– То есть мнение Эммы для тебя важно и значимо, а на мнение собственных родителей наплевать. Вот именно поэтому я и говорю про совесть. Именно поэтому спрашиваю про благодарность дочери перед родителями. Но как я вижу в тебе нет ни первого, ни второго, – грустно произнес Грэг и кинув последний взгляд на дочь встал с кровати идя из спальни.

– Пап, ну зачем ты так? – крикнула Миллс, – я люблю вас, я уважаю вас и очень благодарна за все. Просто независимо от Эммы я не понимаю, честно, что я такого сделала, – вскочив с подоконника, девушка умеряла свои эмоции и снижала тон, – папочка, прости…

– Девочка моя, мы уезжаем, и живи так как считаешь нужным, – Грэга очень задели предыдущие слова дочери и в нем зародилась обида. Не из-за того, что дочка напилась и пьяной заявилась домой. Она уже далеко не подросток и имеет право сама жить как посчитает нужным. А из-за того, что она ни во что не ставит родителей. И вот здесь возраст совершенно не имеет никакого значения. Мужчина все же вышел из спальни, сразу идя на кухню, где продолжали сидеть и беседовать Кора и Эмма.

– Кора, дорогая, мы уезжаем, – подойдя к барной стойке, беспрекословно объявил мужчина.

Миллс вылетела за отцом.

– Спасибо отец! Ты как всегда рядом в момент, когда мне тяжело. Ты можешь говорить о благодарности, хотя не черта не знаешь обо мне. Ты можешь гнуть свою правильную линию и говорить какой ты отец и бить себя в грудь. А ты знаешь, что со мной было три года, пока я прожила в Нью-Йорке? Мне звонил только Эди и только Эди помогал мне. Ты?! Ты хоть раз позвонил мне?! Я была удивлена, когда ты поддержал меня, когда узнал, что я лесбиянка, что люблю невесту брата. И даже вчера, когда ты поддержал маму и сказал, что ты бы хотел, чтобы Эмма с ребенком остались со мной, я продолжала удивляться. Сейчас ты рушишь то, что я успела построить сама, я нашла свою любовь, я приобрела ребенка, которого жду больше всего на свете. А ты берешь и разрушаешь это. Она и так считает себя виноватой в том, что все мы поссорились с Эйденом, а теперь она сбежит от меня потому что будет считать себя виноватой в моей ссоре с вами!

Кора с замершим сердцем наблюдала за мужем и дочерью. Она видела, что у Реджины накипело и сейчас после слов отца, она открылась.

Но отцу не дала и высказаться Эмма. Она тоже не могла, также как и Грэг слушать и слышать такое от дочери и понимала его сегодняшний поступок. Она встала из-за стола и моментально подошла к Реджине. Не стесняясь родителей, она засадила девушке нехилую пощечину.

– Заткнись и послушай! – рявкнула Эмма, но в последующем просто говорила, холодно, но грозно, – ты не имеешь никакого права так с ними разговаривать. Ты и представить себе не можешь, как воспитывать такую неблагодарную дочь как ты. Они переживают, поддерживают, беспокоятся, понимают тебя, а в ответ что?! Черная неблагодарность. Я не буду себя винить в том, что вы сейчас поссорились. Я буду винить только тебя, за то, что ты так наплевала на своих родителей и даже не понимаешь, как херово с ними поступаешь, – высказалась Эмма и повернулась к Коре и Грэгу, которые уже вдвоем стояли в оцепенении и не знали, что и сказать.

– Простите. И меня, и вашу ничего так и непонимающую дочь, – проговорила Эмма и обойдя Реджину, уже не смотрела на нее, а просто добавила, – я буду в спальне и тебе туда заходить крайне не рекомендуется, – и покинула гостиную.

Миллс вообще ничего не поняла. Слова Эммы, удар окатили ее как вчерашний холодный душ. Она потерла щеку и посмотрела на родителей.

Мать также смотрела на дочь, – Реджи…

– Коралина, если хочешь, можешь поговорить с Эммой, а после мы уезжаем, – без жалости и сожаление отрапортовал отец и взяв портсигар достал сигару и прошел на небольшой балкончик, дверь на который была из гостиной.

– Дочь, – женщина подошла к Реджине и обняла ее, – моя маленькая девочка, какая же ты у меня глупенькая. Ну, зачем ты… зачем? Малышка, доченька моя. Я не оставлю тебя, я всегда будут рядом, – Кора как можно сильнее прижимала к себе дочь, а Реджина также прижимала к себе маму.

– Пойдем присядем, – Кора посадила Реджину на диван и сходила за водой, присаживаясь рядом и вновь обнимая брюнетку.

Грэг не смотрел в комнату, он продолжал стоять на балконе и тихо курить. Он понимал, что как отец не должен был высказывать все дочери в лицо, но и по-другому поступить после ее поступка он не мог. Слова дочери сильно ранили отеческое сердце, что он вновь закурил, хотя делал это крайне редко и то только тогда, когда был очень расстроен.

Эмма же совершенно понимала срыв Грэга, Коры, и даже Реджины. Она понимала, что держать все в себе было крайне тяжело и это когда-нибудь да выливается наружу. И пусть при этом человек обижает тех, кто дорог. Но ведь не зря же говорится, что по-настоящему больно мы делаем лишь тем, кого любим всем сердцем.

Блондинка пришла в комнату и присела на кровать, поднимая глаза вверх и заново прокручивая свой поступок и пощечину. Она понимала и себя. Ведь ссора с родителями это настолько ненужное и жестокое, что Свон не могла просто так сидеть и смотреть. Ей стало невыносимо больно от того, что Реджина совершенно не понимает и что самое обидное не хочет понять отца. А ведь он и Кора это самое дорогое, что у нее есть. Их нужно беречь, уважать и бескрайне любить. Если бы Эмма это осознала раньше… То возможно и не среагировала так, как среагировала сейчас.

Реджина положила голову на колени матери и закрыла глаза. Ей не хотелось сейчас думать ни о чем, вновь и вновь прокручивать эту ссору с отцом, и осознавать, что Эмму в очередной раз втянули в семейные дрязги. Кора гладила дочь по голове, пропуская ее черные волосы сквозь пальцы, как почувствовала на своих плечах сильные мужские руки. Кора подняла голову и увидела сына, которого не видела полгода.

– Мам, – он наклонился и обнял женщину за шею целуя в щеку, а рукой дотянулся до руки сестры и сжал ее ладонь.

Реджина по голосу поняла, что это Эйден и даже не открыла глаз, а только сжимая руку в ответ.

– Сыночек, как ты тут очутился?

– Три года назад моя любимая сестра дала мне ключи и сказала, что всегда ждет меня, – от этих слов у Реджины покатились слезы.

– Дети мои, как же я вас люблю.

– Ты же все слышал? – послышался тихий голос Реджины.

– Да, только не понял с чего все началось. И понял, что мы с тобой будем по очереди пощечины получать, – усмехнулся Эйден, он зашел в квартиру на том моменте, когда Реджина говорила про него и остановился около двери.

– Я поговорю с отцом, – отпуская руку сестры и отрываясь от матери, сказал парень.

– Эди, не нужно пока с ним говорить. Он сейчас зол, и на тебя до сих пор тоже, так что поговори лучше с тем человеком ради которого пришел, – сказала Кора, посмотрев сыну в глаза.

– Редж, ты не против?

– Эйден, я не имею права за нее решать, так что спроси ее сам, она в спальне, – у Миллс сжалось сердце, но она так и продолжала лежать с закрытыми глазами.

Парень погладил мать по руке и пошел к спальне.

Эмма продолжала сидеть на кровати и смотреть в потолок, на стены, окно, но на самом деле в пустоту. И думать, про прошлое, настоящее и заглядывать в будущее.

Эйден замялся, ведь за этой дверью находилась его любимая девушка. Которая носила под сердцем его ребенка, малыша, которого он всегда хотел, а сейчас он даже не знает может ли он назваться его отцом. И может ли он уверенно сказать, что любит ее. Парень трясущимися руками постучал в дверь.

– Войдите, – совсем тихо сказала Эмма и опустив голову, закрыла глаза, предполагая, что это либо Кора, либо Грэг. А быть может и Реджина, которая не послушала ее и именно поэтому стучит.

Эйден приоткрыл дверь и заглянул. Он понял, что Эмма все еще его не видит. Он зашел и тихо закрыл дверь. Подходя и садясь перед Эммой на корточки, он взял ее за руки.