Вот какая чепуха лезет в голову. Может, пригодится для диагноза?

Обязательно надо показаться медикам, мысленно подытожил я. Теперь, когда мед–страховка вернулась вместе с изобилием гражданских прав, просто глупо рассматривать кровь на небе и ждать божественного откровения без вмешательства мозговой терапии.

Небу плевать, конечно. С его высоты любой наш вызов выглядит бессмысленным копошением. Но это уже обратная сторона медали. Или, допустим, «Ордена Мужества»…

— Солдаты! Граждане Соединенных Штатов! — ораторствовал Диц. — Да, теперь я уже могу назвать вас солдатами, могу назвать вас полноправными гражданами Соединенных Демократических Штатов, могу…

Тут комбат запнулся и значительно замолчал. Я понял это так, что мочь–то он может, но ведь как не хочется! Такую сволочь — и сразу в граждане! И куда мы катимся, господа?

Только за спиной у него капитан Олаф Рагерборд, око всесильного Управления Общественного Согласия. Внимательно слушает и не любит майора прямо в спину. Это над личным составом можно издеваться, как над мухой, влипшей в варенье, а над новым политическим курсом правительства — поди попробуй. Лучше поддержать добровольно. Во избежание.

— Солдаты! — пересилил себя Диц. — От имени и по поручению командования я должен поздравить вас с восстановлением в гражданских правах. Хочу сразу сказать, что гражданские права дают гражданину не только права, но и налагают на него целый ряд обязанностей…

Диц говорил еще долго, тщательно муссируя тему прав и обязанностей, потому что всякая сволочь… отставить! — всякие граждане не всегда понимают, что прав без обязанностей не бывает, а уж что касается говноедов… отставить! — солдат демократии, то они тем более должны сознавать свой долг! В тот час, когда наше государство не щадя сил сражается с коварным противником…

И все в том же духе. Еще на четверть часа. В речи комбата прослеживался откровенный скепсис в отношении новоиспеченных солдат демократии (говноедов). Даже голос звучал не слишком уверенно, словно он, Диц, мучительно и безнадежно пытался понять — за что же этой свинской сволочи такое неожиданное счастье, как гражданские права? Впрочем, скоро его раскатистый баритон обрел былую силу и мощь. Зыбкая тема гражданских прав–обязанностей была пережевана, и речь пошла о том, что перед батальоном поставлена новая боевая задача — развивать наступление на 4–й укрепрайон казаков с направления северо–восток. Приказ командования — ни шагу назад, а если какая–нибудь свинья собачья (хоть и с гражданскими правами!) этот шаг сделает, то на это у него, майора, имеются специальные полномочия от командования. Приказ батальону — пробиться к дальнобойным лазерным батареям любой ценой! Любой!

«Словом, диспозиция не изменилась: кто–то идет вперед, а кто–то подталкивает в спину особыми полномочиями», — рассудил я. С точки зрения Дица, все как в доброе старое время. Оно, доброе и старое, для него еще только закончилось, а ностальгия уже тут как тут, понимал я.

После комбата слово на импровизированном митинге взял капитан Рагерборд. Его поздравление было короче, но гораздо душевнее. Правда, от патетики замкомбата все–таки не удержался:

— Солдаты, граждане, товарищи по оружию! Я надеюсь на вас! Надеюсь, что гордое имя нашего батальона, наш символ чести, славы и доблести перед лицом любого противника останется все таким же незапятнанным, все таким же гордым, все таким же символом чести и славы несгибаемых борцов за демократию и общественное согласие! Не уроним же нашу воинскую честь, не посрамим оказанного нам доверия президента и конгресса, пронесем наше славное имя, не запятнав его, как и прежде! — громогласно заключил он.

По строю пробежал чуть заметный ропот одобрения, но, думаю, относился он скорее к форме изложения, чем к его содержанию.

— Эко завернул, однако… — чуть слышно восхитился у меня за спиной Кривой. — Бульдозером не разгребешь. Я, к примеру, ничего не понял. Зато — красиво!

— Витийство бесовское — суть искушения и соблазн еси, — мстительно прошипел Пастырь.

«Завернул!» — мысленно согласился я. Нечто подобное мне уже приходилось слышать. Правда, обычно говорилось «знамя», а не «имя», но знамя–то как раз штрафникам не положено. Бывшим штрафникам. Но пока без знамени.

— Баталь–он! Равняйсь! Смир–но! — скомандовал капитан Рагерборд. — Господин майор, сэр, батальон «Мститель» готов к выполнению боевой задачи! — по–уставному доложил он.

— Вольно! Ведите личный состав, капитан! — разрешил Диц почти спокойным голосом.

«Мой рецепт оздоровления общества — категорическое сокращение поголовья!» — как сказал палач, заканчивая точить топор.

Что–то меня последнее время потянуло на исторические анекдоты. Ох, чувствую, не к добру это.

Тогда — к чему?

Смертью смерть поправ

Планета Казачок. 9 ноября 2189 г.

5–я лазерная батарея 4–го укрепрайона.

16 часов 50 минут.

— «Пятая», «Пятая», «Пятая»! — надрывался в трубке Дегтярь.

— Слушаю, слушаю, «Первый»! — давно и безнадежно откликался сотник Налимов.

— «Пятая» на связи! Слушаю тебя, «Первый»!

— «Пятая», «Пятая»! Да где вы там, отзовитесь?! «Пятая», ядрена мать! — ругалась трубка. — «Пятая», «Пятая»!..

— Слушаю! Да слушаю же!

Володя тряс трубку, дул в мембрану, даже стучал ею по столу, но дело от этого не улучшалось. Абсолютно односторонняя связь, он слышит, его — хоть рыбой об лед!

Ну да, телефонная трубка! Конструкция такая же древняя, как шпангоуты знаменитой баржи «Ковчег», акционерно–зоологического общества «Каждой твари по паре» под председательством господина Ноя… А что еще можно придумать, когда штатовцы набросали вокруг глушилок? По выражению Трофимыча — собственный пердеж не услышишь? Допотопная проводная связь, проложенная на всякий случай по подземным пещерам, хотя бы функционировала до недавнего времени.

— «Пятая», «Пятая», ответь «Первому»…

— Слышу вас, слышу вас хорошо… «Ага, хорошо! Лучше не придумаешь!» Отчаявшись быть услышанным, Володя окончательно рассвирепел, швырнул трубку и неожиданно для себя самого выдал длинное военное выражение, где три матерных слова варьировались с минимумом предлогов. И в этот момент связь вдруг восстановилась.

Дегтярь, видимо, услышал всю тираду от начала и до конца. То–то он осекся на полуслове и громко всхрапнул от изумления, словно подавился слюной.

— Налимов?.. Это ты, что ли? — позвал он после недоуменной паузы.

— Я, господин войсковой старшина! — радостно схватил трубку Володя. — Слышу вас! Слышу вас хорошо, прием!

— А это… чего? — осторожно осведомился комендант.

— Связь плохая, господин войсковой старшина! Совсем никакая связь!

— Я спрашиваю — ты что, сотник, на старших по званию материшься?! Совсем, что ли, оборзел с перепуга?! Или тебя там по башке стукнуло?! — окреп голосом комендант–4. —Распустились совсем, последний страх потеряли!.. — Володя слышал, как Дегтярь, отстранив трубку, объяснял кому–то рядом: — Я его вызываю, понимаешь, вызываю, а он мне таким матом оттуда — я чуть на жопу не сел. Уже грешным делом подумал — линии перепутал, в штаб главкома дозвонился… И снова Налимову:

— Нет, ну что ж это делается–то в войсках! До чего, спрашивается, докатились?! Старшего по званию, как последнего пацана, мордой об пол! Я что тебе — с девочками на гулянке про сиси–пуси! — рокотал он уже в полный голос.

— Со связью беда, господин комендант! Ничего не слышно! — оправдывался Налимов.

— Да что ты говоришь! Я, например, вас прекрасно расслышал, сотник! — от избытка сарказма Дегтярь даже перешел на «вы», что означало у него крайнюю степень раздражения младшим по званию.

«Нехорошо получилось, — мысленно согласился Володя. — Некрасиво…»

Нет, но этот долдон — нашел время выяснять отношения! — внезапно разозлился он.

На батарее осталось шесть человек при последней работающей установке, связь восстановилась каким–то чудом и непонятно сколько продержится, а он взялся выламываться, как целка перед стриптиз–клубом! Нашлась тургеневская барышня с мордой Хряк Хрякыча! Матерного слова он, видите ли, испугался! Никогда, видите ли, не слышал их! Ну так в штаб позвони, там похлеще отвалят! Сразу пошлют, куда Макар телят не гонял по причине полного бездорожья…