— … Видели бы вы юнца! — взахлеб делился впечатлениями шевалье Жорж-Мишель. — Щеки горят, глаза мечут молнии, шпага жалит как змея!.. Я даже засмотрелся… — простодушно признал граф.

— А вы бы меньше глазели, — съязвил Нанси, — были бы целей. А то смотрите, в следующий раз он вас и вовсе убьет.

— Вы скажете, Гаспар, — рассмеялся граф. — Я же его учитель! И потом мальчишка нанес мне удар вовсе не потому, что я зевал, а потому, что я хорошо его обучил. Ну, признайте, что мое мастерство выше вашего, а потом пойдемте и отпразднуем это событие бутылочкой другой вина.

— Ваше мастерство? — вскинулся Нанси. — И это вы называете мастерством?!

— А чем же еще? — пожал плечами Жорж-Мишель. — Вы ведь так и не смогли обезоружить юнца, верно? А все потому, что я хороший учитель…

— Вы не учитель, а дикарь. Варвар, которого близко нельзя подпускать к благородному искусству фехтования. Все ваше мастерство не стоит даже денье! — взорвался капитан.

— Смерть Христова, Нанси, вы забываетесь! — в свою очередь вспылил граф де Лош. — Благодарите Бога и мое долготерпение…

— Да плевать мне на вас и ваше терпение, — в раздражении бросил барон. — Если бы полковой учитель фехтования посмел заниматься с моими людьми подобным образом, я бы выгнал его ко всем чертям, пока он не перекалечил бы мне солдат, а до этого бы вздул шпагой плашмя…

— Довольно! — рявкнул шевалье Жорж-Мишель. — Я вобью вам эти слова в глотку!

— Буду с нетерпением ждать ваших секундантов, — издевательски раскланялся капитан.

— К черту секундантов! К черту правила! — почти прорычал граф. — Идемте сейчас же за рвы Лувра, и я выбью пыль из вашего вамса и преподам вам урок хороших манер.

— Я вам тоже кое-что преподам, — не остался в долгу барон. — Вам понравится.

Слух о том, что Жорж де Лош и Гаспар де Нанси схватились в поединке словно Ахилл с Гектором, в мгновение ока облетел Лувр, и придворные облепили выходящие на берег Сены окна. Александр также подошел к окну и беззвучно ахнул. За время своих занятий королевский паж ни разу не видел ничего, хотя бы отдаленно напоминающего этот поединок и вообще не мог припомнить ни одну столь же ожесточенную дуэль. Каждое мгновение господа ухитрялись нарушить все, что внушали Александру в течении четырех месяцев обучения, пускали в ход приемы, вполне уместные между наемниками-браво, но никак не между благородными шевалье, и при этом проявляли такое мастерство, что пажу оставалось лишь оплакивать собственную немощь. Кошачья ловкость и изворотливость, точность и сила каждого удара, стремительность движений противников завораживали, казались почти откровением. Если бы дело касалось других людей, Александр бы не наблюдал — пожирал бой глазами; запоминал бы каждое движение, шаг и жест. Но сейчас, став свидетелем поединка наставников, шевалье де Бретей мог только судорожно вцепиться в ставню и от души молиться, чтобы противники не убили друг друга.

Ставки придворных на дуэлянтов были не менее безумными, чем сам поединок, но Александр не замечал ничего. Паж не видел ни довольного короля, ни взбешенного Гиза, не слышал предположений придворных о причинах дуэли и постоянных упоминаний собственного имени. Со смятением и ужасом мальчишка понял, что может потерять единственных людей при дворе, которые заботились о нем, учили его и испытывали к нему пусть и слабое, но все же сочувствие. Возможно, забота и сочувствие вельмож были непостоянными и более всего напоминали лихорадку, которая то захватит больного, то отпустит его, начисто забыв о его существовании. Возможно, временами обращение благородных господ заставляло Александра плакать от обиды, и все же паж готов был вытерпеть даже порку, лишь бы не лишаться этого редкого проявления человеческого участия.

Поединок затягивался. Придворные заскучали, и даже очередное обещание Гиза проучить щенка, если с кузеном что-нибудь случится, не могло вызвать оживления зевак. Наконец, дуэлянты начали спотыкаться и зрители обрадовались, предчувствуя скорое окончание схватки. Должно быть противники также ощутили усталость и потому из последних сил постарались завершить поединок каждый в свою пользу. Два выпада… два одинаково безупречно выполненных приема… В следующее мгновение шпаги вылетели из держащих их рук, а обезоруженные соперники обессилено опустились на землю.

— И… что вы так на меня набросились, Гаспар? — вопросил граф де Лош, когда ему удалось восстановить дыхание.

— Я? — так же утомленно удивился капитан. — А разве… разве не вы пытались меня убить?

Жорж-Мишель ошарашено покачал головой.

— Нет… я полагал… Какая муха вас укусила?

Родственники помолчали, не испытывая ни малейшего желания двигаться, разговаривать и даже думать.

— Не понимаю, — вновь заговорил Нанси. — Я ведь просил вас не трогать мальчишку. И зачем вам все это понадобилось?!

— Вы же сами предложили пари, — напомнил Жорж-Мишель. — И в любом случае, что я такого сделал?

— Вы вызвали его ненависть… Сегодня он ранил вас, завтра — убьет…

— Бросьте, — его сиятельство пожал плечами и сразу же поморщился — все тело болело. — Во-первых, он еще щенок, во-вторых, меня все любят, а в третьих — хотите пари, что не пройдет и полугода, как стервец будет меня обожать?

— Не хочу…

— Боитесь?

— При чем тут страх? — утомленно вздохнул капитан. — Я только хочу знать, что случится потом, через полгода. Положим, вам удастся очаровать мальчишку, в конце концов он глуп, как и все юнцы. И что тогда? Вы скажете, что игра окончена и он может убираться ко всем чертям?

— За кого вы меня принимаете? — возмутился Жорж-Мишель. — Если я беру кого-то под свое покровительство, я его не бросаю. Мои люди служат мне с радостью…

— Он не д'Англере… И не Ликур…

— Уж не хотите ли вы сказать, будто он лучше их?

— Я не знаю ваших людей, но уверен, что шевалье Александр никогда не смирится с местом в вашей передней. Да стоит вам произнести об этом хоть слово, и он всадит кинжал вам в сердце, а потом пойдет на эшафот и будет уверен, что отомстил!

— Полноте. Он показался мне вполне разумным молодым человеком. В его возрасте…

— Да в каком возрасте?! Ему и четырнадцати нет, — возразил капитан. Жорж-Мишель недоверчиво покачал головой. — Он мальчишка… такой же глупый, наивный и обидчивый как и все они… Оставьте его в покое, Жорж… Это будет лучше и для вас, и для него. Волчонка не превратить в болонку.

— Не могу, — упрямо произнес граф де Лош. — Я дал слово.

Барон непонимающе уставился на его сиятельство.

— Я дал слово стервецу, что он будет учиться с моими пажами.

— Но он не ваш человек — зачем вам это?

— Зачем-зачем? Чтобы развлечься! — заявил Жорж-Мишель, не желая признавать, что купился на слезы мальчишки.

Нанси с трудом поднялся, отыскал глазами шпагу, сморщившись, подобрал клинок и швырнул оружие в ножны.

— Между прочим, Гаспар, я все время хотел вас спросить, — Жорж-Мишель также поднялся, — вы не знаете, откуда у юнца такие шрамы?

— Спросите у его величества, — буркнул Нанси, разом потемнев лицом.

— Ну, если король так с ним обращается, меня он точно будет любить, — самодовольно изрек граф.

— Делайте, что хотите, развлекайтесь, как хотите — я умываю руки… — с досадой произнес капитан. — Только потом не спрашивайте, за что он вас убьет. Я вас предупредил…

С трудом накинув на плечи плащ, капитан побрел к Лувру.

— Подождите, Гаспар, — удивленно окликнул родственника шевалье Жорж-Мишель. — А как же пирушка? — Барон только махнул рукой.

В жесте Нанси не было ничего, что свидетельствовало бы о признании поражения. Если бы подобный жест сделал граф де Лош, наблюдатели непременно догадались бы, что его сиятельству надоели бесконечные пари с бароном, возомнившим себя вельможей и потому с редкой навязчивостью досаждавшим принцам. Однако коль скоро рукой махнул Гаспар де Нанси, придворные сделали иной вывод. Общие чувства выразил господин де Виллекье, громогласно объявивший, будто капитан королевской стражи капитулировал. Еще один, гораздо более важный вывод, был сделан дамами и господами втихомолку: их развлечениям с шевалье Александром не суждено было возобновиться — граф де Лош и де Бар не терпел соперников.