Лакей побледнел, попытался было отшатнуться, но под взглядом хозяина застыл на месте, бормоча что-то невнятное о десятилетней безупречной службе. Итальянец всплеснул руками:

— Но, монсеньор, этот юноша не влезет в мою корзину, — с деланной растерянностью сообщил он. — Здесь нужен мальчик… маленький мальчик… Вроде этого… — фокусник указал на Александра.

— Ну так бери его, — пожал плечами вельможа. — Мне все равно, кого ты прирежешь…

Выражение неистребимого мальчишеского любопытства сползло с лица Александра. Он растерянно огляделся по сторонам и вцепился в Жерома. На какой-то миг фокусник даже подумал, что фантазия бамбино истощилась и ему придется повторить одно из своих прежних представлений. Зря! Губы мальчишки сложились в плаксивую мину и он разревелся, да так, что слезы брызнули во все стороны.

— Я больше не бу-у-ду! — ревел Александр, кулаками размазывая по лицу слезы. — Жа-а-ак!.. Скажи ма-а-тушке!.. Я слу-у-ушаться… бу-у-ду-у!

Толпа, слегка оглушенная этими воплями, попятилась на шаг-другой, но сразу же остановилась, с интересом ожидая продолжения.

— Матушка говори-и-ла… не ходи-и-и на я-а-рмарку-у-у… не ходи-и-и… а я ходи-и-и-ил… — Александр содрогался от рыданий. — Я больше не бу-у-у… ду-у-у… Пусть ма-а-атушка меня… побье-о-о-от… только пусть не ре-е… жу-у-ут…

В толпе кто-то хмыкнул. Краснощекая и пышнотелая горожанка наставительно втолковывала такому же краснощекому и круглому сынку: «Видишь, что бывает с неслухами? Сейчас этого мальчишку посадят в корзину и прирежут». Малыш испуганно уцепился за материнский фартук, однако жмуриться не стал, явно желая узнать, каким образом режут непослушных мальчиков. Александр зашелся криком, уверяя, что только раз убегал на ярмарку… то есть — два… ой! — всего-то три раза!..

Добропорядочные парижане и столь же добропорядочные окрестные крестьяне от души хохотали, требовали посадить негодника в корзинку и как следует пырнуть ножом. Один из зевак до того раззадорился, что даже пихнул Александра в спину — не сильно пихнул, больше для вида, но мальчишка претворился, будто этот толчок сбил его с ног, и чуть ли не кубарем подкатился к ногам фокусника.

Наконец, и Жером вспомнил, что должен что-то сказать. Он осторожно приблизился к носилкам и попросил его милость не убивать братца, а то матушка будет плакать.

— Если мошенник прирежет твоего брата — получишь десять ливров, — небрежно посулил вельможа, и лакей грубо оттолкнул мальчишку прочь.

Старый фигляр устало оглядел гогочущую толпу, явно довольную и с нетерпением ожидавшую начало нового представления, сидевшего у ног бамбино, тихонько поскуливавшего, словно он уже потерял всякую надежду на спасение, ехидно улыбавшегося вельможу и тяжко вздохнул. Совать в корзину свою последнюю надежду очень не хотелось, однако и спорить с французским грубияном было бессмысленно. С тяжким вздохом фокусник поднял мальчишку на ноги, накинул ему на голову черный суконный плащ, поставил проказника в корзину и принялся с трудом «запихивать» внутрь.

Зеваки притихли. Черный плащ фокусника неожиданно напомнил им черную повязку на глазах осужденного и, если бы в толпе оказался священник или бродячий монах, они непременно произнесли бы прочувственную проповедь, уверяя, что как преступники обречены на погибель тела и души, так и непослушные дети будут ввергнуты в геену огненную, где их наказанию не будет конца. Если бы зевакам сказали, для чего на самом деле нужен плащ, они бы немало удивились, ибо без куска ткани, полностью скрывавшего фигуру Александра, зрители бы поняли, что корзина не так уж мала и мальчишке в ней весьма просторно.

Наконец итальянец «запихал» бамбино в корзину, стащил с выцветшей головы плащ, прикрыл корзинку плетеной крышкой и взял в руки первую шпагу. Даже вельможа приоткрыл рот и даже Жером затаил дыхание. Лишь сидящий в корзине Александр был совершенно спокоен. Шпаги привычно вылезали со всех сторон и он с привычной сноровкой направлял их ход. Даже когда вельможа опомнился и принялся громко требовать, чтобы мошенник сменил клинок и взял его собственный, беглый паж не испугался. Шпага дворянина была отведена с той же легкостью, что и шпаги фокусника, а шпаги фокусника были ничуть не менее остры, чем шпага дворянина.

Александр с удовольствием прислушивался к восклицаниям толпы, но когда, наконец, вылез, потрясение зевак было столь велико, что над толпой разом воцарилась тишина. Только пухлый малыш у маминой юбки растерянно пропищал, неужели этот мальчик не такой плохой, раз добрый святые его воскресили?

Ответом пострелу была увесистая материнская оплеуха, а лакей, так и не пришедший в себя от страха, мог только выдохнуть: «И как… там?!»

— Черти… рожи корчили… — жалобно проговорил Александр. — И розгами грозили…

Последние слова мальчишки потонули во взрыве здорового простонародного хохота. Дворянин также изволил улыбнуться и швырнул фокуснику обещанную монету. Рассеянно скользнул взглядом по Александру. Посмотрел внимательнее — раз, второй, третий. Задумался. Поманил к себе Жерома. Небрежно уронил на землю пять ливров.

— Сегодня вечером приведешь брата в отель Сенс — получишь двадцать ливров.

Не дожидаясь ответа, вельможа откинулся на подушки и подал знак трогать. Толпа расходилась. Только Александр застыл на месте, с ненавистью глядя вслед носилкам.

— Да ладно тебе, — Жером ткнул друга в бок. — Хочешь, шепну нужным людям словечко — и они перережут ноги его лошадям?

— Лошадей жалко…

— Тогда… можно ему в отеле дымоходы забить, — предложил Жером новую проказу.

Глаза Александра загорелись. Подобная проделка и впрямь была великолепна!

— И вообще, хватит болтать. Смотри, сколько у тебя денег. Пять ливров его милости и итальянец дал шесть су. Что делать будем?

— Пирожки купим и Смиральде ленту, — немедленно предложил Александр.

— Пирожки мы и так возьмем, — снисходительно возразил Жером, — а ленту, так и быть… купим.

Пока друзья с аппетитом поглощали пирожки с требухой, а также пришедшиеся весьма кстати сыр и сидр, пока выбирали нарядную ленту, пока неугомонный Александр нырял с моста Менял и мальчишки искали Смиральду, тени удлинились чуть ли не вдвое. И Смиральда объявилась вовсе не там, где ее ожидали. Была у нее дурная привычка: появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. При виде ленты девушка скорчила недовольную гримасу, уверяя, что только глупцы тратят деньги на подобные пустяки, однако пожелала украсить себя немедленно. Покрутилась перед друзьями, приняла кокетливую позу и, наконец, приготовилась выслушивать новости, которые Александр собирался на нее вывалить. Лишь когда мальчик запнулся и ни с того ни с сего замолчал, Смиральда, всегда подмечавшая подобные мелочи, нахмурилась:

— Ну, и что там случилось с этим дворянином? Носилки под ним что ли провалились?

— Ничего под ним не провалилось… — отозвался Жером. — Просто он посулил мне двадцать ливров, а из-за него, — короткий кивок на Александра, — я эти двадцать ливров потерял.

Смиральде не требовалось ничего разъяснять. Она осуждающе посмотрела на мальчишек и наконец фыркнула: «Ну и болваны!» Александр вскинул голову:

— А что же… что же я — идти должен был, да? Не желаю я! Это противно!

— Подумаешь, — девушка пожала плечами. — Противно ему… За деньги мог бы и потерпеть. Уж если этот вельможа Жерому двадцать ливров обещал — тебе бы еще больше дал…

— Я не шлюха!

— Ну спасибо, — Смиральда обиженно поджала губы. — Ты не шлюха, ты просто дурак. И вообще, чтобы шлюхой быть, надо еще уметь что-то.

Александр замолчал, чувствуя, что обидел Смиральду, и не зная, как загладить вину. Девушка тоже молчала. Однако в конце концов обида заставила ее заговорить.

— Тебе то хорошо — никакого риска, а я залететь могу.

— Как это? — не понял Александр.

— А так! — огрызнулась Смиральда. — Забеременеть. Думаешь приятно всякую гадость пить, да еще думать, подействует она или нет?! А ты все ленточки, сережки… И дал же Всевышний такую красоту идиоту! Нет, право, — девушка вскочила, — ты на себя посмотри. Тебя приодеть — так вообще загляденье будет!