— Что… — Чонин осёкся, но потом всё же вновь попытался спросить: — Всё было в порядке?
— По-моему, да. Если ты можешь повторить, я посмотрю из зала. Хочешь?
Чонин закусил губу. Его глаза смотрели «сквозь» Кёнсу. Он кивнул.
— Тогда спускайся и снова выходи на сцену. Я как раз добегу до места.
Кёнсу пробежался по сцене, спустился по ступеням и сел в седьмом ряду. Чонин уверенно вышел и начал снова танцевать, но уже с той скоростью, с какой следовало. Держался уверенно и великолепно отыгрывал образ. И совершенно не походил на слепого. После вращения остановился точно на «двенадцать» и продолжил танец.
Кёнсу заметил господина Хона не сразу — тот какое-то время стоял в проходе и тоже смотрел на танцующего Чонина, затем повернул голову в сторону Кёнсу.
— Впечатляет, не так ли? Если не знать, что он слепой, как крот, в жизни не догадаешься.
— Пожалуй, — тихо отозвался Кёнсу. — Вас только это впечатляет?
— Не только. Он вам нравится?
— Я просто выполняю свою работу. А вам он нравится?
— «Нравится» — слабое словечко. Надеюсь, вы выполняете свою работу прекрасно.
— На меня никогда не жаловались.
— Не давайте повода исправить это.
— А я даю такой повод?
— К счастью, нет.
Господин Хон круто развернулся и довольно поспешно удалился, оставив Кёнсу в некотором недоумении. Их диалог казался двусмысленным, и по этой причине Кёнсу был почти уверен, что заказчик как раз господин Хон. Но это и озадачивало. Те чувства, какие господин Хон испытывал к Чонину, плохо вписывались в ситуацию с заказом. Если Хон так сильно жаждал получить внимание Чонина и добиться расположения, то какого чёрта? Зачем убивать человека, что сводит тебя с ума? Ещё и убивать вот так вот — с нечеловеческой жестокостью? Конечно, Чонин явно не испытывал тёплых чувств к господину Хону, но с какой стати ему испытывать тёплые чувства, если господин Хон вёл себя неправильно? За людьми, к которым испытывают притяжение, ухаживают не так. И не говорят им тех слов, что господин Хон говорил на тёмной лестнице в агентстве. И не издеваются.
Кёнсу утомлённо вздохнул. В нынешнем своём задании он уже ровным счётом ничего не понимал.
— Нужно заехать в агентство, — сообщил ему позднее спустившийся со сцены Чонин.
Раз уж нужно…
В агентстве Чонин застрял в кабинете господина Шина — они обсуждали расписание и какие-то условия. Кёнсу отправили за лёгким перекусом и напитками. Пока он за всем этим бегал, господин Шин куда-то подевался, и вместо него в кабинете Кёнсу обнаружил яркого молодого человека, опустившегося перед креслом, где сидел Чонин, на корточки.
— Давай, мне же тоже интересно, — уговаривал он Чонина, подбивая на что-то.
— По-моему, это странно и не…
— Да ладно тебе. Ну?
Чонин неожиданно смутился, и Кёнсу застыл на месте, разглядывая слабый румянец на его скулах. А потом Чонин и вовсе улыбнулся. Нормально улыбнулся, без издёвки или насмешки. Улыбка сгладила его резкие черты и полностью изменила лицо. На щеках даже появились милые ямочки. Он больше не казался холодным и жёстким, скорее, ярким, даже сияющим, горячим. Как солнце.
Кёнсу едва не выронил из рук пакет, узрев эту метаморфозу.
Чонин плавно повёл правой рукой. Тот парень, что сидел перед ним на корточках, поймал его руку в ладони и поднёс к своему лицу, заодно прикрыв глаза. Через миг Чонин робко касался лица странного парня кончиками пальцев обеих рук, изучал черты на ощупь и продолжал улыбаться. То есть, сиять. Как солнце.
— Ну как? Узнаёшь? Знакомое лицо ведь, да?
— Раньше я так никогда не делал. У тебя большой нос, кстати.
— А вот и нет! У меня нормальный нос! Тебе обязательно меня дразнить, да? Вот вечно ты…
— Тэмин, у тебя точно нос внушительный. Хотя бы на ощупь, — возразил Чонин и внезапно рассмеялся, запрокинув голову. Кёнсу едва не унесло мощной волной веселья: Чонин смеялся громко и заразительно. Кёнсу в жизни бы не подумал, что он так умеет.
— Ты специально так говоришь. Издеваешься, да? — Тэмин ощупал собственный нос и обиженно фыркнул. — Ну что, теперь меня ни с кем не спутаешь на ощупь?
— Наверное. Но я ведь сказал, что раньше так не делал. Вряд ли люди нормально будут воспринимать то, что я буду трогать их лица, — тихо отозвался Чонин, положив руки себе на колени.
— Перестань, это же естественно. Каждому хочется знать, как выглядит его собеседник. Особенно если это частый собеседник, а не человек, с которым увидишься от силы пару раз. — Тэмин заметил Кёнсу и вопросительно вскинул брови.
— Я всё купил, — счёл нужным сообщить громко и отчётливо Кёнсу, обозначив для Чонина своё возвращение. Чонин тут же перестал улыбаться и принял серьёзный вид, мгновенно замкнувшись в себе. Вот пожалуйста. Наедине с Тэмином он был более открытым — таким открытым, каким Кёнсу ни разу его не видел.
— Мне пора бежать, увидимся потом. — Тэмин потрепал Чонина по плечу и прошёл мимо Кёнсу, окинув его изучающим взглядом. Когда дверь за Тэмином закрылась, Кёнсу зашуршал пакетом и подал Чонину круассан и стакан с горячим шоколадом.
— Это твой друг?
— Мы выступаем вместе, — холодно произнёс Чонин и вцепился зубами в круассан, чтобы избежать новых вопросов.
Кёнсу в тишине смотрел, как Чонин ест. Когда круассан доблестно пал в неравном бою, он подошёл к креслу и присел на корточки, как недавно Тэмин, протянул руку и прикоснулся к колену Чонина.
— Ты можешь потрогать моё лицо.
— В этом нет никакой необходимости, — отказался Чонин.
— Есть. Я ведь всё время рядом с тобой.
— Это твоя работа. — Чонин отвернулся. Кёнсу перевёл взгляд на его руку — пальцы впились в подлокотник. В другой руке он держал стакан с горячим шоколадом. Недолго думая, Кёнсу взялся за запястье Чонина и уверенно притянул руку к своему лицу. Кончики пальцев заметно дрогнули, коснувшись его лба.
— Ну же. Я же не против. Хотя бы будешь представлять, как я выгляжу.
Чонин явно собрался сказать что-то резкое, но в этот миг Кёнсу отпустил его запястье, и пальцы тронули брови, переносицу, скользнули по опущенным векам и щеке. Чонин помедлил, но всё же любопытство, похоже, победило. Кёнсу даже дышать перестал, пока чуткие пальцы то ли ощупывали, то ли гладили его лицо. Ощущения были для Кёнсу новыми и… приятными, пожалуй. Они порождали странные желания: хотелось продлить эти мгновения, потереться о горячую ладонь щекой, согреться в тепле или прижать пальцы к лицу сильнее, чтобы… чтобы почувствовать Чонина отчётливее, попытаться понять, что же творится у него на сердце, разбить невидимую, но мощную броню, в которую Чонин сам себя заковал, разрушить те стены, что Чонин возвёл между ними. Кёнсу впервые испытывал подобные желания, и они его одновременно смущали и притягивали, хотелось и откреститься от них, и принять.
Кёнсу задохнулся, когда Чонин пальцами провёл по его носу, мучительно медленно — от переносицы к кончику, потом по скуле и щеке к подбородку, напоследок — невесомо подушечками пальцев по губам.
— Должно быть, у тебя красивая улыбка, — неожиданно пробормотал Чонин.
— Не знаю, мне никогда так не говорили. Говорили только, что у меня большие и выразительные глаза.
— Их нельзя пощупать, — невесело улыбнулся Чонин, чуть приподняв уголки губ.
— Наверное.
Спохватившись, Чонин отдёрнул руку, лишив Кёнсу томительно-приятного ощущения тепла.
— Нам пора возвращаться.
Чонин неловко поднялся из кресла и повёл рукой.
— Чип?
Пёс встряхнулся, выбрался из облюбованного угла и пихнул Кёнсу лапой, чтобы тот посторонился. Пальцы Чонина коснулись жёсткого поводка, мягко сжались. Кёнсу помимо воли вспомнил утреннюю сцену в ванной и торопливо отвернулся, чтобы прихватить пакет.
— Уже уходите? Как печально.
Кёнсу резко обернулся и смерил застывшего в дверях господина Хона мрачным взглядом. Чонин окаменел на месте, глядя прямо перед собой. Чип беззвучно оскалил зубы в немой угрозе.
— Вам лучше подождать за дверью, — велел господин Хон, посмотрев на Кёнсу.
