соответствующие директивные указания: «С сегодняшнего дня очередной дипломатической почты не отправляем и просим Вас очередную почту в Москву не направлять впредь до особого распоряжения».
Эта телеграмма-указание была первым сохранившимся до наших дней документом, который открыл «Дело оперативной переписки» внешней разведки России под кодовым названием «Почта». Шли дни, недели, и дело «Почта» из тоненькой брошюрки постепенно превращалось в солидный том. Дипкурьера Нетте всенародно похоронили, воздали должное его товарищу, заклеймили организаторов убийства из империалистического лагеря и, казалось бы, вопрос закрыли. Но это было не так. Вопросами расследования преступления вплотную занялась внешняя разведка.
На экстренном оперативном совещании в день нападения на дипкурьеров начальник ИНО М. Трилиссер зачитал текст известной уже читателю телеграммы из Берлина и попросил выяснить через агентуру и доверительные связи подробности об организаторах убийства. При этом он указал, что братья Габриловичи, беспечные отпрыски богатых родителей, вряд ли представляли себе, в кого они стреляли. Им, очевидно, просто приказали добыть любыми средствами кожаные вализы, которые якобы были набиты деньгами. «Что же касается организаторов покушения, то тут дело куда сложнее, — сказал начальник ИНО. — Подождем ответов из резидентур», — завершил совещание М. Трилиссер.
И ответы не заставили себя ждать.
Из Берлина 7 февраля 1926 г.: «При получении в Берлине первых сведений о нападении на советских дипкурьеров в морской отдел Военного министерства пришли два возбужденных морских офицера. Подозреваем связь морского отдела с нападением».
Из Берлина 9 февраля 1926 г.: «Морской отдел знал о нападении заранее. Английское посольство помогло».
Из Берлина 11 февраля 1926 г.: «Источник из Военного министерства сообщает, что английский военный атташе в Риге Ллойд совместно с немецким морским офицером Гаазе[22] три месяца готовили план нападения на русских дипкурьеров. Операция финансируется Ллойдом».
Из Берлина 12 февраля 1926 г.: «В Министерстве внутренних дел уверены, что за нападением на советских курьеров стоят английские интересы. Уже продолжительное время в МВД имелась информация о том, что определенные круги рейхсвера и морского ведомства поддерживают связи с английскими представителями по этому вопросу…»
Телеграммы из резидентур в Прибалтике косвенно подтвердили контакты братьев Габриловичей с иностранными спецслужбами, но не более того.
Из Каунаса: «По информации надежного источника в руководстве политической полиции Литвы, имеются убедительные данные о том, что нападение на советских дипкурьеров не носило уголовного характера, как это пытались представить следователи криминальной полиции Латвии. Братья Габриловичи, будучи заядлыми охотниками, постоянно проводили время в компании руководителей латвийской полиции, куда они и собирались поступить на службу. Среди охотников было также много иностранных граждан, с которыми братья имели тесные дружеские отношения».
Казалось, что потоку сообщений об организации покушения на советских дипкурьеров не будет конца, и все они в той или иной степени повторяли или перекрывали уже имевшуюся в ИНО разведывательную информацию, пришедшую сразу после трагедии в экспрессе «Москва-Рига». В этом потоке не было только одного — стопроцентного доказательства участия в заговоре английских и германских спецслужб. Начальник ИНО предпринял последнюю попытку прояснить ситуацию. Он направил в Берлин письмо резиденту и попросил по возможности дотошнее «покопаться» в этом деле. И вдруг — неожиданный успех. Берлинская резидентура раздобыла личное письмо одного из заговорщиков (Ллойда) другому (Гаазе) от 14 января 1926 г., то есть датированное тремя неделями ранее нападения на советских дипкурьеров. Вот выдержка из этого письма, которая, пожалуй, все расставляет по своим местам:
