На кровать запрыгнул Чип, потоптался по матрасу и плюхнулся на свободное место. И он цепко держал взглядом Кёнсу, отслеживая каждое его движение.

— Я не могу включить свет, — едва слышно пробормотал Кёнсу, скользнув губами по виску Чонина. — Для тебя — не могу. Никто не может. Прости. Не здесь. Но я могу попробовать включить свет где-то ещё. Если ты веришь в перерождение, как и я. Если нет, то… уже ничего изменить нельзя. Это только тебе удаётся излучать свет, будучи во тьме. Я так не умею…

Кёнсу умел только выключать свет. Навсегда, если после смерти в самом деле уже нет ничего.

Он дотянулся до столика, взял из коробки мерцающий хризолит и вложил в ладонь Чонина, крепко сжал смуглые пальцы и накрыл кулак Чонина собственной ладонью.

— Просто спи. Тебе непременно приснится что-нибудь хорошее, обещаю.

========== Часть 8 ==========

Комментарий к Часть 8

Доброй ночи, котики, вот и продолжение несу :)

Ваша Бета

Часть 8

На рассвете Кёнсу осторожно выбрался из объятий Чонина, сполз с кровати и принялся собирать вещи для грядущей поездки, заодно приготовил и лёгкий перекус в дорогу. На всякий случай. По утрам у Чонина аппетит железно спал сам по себе, но потом мог и оклематься. Мало ли.

Когда-то Кёнсу тоже мог похвастать отсутствием аппетита по утрам, но Шивон всегда твердил ему, что это признак душевной раны. “Если по утрам есть не хочется, это значит, что у тебя что-то болит. Не снаружи. Внутри. Что-то тебя гнетёт и разъедает, как сильная кислота. И это — плохо, потому что ты теряешь силы и веру”. Кёнсу научился испытывать голод по утрам, но Чонин… У Чонина хватало причин для беспокойства и отсутствия аппетита по утрам.

Первым к кухонному столу пожаловал Чип, обошёл по кругу, добрался до миски на полу, обнюхал и недовольно покосился на Кёнсу. Еду пёс принимал и из рук Кёнсу, но всегда тщательно обнюхивал и никогда сразу не набрасывался. Первое время Кёнсу подумывал о том, что можно и убрать собаку, но вскоре пришёл к выводу, что посторонние примеси в еде Чип всё же почует. В общем, такой риск себя не оправдал бы.

Кёнсу забрал миску у Чипа, вернул через пару минут. Чип предсказуемо всё обнюхал, лизнул на пробу, выждал немного и только тогда взялся за угощение всерьёз, но при этом продолжил с подозрением коситься на Кёнсу.

Меховой зубастый засранец.

Кёнсу слегка помассировал пострадавшую от зубов Чипа ладонь, взял со стола чашку с кофе и сделал маленький глоток. Горячо, но освежающе.

Присев на край стула, снова глотнул кофе и ещё раз прокрутил в голове план. Три дня на поездку. Если привести план в действие сразу, не покажется ли это подозрительным? Очень даже может быть. Хотя играли роль и вопросы, оставшиеся без ответов. Кёнсу всё же хотел кое-что узнать о Чонине, пока это было возможно, значит, выполнить заказ лучше под занавес.

Пока это выглядело просто, но Кёнсу знал наверняка, как будет трудно на деле. Ещё он знал, что жить во тьме сложно. Знал, что есть тысяча оправданий тому, что он собирался сделать. Знал, что есть тысяча доводов, делающих смерть Чонина правильной и закономерной. В конце концов, всем придётся умереть так или иначе. И Чонину — тоже. Кёнсу просто не хотел его убивать, и вот это можно было обозвать тоже тысячей слов: от слабости до непрофессионализма. Но личные соображения не должны мешать работе, иначе…

Насколько было бы проще, если бы год назад у Шивона ни черта не получилось бы. Или если бы год назад Хон Сончжин потребовал именно смерти Чонина. Случись всё так — и Кёнсу никогда бы Чонина не встретил.

Красивое оправдание, но насквозь лживое. Потому что причина не в Чонине, а в самом Кёнсу. Потому что не Чонин принимал за него решения. Кёнсу сам решал за себя. И за каждое своё решение он сам нёс ответственность. Вот так вот просто.

Кёнсу мог быть паршивым профессионалом, не вопрос, но трусом он не был никогда, потому признавал собственные просчёты прямо и честно. Это он сам заинтересовался Чонином. Это он сам полез распутывать клубок и рыться в том, что его не касалось. Это он сам сделал шаг вперёд, чтобы оказаться к мишени непозволительно близко. Это он сам сделал ошибку, несмотря на предостережения и науку Шивона. И он сделал это осознанно, понимая, какими могут стать последствия.

И, чёрт возьми, Кёнсу сам читал инструкции по заказу, когда принимал его. Мог ведь отказаться, потому что уже тогда заказ ни черта не был обычным. Потому что уже тогда ясно было, как день, — заказ паршивый. Только Кёнсу согласился. Несмотря ни на что.

А теперь вот сидел и пытался найти сбой в системе, глупо надеясь, что это ему чем-то поможет. И прекрасно понимал при этом, что тут лишь один выход — довести дело до конца. Если он до конца дело не доведёт, контора, скорее всего, от него избавится. Потому что контору не устроят его объяснения. Потому что исполнитель, не справившийся с работой один раз, может не справиться снова. Потому что один просчёт всегда накладывает отпечаток на образ мыслей исполнителя. Потому что нельзя один раз отступить от правил и сохранить себя прежним. И это — правильно. Кёнсу отлично понимал мотивы руководства и политику конторы в этом свете.

Зато он не понимал, как удалось Шивону столько лет проработать в конторе и не оступиться. Где она вообще — эта грань?

Кёнсу допил кофе, но ответа на вопрос так и не нашёл.

Путь к побережью показался долгим и тягостным, потому что Чонин молчал, а Кёнсу не знал, с чего начать разговор. Оживлённым казался только Чип, метавшийся по салону автомобиля. Потом Кёнсу арендовал катер, перетащил туда две сумки с вещами, отвёл Чонина и сел с ним рядом. Чип покрутился возле них и ушёл обнюхивать хозяина катера. Тот трепался за троих и рассказывал о погоде на побережье, паршивой рыбалке и наплыве туристов. Кёнсу его не слушал и наблюдал за Чонином.

Чонин по-прежнему выглядел полностью погружённым в себя и безразличным ко всему, но Кёнсу подмечал, с какой жадностью он вдыхал солоноватый морской запах.

Катер пришвартовался у нужного островка с западной стороны. Тут удобнее было подходить к обрывистому берегу. Старые мостки ещё вполне годились для использования, а от них вверх по склону убегала узкая тропа, ведущая к дому.

Кёнсу расплатился и договорился с владельцем катера, что тот заберёт их к вечеру третьего дня. Договорились на семь часов. Потом Кёнсу шагал по тропе, а Чонин шёл следом, удерживаясь за его плечо.

— Дом на вершине, можно сказать, — объяснял на ходу Кёнсу. — Купаться лучше с южной стороны. Я тебя потом отведу туда. В восточной части — лес. Ну как… скорее, роща, чем лес. Там же в низине — источник. Вода холодная, но поодаль есть заводь, где вода за день нагревается. Там можно мыться. Но в восточную часть тебе одному не стоит соваться — рельеф ни к чёрту, да и тропинок почти нет.

Чонин молчал и в пути, и тогда, когда они добрались до дома. Кёнсу оставил его снаружи в компании Чипа, сам же первым делом вымел из дома пыль и листву, перетряхнул как следует плетёные коврики, развесил в узком стенном шкафу одежду. Хотя что там было развешивать… Шорты и футболки, ничего больше они с собой и не брали, да и зачем?

Затем Кёнсу сбегал к источнику, чтобы набрать воды в специальные ёмкости и сделать питьевой запас, а когда вернулся, не нашёл ни Чонина, ни Чипа. В растерянности побродил вокруг дома, потом сунулся в южном направлении. В конце концов, Чонин только туда и мог пойти, потому что путь достаточно ровный. Странно только, что пошёл один, ведь Кёнсу предупреждал, что в одиночку Чонину трудно будет гулять по островку.

В южной части берег походил на плавно уходящую под воду гранитную плиту. Ни песка, ни зарослей, ни гальки — сплошная каменная поверхность, монолитная. И скользкая у кромки воды. На мелководье там торчал Чип. Белый мех намок, но даже в таком виде Чип не казался жалким и тощим. Он брезгливо встряхнулся, медленно выбрался на сухую каменную поверхность и громко гавкнул.

Кёнсу чуть не стало дурно, когда после этого гавканья вынырнул Чонин. На приличном удалении от берега. И Кёнсу враз ощутил полную беспомощность, потому что прямо сейчас он вообще ничего не мог сделать. Совсем. Потому что вода, глубина, а плавать Кёнсу умел только в теории.