Много в жизни моей я трудов испытал... Много в жизни моей я трудов испытал, Много вынес и тяжких мучений, Но меня от отчаянья часто спасал Благодатный, таинственный гений. Я не раз в упоеньи великой борьбы Побеждаем был вражеской силой, И не раз под напором жестокой судьбы Находился у края могилы. Но отчаянья не было в сердце моем И надежда мне силы давала. И я бодро стремился на битву с врагом, На борьбу против злого начала. А теперь я измучен тяжелой борьбой, Безмятежно свой век доживаю, Но меня тяготит мой позорный покой, И по битве я часто вздыхаю. Чудный гений надежды давно отлетел, Отлетели и светлые грезы, И осталися трусости жалкой в удел Малодушно-холодные слезы. Я всю жизнь отдаю для великой борьбы... Я всю жизнь отдаю для великой борьбы, Для борьбы против мрака, насилья и тьмы. Но увы! Окружают меня лишь рабы, Недоступные светлым идеям умы. Они или холодной насмешкой своей, Или трусостью рабской смущают меня, И живу я, во мраке не видя лучей Благодатного, ясного, светлого дня. Но меня не смутить, я пробьюся вперед От насилья и мрака к святому добру, И, завидев светила свободы восход, Я спокоен умру. В шумном вихре юности цветущей... В шумном вихре юности цветущей Жизнь свою безумно я сжигал, День за днем, стремительно бегущий, Отдохнуть, очнуться не давал. Жить, как прежде, больше не могу я, Я брожу, как охладелый труп, Я томлюсь по ласке поцелуя, Поцелуя милых женских губ. Я песни слагаю во славу твою Затем, что тебя я безумно люблю, Затем, что меня ты не любишь, Я вечно страдаю и вечно грущу, Но, друг мой прекрасный, тебе прошу За то, что меня ты погубишь. Так раненный в сердце шипом соловей О розе-убийце поет все нежней И плачет в тоске безнадежной, А роза, склонясь меж зеленой листвы, Смеется над скорбью его, как и ты, О друг мой, прекрасный и нежный. Во мраке безрадостном ночи... Во мраке безрадостном ночи, Во мраке безрадостном ночи Душевной больной пустоты, Мне светят лишь дивные очи Ее неземной красоты. За эти волшебные очи Я с радостью, верь, отдаю Мое наболевшее сердце, Усталую душу мою. За эти волшебные очи Я смело в могилу сойду, И первое, лучшее счастье В могиле сырой я найду. А очи, волшебные очи, Так грустно глядят на меня, Исполнены тайной печали, Исполнены силой огня. Напрасно родятся мечтанья, Напрасно волнуется кровь: Могу я внушить состраданье, Внушить не могу я любовь. Летит равнодушное время И быстро уносится в даль, А в сердце холодное бремя И душу сжигает печаль. Я вечернею порою над заснувшею рекою...
Я вечернею порою над заснувшею рекою Полон дум необъяснимых, всеми кинутый, брожу. Точно дух ночной, блуждаю, встречи радостной не знаю. Одиночества дрожу. Слышу прошлые мечтанья, и души моей страданья С новой силой, с новой злобой у меня в груди встают. С ними я окончил цело, сердце знать их не хотело. Но они его гнетут. Нет, довольно мне страданий, больше сладких упований Не хочу я и в бесстрастье погрузиться не хочу. Дайте прошлому забвенье, к настоящему презренье. И я в небо улечу. Но напрасны все усилья; тесно связанные крылья Унести меня не могут с опостылевшей земли. Как и все мои мечтанья, мои прежние страданья Позабыться не могли. Люблю я чудный горный вид... Люблю я чудный горный вид, Остроконечные вершины, Где каждый лишний шаг грозит Несвоевременной кончиной. Люблю над пропастью глухой Простором дали любоваться Или неверною тропой Все выше, выше подниматься. В горах мне люб и божий свет, Но люб и смерти миг единый! Не заманить меня вам, нет, В пустые, скучные долины. Из-за туч, кроваво-красна... Из-за туч, кроваво-красна, Светит полная луна, И в волнах потока мутных Отражается она, И какие-то виденья Все встают передо мной, То над волнами потока, То над пропастью глухой. Ближе, ближе подлетают, Наконец, — о страшный вид! — Пред смущенными очами Вереница их стоит. И как вглядываюсь ближе, Боже, в них я узнаю Свои прежние мечтанья, Молодую жизнь свою. И все прошлые желанья, И избыток свежих сил, Все, что с злобой беспощадной В нас дух века загубил. Все, что продал я, прельстившись На богатство и почет, Все теперь виденьем грозным Предо мною предстает. Полон грусти безотрадной, Я рыдаю, и в горах Эхо громко раздается, Пропадая в небесах. |