Меня зло берет, почему он вмешивается в мою работу, — каждый сам за себя в ответе. Я не имею высшего юридического образования, но у меня пятнадцать лет служебной практики, и я по опыту знаю, что довольно часто ошибаются те, кто думает, что эта работа — розыски убийцы — происходит по написанным правилам. Знаешь правила, командуешь согласно им и уверен, что держишь убийцу в своих руках, хе-хе!..

Ничего. Сегодня вечером увидим, действовали ли Кодов и Беровский отдельно или в сговоре. Моя задача — как ее определило начальство — состоит в следующем: установить, кто этот человек с красным шарфом и в серой шляпе. Если человек с красным шарфом доктор Беровский, как утверждает достопочтенная тетя Мара (да так я и сам предполагаю), то история убийства профессора развивалась следующим образом:

1. Вчера, 7 января, доктор Беровский приехал на такси к дому профессора, и Дора Басмаджиева передала ему запертую на ключ шкатулку.

2. Доктор Беровский отвозит эту шкатулку слесарю, и тот открывает ее.

3. Доктор Беровский и Дора Басмаджиева находят в шкатулке блокнот профессора, где записана формула противогриппозного лекарства, а также еще какой-то важный документ, который должен быть нотариально заверен сразу после прибытия Радоя — вилла в Бояне присуждается Радою.

4. По-моему, доктор Беровский знакомит Кодова с этим документом и предлагает ему вовремя убрать профессора.

5. Каждый в отдельности (или оба) Кодов и Беровский уговаривают какое-то лицо позвонить профессору без двух-трех минут одиннадцать.

6. В одну-две минуты двенадцатого профессор убит.

7. Есть три варианта убийства: или Кодов убил один, или Беровский убил один, или они оба совершили убийство. Первые два варианта майора, третий — мой.

Я надеюсь, что сегодня вечером на совещании мой вариант будет признан самым правдоподобным. И я, вернувшись домой в великолепном настроении, уже с порога изумлю свою жену фатальным вопросом:

— А ты, любезная, где была с седьмого на восьмое?

Спорю на двух цыплят, приготовленных с изюмом и каштанами, что ужин инспектора ничуть не утратит своей прелести, если даже он не получит от своей благоверной удовлетворительного ответа. Потому что в нашей инспекторской жизни самое важное — поймать преступника. Когда ты добьешься удачи, ну, тогда можешь, разумеется, позволить себе роскошь смотреть свысока на события, происходящие в твоем собственном доме. Поэтому я уже сейчас предчувствую, что цыпленка с каштанами я съем с превеликим удовольствием.

Как только прибыла машина, я отправился прежде всего в диспетчерскую службу таксомоторного парка. Менее чем за полчаса мы нашли водителя, который делал рейс вчера рано утром на улицу Чехова. Пышущий здоровьем краснощекий парень, видно недавно отслуживший в армии.

— Откуда ты вез своего клиента? — спросил я его, показав удостоверение. — Из Центра эпидемиологических исследований в Овча-Купел, не так ли?

Тот посмотрел на меня, остолбенев.

— Вовсе нет! — сказал он. — Я взял клиента на улице Коларовской, думаю, около номера 35.

— Номер 45! — поправила его служащая.

Она открыла журнал и постучала пальцем по тому месту, где был записан номер заказа.

Я почувствовал, как от какой-то внезапной слабости мои колени начали медленно подгибаться.

— Как выглядел твой клиент? — спросил я шофера. — Высокий, с красным шарфом на шее и в серой шляпе?

Парень задумался.

— О шляпе не помню, — сказал он, — но о шарфе — да. Только он был не высоким, а среднего роста, даже маленький. И худой.

Мои колени продолжали подгибаться, и я был вынужден переступать с ноги на ногу. Я попросил у служащей разрешения закурить. Закурил.

— Когда вы прибыли к тому дому на улице Чехова, почему твой клиент не вышел из машины, а вышел ты?

— Он попросил меня, товарищ.

— Что было в узле?

— Не знаю, товарищ. Было уложено в картонную коробку и довольно тяжелое. Наверное, из металла.

— Куда вы отвезли это что-то?

— Опять туда же, товарищ. На улицу Коларовскую, дом 45. Человек мне заплатил, поблагодарил и вошел в дом с этой вещью.

Я набрал номер телефона профессора. Ответил сержант Наум. Я приказал ему спросить у Доры Басмаджиевой, как зовут ее брата, улицу и этаж. Через полминуты сержант докладывает: «Брата Басмаджиевой зовут Иван Пырванов Филипов, проживает по улице Коларовской, дом 45, на четвертом этаже».

Я поблагодарил водителя и служащую и вышел из диспетчерской. А моему водителю дал указание:

— Угол бульвара Заимова и улицы Пауна Грозданова!

Я спросил управляющего кооперативной мастерской по ремонту бытовой техники:

— Работает у вас человек по имени Иван Пырванов Филипов?

— Есть такой товарищ! — сказал заведующий и слегка вздохнул.

— Если судить по вашему лицу, то он порядочный фрукт?

Управляющий молча пожал плечами.

— Где этот человек?

— Со вчерашнего дня — в отпуске по болезни.

— Хм! — сказал я. — Часто он «болеет»?

— Да бывает. В зависимости от «частного сектора». Как скопится много приборов для ремонта, запирается дома и «болеет». Он у себя оборудовал мастерскую. Нашел врачей, которые выписывают ему бюллетень.

— Почему вы его не уволите? — спросил я, хотя уже потерял всякий интерес к этому типу.

— Как его уволить, когда он оправдывает свое отсутствие медицинскими справками! — развел руки заведующий. — Да и за него заступаются разные видные люди. У него есть сестра, секретарь знаменитого профессора. Она два раза хныкала здесь, чтобы я не держал себя строго с ее братиком, потому, мол, что он болезненный еще с детских лет!

— Если вас трогает подобное хныканье, — сказал я, — то этот мерзавец долго еще будет на вас ездить.

Переполненный гневом и горечью, я вышел на улицу. У меня было чувство, что доктор Беровский возносится к праведникам. Так рисуют на иконах вознесение сына божьего к своему отцу. Я почувствовал свои руки пустыми — такими пустыми, что они просто болели, точно отмороженные.

Поблизости была телефонная будка. Я набрал номер и попросил связать меня с лаборантом Любеновым.

— Ну, как себя чувствуете, что делаете? — спросил я молодого человека.

— Чтобы очень уж весело — нет, но работаем.

— А как доктор Беровский — он как ведет себя?

— Нормально.

— Скажи мне, Любенов, он выходил вчера в рабочее время?

После небольшой паузы Любенов ответил:

— В рабочее время он никуда не выходил.

— Благодарю, друг! — И я, как идиот, кивнул трубке.

У меня оставалась еще надежда. Я решил и ее положить на весы, чтобы хоть как-то утяжелить ту чашу, на которую я нагромоздил винтики и колесики моей гипотезы. Тот, кто возил шкатулку к слесарю, чтобы открыть ее, мог навести меня на след!

В Софии было два слесаря, которые были мастерами по старым шкатулкам. Одного звали бай Трифон, а другого — бай Петр.

Поехал к первому.

— Бай Трифон, — спросил я, — приносили к тебе открывать небольшую старую шкатулку марки «Буржев»?

Старик подумал и отрицательно покачал головой.

— Ты уверен? — Я хватался за соломинку как утопающий. — Может, месяц, неделю, год тому назад?

Старик опять покачал головой:

— Не помню, чтобы мне приносили шкатулку марки «Буржев» ни вчера, ни позавчера, ни год тому назад! Вот! — Он надел очки и раскрыл обшарпанную общую тетрадь, такую ветхую, будто она была еще с времен Балканской войны. Перелистав ее, остановил взгляд на одной из последних страниц и начал водить по ней указательным пальцем, как это делает старьевщик своей палочкой, когда копается в выброшенном старье. — Ведь я тебе сказал, уважаемый… Вот… никакого «Буржева»! Посмотри сам, уважаемый, убедись!

У меня не было оснований не верить ему — с бай Трифоном я работал около десяти лет и относился к нему с почтением.

И у Петра пошло хорошо. Но… но — вспять от «полезного эффекта», как теперь говорят.

На мой вопрос о том, имел ли он дело в последнее время или раньше — имел ли он вообще дело со шкатулкой марки «Буржев», бай Петр поднял очки (они напоминали очки врача) над поседевшими бровями, подкрутил торчащие усы, обесцвеченные хной (признак бывалого охотника), и с хитрой улыбкой спросил: