Было одиннадцать часов. Я сказал своим сотрудникам:

— Я поручаю лейтенанту Манчеву доказать, что эта шкатулка открывалась Дорой Басмаджиевой и доктором Беровским. Для начала ему придется расследовать, кто был человек в красном шарфе и серой шляпе и куда носили эту шкатулку. Кроме того, он должен узнать, когда доктор Беровский выходил вчера со службы, с которого и до которого часа он ходил по городу. А вы, — обратился я к Данчеву, — идите по пути вашей гипотезы, ищите своего идиота!

— Хе-хе-хе! — засмеялся Манчев.

Я выразил благодарность сержантам за ценную находку и поручил им быть внимательными к Басмаджиевой, но не допускать ее к телефону. Приказал инспекторам явиться на оперативное совещание на это же место в семнадцать часов.

И я отправился на доклад к генералу.

Я рассказал генералу об обстановке, сопутствовавшей убийству, и изложил ему обе гипотезы, которых я предлагал придерживаться, чтобы настичь убийцу и его помощников: мою гипотезу и гипотезу инспектора Манчева. Упомянул в нескольких словах и о точке зрения Данчева. Я постарался излишне не выделять «звонок по телефону», так как надеялся, что в ходе розысков и эта «случайность» получит свое разрешение.

Генерал, человек в годах, с поседевшими волосами, мужественным лицом, хитрыми глазами и несколько скептическим взглядом, терпеливо выслушал меня, все время прохаживаясь по кабинету и лениво потягивая сигарету второго сорта без фильтра. Когда я закончил рассказ, он сел на стул за огромное бюро, помолчал некоторое время, потом снисходительно пожал плечами и развел руками.

— Если вы встали на этот путь, то действуйте, — сказал он. — Действуйте, хотя я думаю, что этот путь в конечном счете приведет вас в тупик. Почему я так думаю — я не смог бы вам объяснить; это скорее чувство, больше чувство, чем, как говорят, «трезвая мысль»… Да! Есть что-то в моем сознании, что сопротивляется вашим «имущественным» и «моральным» побуждениям… Хм!..

Как и полагалось по уставу, я чинно молчал.

— Странно! — опять развел руками генерал. — Убить в наше время такого человека, как профессор Астарджиев, из-за какой-то виллы — подобное предположение выглядит просто обидным! А это присвоение его антигриппозного открытия прямо напоминает мне товар с маркой «Made in USA»!

— Предварительное следствие исходит только из предполагаемых обстоятельств, товарищ генерал! — не сдержался я.

Он был из начальников старшего поколения и, наверное, измерял вещи своей, более давней меркой.

— Обстоятельства! — возроптал он и махнул рукой, будто хотел разогнать едкий дым от своей сигареты. — Когда я слышу слово «обстоятельства», которое вы, молодые, так любите, мне, знаете ли, хочется критически взглянуть на ваше обучение, да и на ваше воспитание!.. Обстоятельства! А человек? Чем являются обстоятельства без человека? Вещами, которые ты можешь передвигать и так, и сяк, и создавать обстановку по своим вкусу и убеждениям!.. Вы расставили вещи одним способом, лейтенант Манчев — другим; он близок к вашему стилю; а Данчев — ему же пришло в голову расставить вещи в порядке, коренным образом отличном от вашего… Все вы перемещаете туда-сюда одни и те же вещи. Перемещаете одни и те же ОБСТОЯТЕЛЬСТВА в РАЗЛИЧНЫЕ места!..

Он погасил в огромной металлической пепельнице догоравший окурок, постоял некоторое время, задумавшись и хмурясь, потом вдруг резко повернулся ко мне.

— Сегодня вечером, в двадцать часов, я бы желал, чтобы вы мне доложили, к чему вы пришли! Я хочу услышать ваше окончательное мнение.

— Слушаюсь, товарищ генерал! — отрапортовал я по уставу.

Он снисходительно улыбнулся, оглядел меня с ног до головы и пожал плечами.

— Сосредоточьте внимание на следующем! — поднял он указательный палец. — Если вы не установите, кто и почему звонил профессору, заверните свою гипотезу в оберточную бумажку и выбросьте ее в мусорную яму!

— Постараюсь, товарищ генерал, выяснить и это обстоятельство, — ответил я угрюмо.

Я проворно спустился по лестнице управления и на служебной машине помчался в отдел, где находились центральные технические службы. Я говорю «помчался», потому что угрожающе поднятый указательный палец генерала торчал перед моими глазами как телеграфный столб. Эти начальники старшего поколения еще не отвыкли от патриархальной привычки считать нас своими и потому — похлопывать нас по плечу с подобающей отцовской строгостью, чтобы мозги у нас лучше варили…

Я пошел к начальнику службы, занимающейся делами почты, телеграфа и телефона, рассказал ему в телеграфном стиле о происшедшем вчера вечером случае и попросил найти живым или мертвым человека, который звонил по телефону профессору в одиннадцать часов вечера.

После того как мы закончили совещание в квартире профессора (вечная ему память!), я первым выбрался на улицу. Шел отвратительный снег, мелькали редкие прохожие. Снег и пустота улиц — такое сочетание мне совершенно не по душе! Каждый спрятался в воротник своего пальто или под зонтом, поди узнай кого-нибудь, если ты, не дай бог, отправился на поиски! Распознать кого-нибудь, когда валит снег как из рога изобилия, — такое бывает, конечно. В кино. Я не знаю, почему в фильмах всегда хватают преступника, когда валит густой снег или льет сильный дождь.

Я поспешил в телефонную будку, чтобы позвонить жене. Должен признаться, что я взял трубку, ощущая какую-то тревогу в сердце. Почему? Потому что боялся, что мой звонок может остаться без ответа. Это со мной случалось. Ну и что же? Моя жена молода, тяжело переносит одиночество и, когда я вечером задерживаюсь немного дольше, убегает из дому куда глаза глядят. К своей матери, к подругам, только бы не быть одной. Поэтому я всегда испытываю некоторое беспокойство, когда случается звонить ей утром. Откуда мне знать, что я услышу: милый ли голосок жены или гудки автомата. У кого молодая жена, тот хорошо знает эту маленькую подробность семейной жизни.

Слава богу, в это утро гудка не было. Напротив, пока я собирался спросить свою милую, как она, жена меня опередила, словно была чем-то взволнована:

— Приходи домой обедать вовремя, Митечка! Получишь бульончик с морковью и картофелем и цыпленочка, фаршированного каштанами и изюмом.

Я повесил трубку, не сказав ни слова! После роскоши, которую она пообещала, имел ли я право спросить ее, ночевала ли она дома? О, я не дровосек, который раз в год спускается с гор в село…

И я отправился заниматься своими делами. Для подобных случаев у нашего генерала была мудрая присказка. Смысл ее следующий: если инспектор отправляется в милицию по заданию — он должен выбросить свои домашние дела в первый попавшийся на глаза мусорный бак. А мусорные баки — почти перед каждым домом. Когда бог создавал софийца, наверное, первой вещью, на которую он ему многозначительно указал своим указательным пальцем, был… мусорный бак. Я не очень ловок в ходьбе, особенно когда идет сильный снег, поэтому я вторично вернулся к телефонной будке и попросил в оперативной транспортной службе послать мне служебную машину. И пока я ждал машину, я вновь взвесил в уме мою гипотезу и предложение майора. Если бы я, например, был на месте майора, мне, несомненно, понравилась бы такая гипотеза. И если бы кто-нибудь сказал мне, что считает возможным, чтобы Краси убил профессора, я бы приказал немедленно измерить ему температуру: чего не наболтает человек, когда у него жар. А если бы кто-нибудь заявил мне, что Беровский совершил убийство, что та кукла ему помогала, я бы, честное слово, умер со смеху…

Разумеется, я не из тех, кто зажмуривается каждый раз, когда проходит около хорошего. Наш человек здорово ведет себя при допросах! Он мастерски допрашивает как следователь. Зачем ему надо было переходить на оперативную работу!

То же самое — и мой коллега Данчев! Пойди он работать в кино, делать фильмы — ему бы цены не было. Мог бы получить и «Оскара». Он фантазирует и важничает, и клыки ему бог дал, но одного у него нет — нюха. Того, что ведет гончую именно под тот куст, где сидит длинноухий. Нюх не приходит из книг, как думают некоторые ученые люди. Он — божий дар. Или ты имеешь его — или нет!