Пуатьеский герцог Берульф призвал к войне Пуату, Турень, Анжу и нантский округ; Бладаст, герцог бордоский, вооружил жителей обоих берегов Гаронны, а герцог тулузский Дезидерий собрал под своими знаменами вольных людей из окрестностей Тулузы, Альби, Кагора и Лиможа. Эти последние два вождя, соединив свои силы, вступили в Берри с юга, а герцог Берульф с запада[629]. Обе наступательные армии состояли почти исключительно из людей галло-римского племени; одна из южных, бывшая под начальством Дезидерия, лучшего из нейстрийских вождей, опередила другую, и не смотря на огромное расстояние, которое ей следовало пройти, первая достигла буржских пределов. Узнав о приближении неприятеля, жители Буржа и его округа не устрашились грозившей им опасности. Бурж, когда-то один из самых могущественных и воинственных городов в Галлии, сохранял древние предания о своей славе и силе; в нем чувство народной гордости было связано с воспоминаниями о прежнем значении своем под римским управлением, которыми он пользовался тогда как главный город провинции, замечательный великолепием своих общественных зданий и знатностью туземных сенаторских фамилий.
Такой город, хотя и был в упадке со времени владычества варваров, однако мог представить доказательства своей силы, и не легко было принудить его к тому, чего он не желал сам. Потому ли, что о правлении Гильперика шла дурная слава, или потому, что буржские граждане не хотели переходить из одной власти под другую, только они твердо стояли за ту, которой были подчинены со времени слияния прежнего Орлеанскаго Королевства с королевством Бургондов. Решась не только выдержать осаду, но даже идти на встречу неприятеля, они выслали из города пятнадцать тысяч ратников в полном боевом вооружении[630].
Это войско встретило, в нескольких лье к югу от Буржа, армию Дезидерия и Бладаста, несравненно сильнейшую и сверх того имевшую преимущество находиться под предводительством искусного полководца. Не смотря на такие невыгоды, Беррийцы не поколебались начать битву; они стояли твердо и бой был так кровопролитен, что погибло, по слухам, до семи тысяч человек с той и другой стороны[631]. Сначала оттесненные назад, южане одолели под конец численным превосходством. Гоня перед собой остатки побежденного войска, они продолжали идти на Бурж и, словно варварские орды, предавали разорению все встречавшееся на дороге: они жгли дома, грабили церкви, вырывали виноградные лозы и срубали на корню деревья. Таким образом дошли они до стен Буржа, под которыми присоединилась к ним армия Берульфа.[632] Город запер ворота и поражение граждан его в открытом поле не сделало его ни менее гордым, ни более расположенным к сдаче на предложения нестрийских вождей. Дезидерий и оба его сподвижника обложили город со всех сторон и, по забытым преданиям римского военного искусства, начали проводить свои линии и строить осадные машины[633].
Сборным местом для войска, которое должно было действовать против Мелёна, назначен был город Париж; в продолжении нескольких месяцев оно стекалось туда со всех сторон и причиняло жителям всякого рода убытки и притеснения[634]. В этой армии, набранной на севере и в средине Нейстрии, большинство составляли люди франкского происхождения, а туземное галльское племя было в меньшем числе. Когда Гильперик уверился, что собрал довольно народа, то отдал приказ к выступлению и пошел, во главе своей дружины, по юго-восточной римской дороге. Войска следовали вдоль по левому берегу Сены, которая, в недальнем расстоянии от Парижа, принадлежала королевству Гонтрана. Они шли беспорядочно и нестройно, рассыпаясь вправо и влево для грабежей и поджогов; расхищали имущество в домах, скот, лошадей и людей, которых, связав попарно, гнали как военнопленных, позади длинной вереницы повозок[635].
Все села, лежавшие к югу от Парижа, от Этампа до Мелёна, были разорены; опустошение коснулось самых окрестностей последнего города, когда нейстрийския дружины остановились осаждать его. Под руководством такого неопытного вождя, каков был Гильперик, осада эта не могла не быть продолжительной. Мелёнский зàмок, построенный, подобно Парижу, на острове Сены, считали тогда, по его положению, весьма крепким местом; он был почти безопасен от ярых, но неискусных нападений скопища людей, незнакомых с осадными работами и только способных на то, чтоб подъехать к нему на лодках и отважно сразиться под его стенами. Дни и месяцы проходили в бесполезно возобновляемых попытках к приступу, где франкские воины, конечно, совершили многие подвиги храбрости, но наконец потеряли терпение. Скучая продолжительной стоянкой, они все более и более выходили из повиновения, пренебрегали службой и деятельно занимались только разъездами для отыскания добычи[636].
Таков был дух армии, стоявшей под Мелёном, когда Левдаст, с надеждой и уверенностью, прибыл в главную квартиру короля Гильперика. Он был радушно принят воинами, которые снова нашли в нем старого сотоварища, храброго в битве, веселого за столом и смелого в игре; но когда он пытался получить доступ к особе короля, то все его просьбы и даже ходатайства самых знатных и сильных друзей были отвергнуты. Когда гнев Гильперика утихал и не страдали его материальные выгоды, тогда он легко прощал оскорбления и потому, вероятно, уступил бы просьбам окружавших и допустил бы к себе обвинителя Фредегонды, если б не был удерживаем боязнью разгневать королеву и навлечь на себя ее упреки. Бывший граф турский, тщетно прибегавший к посредничеству владетелей и вождей, решился на другое средство: приобрести любовь низших рядов армии и возбудить в свою пользу участие большинства[637].
Благодаря самым недостаткам его характера, странной причудливости и безграничной хвастливости, он успел в том совершенно и толпа, сделавшаяся от праздности любопытной и восприимчивой, скоро одушевилась самым пламенным к нему участием. Когда, по его мнению, настала пора испытать свою популярность, он потребовал, чтобы вся армия просила короля допустить его к себе, и однажды, когда Гильперик объезжал ряды ставок он внезапно услышав эту просьбу, произнесенную тысячью голосов[638]. Ходатайство вооруженной толпы, нестройной и недовольной, было приказанием: король согласился из опасения, чтобы отказ не возбудил мятежа, и объявил, что бренский изгнанник может ему представиться. Левдаст тотчас же явился и пал к ногам короля, прося помилования. Гильперик приказал ему встать, сказал, что искренно его прощает, и примолвил с видом почти отеческой благосклонности: «Веди себя благоразумно, пока я не увижусь с королевой и она тебя не помилует; ибо ты знаешь, что она в праве считать тебя весьма виноватым[639]».
Между-тем слух о двойном нападении на Мелён и на Бурж вывел короля Гонтрана из его бездействия и обычной вовсе не воинственной беспечности. Со времени первых побед Нейстрийцев в Аквитании, он оказывал помощь городам своего удела только присылкой воевод, а сам никогда не принимал начальства над войском. Угрожаемый прорывом западной своей границы в двух различных пунктах и вторжением Нейстрийцев в самое сердце своего королевства, он вознамерился лично идти на нейстрийского короля и вызвать его на решительную битву, которая, по его убеждению, где германские предания смешивались с христианскими понятиями, долженствовала быть судом Божиим. Он приготовился на это великое дело молитвой, постом и раздачей милостыни и, собрав лучшие свои войска, пошел с ними к Мелёну[640].
