– Ее сыну был всего тридцать один год, представляете, Уорд? Он умер от опухоли головного мозга, и у него остались жена и маленький ребенок. Ее внук играл в их саду, помогал собирать помидоры в теплице, – говорю я.

Не желая допустить неловкую паузу, тут же продолжаю:

– Мэри сказала, что с мужем они на эту тему не разговаривают. Она изо всех сил пытается справиться со всем этим кошмаром сама. Единственное ее прибежище – сад.

– Думаю, каждый справляется с горем по-своему, – замечает Уорд.

– Дом – это ведь не просто дом, правда? Каждый дом – словно дневник памяти, где у всех комнат есть своя собственная история, – говорю я.

– Но когда приходится переезжать, сразу впечатление, что ты никогда здесь и не жил, – отражает Уорд. – В одну реку дважды не войдешь. Все ушло навсегда.

– Это ее и пугает.

– Почему я стал агентом по продаже недвижимости? – двадцать минут спустя повторяет Уорд мой вопрос, подливая вина мне в бокал. – Я с детства хотел работать в этой сфере. Я мог часами собирать дома из «Лего». Странным я был ребенком, да. Большинство детей играли в футбол или регби, но этот кретин, – показывает он на себя, – хотел посетить Национальный фонд объектов исторического интереса. Ты ведь не будешь использовать эту информацию против меня?

– Продолжайте, – говорю я. Мне нравится его неожиданная открытость. Надо же, и в нем есть что-то человеческое…

– Когда в школе были каникулы, я ходил по офисам агентов, потому что они разрешали мне ковыряться в их брошюрах. Для меня это было все равно как очутиться на шоколадной фабрике. Наверное, я странный, – в его глазах поблескивает огонек, – а ты, Дженьюэри? Почему ты пошла в эту сферу? Хотела ли ты быть связанной с недвижимостью?

– Нет. Я ввязалась во все это совершенно случайно. Моя дочь пошла в начальную школу, я искала работу, а тут как раз подвернулась эта должность. И я вообще не знала, что такое «агент по продаже недвижимости».

– Могу тебя понять. До сих пор ненавижу все эти пафосные вечеринки. Собственно, никогда их и не любил, но с того момента, как я произношу: «Я агент по недвижимости», за столом начинают шушукаться, и я ловлю на себе косые взгляды. Наверное, даже налоговики и те выглядят более привлекательно.

– Или регулировщики.

– С ними мы, наверное, одинаковы по популярности. Иногда я делаю вид, что врач, но тогда боюсь, что, памятуя об этом, кто-нибудь грохнется в обморок или у кого-то застрянет кусок в горле, и я должен буду выполнять все процедуры… Что смешного?

– Я просто вспомнила бабушку. Во время ланча на какой-то конференции она целиком проглотила брюссельскую капусту, – хихикнула я. – Так вот, та встала поперек горла. Бабуля не могла дышать.

– От такого нельзя умереть, – говорит Уорд, и от его тона мне еще смешнее.

– А почему вы не назывались ветеринаром? Тогда не нужно было бы делать искусственное дыхание и все такое прочее.

– Ветеринар – это еще хуже! – Уорд указывает на лежащего у моих ног Спада, который не хочет даже смотреть в его сторону. Он до сих пор не простил, что его не пустили в зал заседаний. – Люди заботятся намного больше о своих домашних животных, чем о своих партнерах.

Я пожимаю плечами.

– Животные куда более покладистые.

– В точку. А если бы я не смог оживить пуделя Фифи?

Я снова смеюсь.

– Поэтому, наверное, лучше говорить правду. Просто говоришь: «Я агент по продаже недвижимости, и хватит об этом».

Тут я замечаю, что фотографии его жены, которая раньше украшала книжную полку, нет.

– После всех этих скандалов с растратой мы хотя бы популярнее, чем политики, – улыбается Уорд.

– Да уж, – киваю я.

– Но я скажу тебе, что меня бесит больше всего. Почему-то все хотят стричь нас под одну гребенку. Да, у меня были сотрудники – причем и женщины тоже, – которые все время куда-то неслись, вечно искали легких путей, опаздывали, у которых не было манер и которые даже толком не выполняли свою работу.

Я снова киваю и рассказываю Уорду об Алексе, агенте, который меня доставал, когда я была беременна Айлой, до того, как я нашла эту квартиру.

– Никогда не забуду тот гадюшник! – вздыхаю я. – На Приорити-роуд. Он то и дело повторял: «Оки-доки».

– Оки-доки?! – изумляется Уорд.

– Ну да. Плохое начало. «Оки-доки, вот кухня». Я отвечаю…

– Серьезно, Шерлок?

Я смеюсь:

– Хотелось сказать именно так, но вместо этого я спрашиваю: «На сколько лет предоставляется кредит?»

– Разумный вопрос.

– И он отвечает: «Не знаю. А вот холодильник!»

Уорд смеется:

– Их не волнует ничего, кроме комиссии. И я тоже в этом плане не безгрешен. Не то чтобы именно насчет денег, хотя, конечно, это здорово, но иногда я мыслю слишком мелочными категориями. Но все эти идиоты, которые портят нашу репутацию, никогда бы не смогли поговорить с мисс Робертс так, как ты, Дженьюэри.

– Подумаешь, большое дело… – Я ловлю на себе его напряженный взгляд. Как будто он что-то замыслил.

– Никогда не думала участвовать в сделках? – подмигивает мне Уорд.

– Обычно я слишком занята тем, что планирую распорядок дня своего начальника, – посмеиваюсь я.

– Ах, он маленький засранец, – протягивает Уорд. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Что-то неожиданно меняется между нами в этот момент, и появляется отблеск надежды, что со временем мы могли бы с ним подружиться.

– Я подвезу тебя, – снова предлагает Уорд, когда я говорю, что мне пора. Руки уже волнуется, где я, хотя она была очень рада побыть с Айлой сегодня вечером, потому что верила и молилась, что я на свидании.

Уорд хватает ключи со стола, помогает мне натянуть куртку.

– Не волнуйся. Мы со Спадом прекрасно и на метро доберемся.

– Но тут ехать-то всего-ничего! – говорит Уорд. Они с женой живут в Брук-Грин. – Давай подвезу, – настаивает он, тем более что выпил только один бокал.

В машине Уорд включает радио и спрашивает меня, чем я собираюсь заняться в выходные. После нескольких бокалов я ловлю себя на мысли, что только что рассказала Уорду про встречу с новой девушкой Дэна.

– Так себе мероприятие, – говорит Уорд. – Ничего, если я спрошу: а когда вы расстались?

– Когда я сказала, что беременна.

Уорд уставился на меня.

– Он не был готов; мы были слишком молоды, – добавила я.

– А когда он решил, что готов? – в голосе Уорда послышался гнев.

– Это долгая история, – отвечаю я, чувствуя облегчение, что почти дома. – Теперь прямо, и совсем чуть-чуть осталось. Где-нибудь здесь можно меня и выкинуть.

Уорд до сих пор, кажется, не отошел от моего рассказа про Дэна:

– Где твой дом?

– Можно прямо вот тут остановиться.

Уорд медленно едет дальше по улице.

– Какой номер дома? – повторяет он вопрос.

Неохотно я отвечаю:

– Тридцать два.

В конце концов автомобиль останавливается прямо возле моего дома. В окне гостиной виден свет. Рядом с входной дверью разбросано нечто, напоминающее жареную курицу.

Уорд оставляет двигатель включенным, а я отстегиваюсь и благодарю его, что подвез.

– Увидимся в понедельник, – говорю я, закрыв за собой дверь и отгоняя Спада от еды на тротуаре. Пытаюсь найти ключи от дома, которые, конечно же, оказались каким-то образом на дне сумки. Как я хочу, чтобы Уорд поскорее уехал!

Но потом я слышу, как опускается оконное стекло.

– Дженьюэри, – кричит Уорд.

Я оборачиваюсь.

– Все будет хорошо. Помни, что она нервничает не меньше, чем ты, а скорее всего, даже больше.

Утро. Айла смотрит телевизор. Я с пылесосом наперевес мечусь по дому в исступлении, а Спад в исступлении на него лает. Вдруг пылесос выключается с жутким звуком, от которого у меня сердце сжимается, а Спад прячется под креслом. Пытаюсь запустить его, но все тщетно. Пылесос сдох. Черт побери. В такие минуты всегда хочется иметь рядом мужчину, который может все починить. Я завожу бесполезную махину обратно в чулан под лестницей, проклиная пылесос за то, что он сломался в самый неподходящий момент. Опускаюсь на корточки и придирчиво проверяю, нет ли под диваном никаких наполовину обгрызенных Спадом резиновых мячиков или недоеденных собачьих конфет. Собираю диски Айлы и кидаю в тумбочку под телевизор.