- Я не храпел?
- Храпели. Но никто не услышал из-за гогота ребятни.
Пристыжённый Киреев двинулся к выходу, стараясь ни на кого не дышать. Сзади, сопя, шёл Вареникин.
Они вышли на улицу. Над сугробами по сторонам от тротуаров дымилась пороша. Сосны были как нарисованные - морозная дымка смазывала грани.
- Неплохо расслабились, - подытожил Киреев.
Вареникин сказал:
- Я потом сообразил: Маринка ведь могла детей привести на сеанс. Хорош бы я был.
- Вам эта встреча дома предстоит.
- И не говорите.
На том и расстались.
Киреев начал трезветь - отступившие было печальные мысли снова били как электрошокеры. Он уже не мог думать ни о чём, кроме Светки и неподатливой российской бюрократии. На душе стало так погано, что хоть кидайся в прорубь.
Мать встретила его сама не своя.
- Ты где был? Я вся обзвонилась.
- Извини. Не слышал, - ответил Киреев, снимая шапку. Снег посыпался на пол белой трухой. - В кино зашли.
- В кино? Зачем? Ты сто лет там не был.
Киреев мрачно ухмыльнулся.
- Не буду отвечать на этот вопрос, потому что за ним неизбежно последует другой: "А зачем вы пили?".
- А зачем?
Киреев вздохнул.
- Чтобы забыться, наверное.
Он разделся, прошёл в ванную. Мать, всегда безошибочно угадывавшая его настроение, проследовала за ним.
- Что, со Светкой разругались?
- Да, - ответил Киреев и сам себе кивнул в зеркале. - Разошлись как в море корабли.
Но он ещё не хотел верить в это. Целую неделю ждал звонка или sms, сам порывался позвонить, думал даже нагрянуть к Вишневской домой (не вечно ж она будет от него прятаться), но вспомнил про Голубева, про его жалкий вид, когда тот умолял Светку одуматься, и переборол себя.
На восьмой день Киреев сдался.
Он сидел перед компьютером и тупо пялился в экран, где высвечивался текст вареникинской диссертации. В голове было пусто. За окном то и дело обрушивалась лавина - коммунальщики сбрасывали снег с крыши.
Киреев взял лежавший рядом смартфон, прокрутил контакты, набрал в грудь воздуха и позвонил.
- Алло! - раздался с той стороны бойкий голос.
- Здравствуйте, Оля! Как у вас там компьютер? Не надо подправить?
- Приходите, - коротко ответила Салтыкова.
Неприятности шли одна за другой. В начале декабря Киреев получил бумагу от судебных приставов. В бумаге сообщалось, что в отношении него возбуждено исполнительное производство по поводу взыскания судебных издержек. Теперь Киреев официально стал должником государства и института.
Впрочем, это было даже кстати, потому что напомнило ему про апелляцию. Киреев направил стопы к Клыкову. Тот его ждал. Со скорбным выражением лица юрист проинформировал клиента, что в Якутске оставили в силе решение туунугурского суда.
- Значит, надо идти дальше, - непреклонно ответил Киреев. - С Якутском все понятно, но верховный суд должен решить в мою пользу.
Клыков, видно, безмерно устал от него, потому что не захотел общаться лично, а в который уже раз направил к очередной юной особе, дабы та составила кассационную жалобу. Грудь у этой девушки была обычного размера, зато габаритами она почти не уступала Кирееву и напоминала Олю Салтыкову, только без её гиперактивности. Киреев договорился с ней, что зайдёт на следующий день с нужными бумагами.
Сказано - сделано. На следующий день Киреев явился во всеоружии законов и уставов, но девушка, озадаченно поджимая губки, сказал ему, что на сайте республиканского суда она не смогла найти никаких упоминаний про его апелляцию. Пришлось снова ловить Клыкова. Тот снисходительно улыбнулся (молодо-зелено!) и велел сотруднице зайти попозже в его кабинет - он покажет, где искать. У Киреева же на душе заворочался тяжелый червячок сомнения размером с Шай-Хулуда.
Через неделю он дозвонился в "Консультант" с вопросом, как там поживает кассационная жалоба. У девушки был такой испуганный голос, будто Киреев звонил ей с того света. Пришлось опять жаловаться Клыкову. Тот, наконец, осознал пагубность своих иллюзий и сказал, что раз никому ничего поручить нельзя, он сам составит и отправит жалобу.
- Когда мне оплатить? - спросил Киреев.
- Да хоть завтра, - ответил Клыков. - В любое время.
Завтра было 31 декабря.
Солнце масляно светило сквозь морозный туман. "Консультант" встретил Киреева неожиданной тишиной и пустотой. Входная дверь была открыта и это наводило на тревожные мысли. Киреев подошёл к кабинету Клыкова. Изнутри слышались какие-то звуки жизнедеятельности. Киреев постучал.
- Кто там? - спросили его.
Киреев опешил - к идентификации личности он не был готов. Пока соображал, как назваться, дверь распахнулась и перед ним предстал Клыков с весьма помятой физиономией.
- Э... извините, - пробормотал Киреев. - Вы говорили, что я могу сегодня зайти. В любое время. Я готов заплатить. За кассацию. Но у меня со сдачей...
Клыков полез в карман, вытащил оттуда несколько мятых купюр и начал пересчитывать. У него упорно не сходилось. Он махнул рукой:
- Буду должен.
Противоположный дом таращился десятками светящихся окон, словно ячейками фасеточных глаз. За спиной гремел телевизор: на экране мелькала мишура, сыпалось конфетти, искрились бенгальские огни. "С новым годом! - кричали наперебой ликующие актёры и певцы. - С новым счастьем!".
Киреев смотрел на тёмный двор и представлял себе, как где-то там, в этом скованном стужей городе, Вишневская зажигает со старым козлом Голубевым. Пьют дорогое (конечно же, французское) шампанское, заедают севрюжиной и красной икрой (а может быть, и чёрной), поднимают тосты за любовь и успех. Наверняка, у них полон дом гостей и куплены билеты куда-нибудь на Хайнань (если не в Осаку). А он, Толька Киреев, стоит здесь, пялится на панельные "брежневки" и нет у него ни севрюжины, ни чёрной икры, ни хорошего шампанского, даже девушки больше нет, зато есть куча отписок из судов и финансовый долг перед государством.
- Толь, - послышался голос матери. - Ну давай хоть выпьем за новый год. Авось лучше будет, чем старый.
К Кирееву подошла кошка Симка и начала тереться о ногу. Киреев бережно поднял её и посадил на плечо.
- Давай выпьем, - согласился он, поворачиваясь к матери.
- Со Светланой не вышло, может, с Ольгой получится, - произнесла мать, думая, что ободряет его.
- Может, - улыбнулся Киреев.
Он подошёл к столу, отпустил кошку и разлил дешёвое игристое вино.
- Ну, за новый год!
Наступивший год стал для него годом морального разложения и прогрессирующей деградации личности, с полной потерей интереса к какой-либо осмысленной деятельности. Это проявилось, среди прочего, в том, что на составление писульки в трудовую инспекцию, а точнее - в Роструд, он сразу махнул рукой. Но с Рособрнадзором решил всё же разобраться и отправил на него жалобу в Генпрокуратуру.
Тем временем подошли сроки рассмотрения кассационной жалобы, за которую он заплатил Клыкову в канун нового года. Киреев порылся на сайте верховного суда, но опять не обнаружил там никакой информации. Не было её и на сайте республиканского суда. С самыми мрачными предчувствиями он снова отправился в "Консультант".
Это был первый раз, когда в разговоре с Клыковым они перешли на повышенные тона.
- Почему, чёрт возьми, я не могу найти упоминания о моей бумаге? - орал он на юриста.
- Да потому что вы не знаете, где искать, - симметрично отвечал Клыков. - Для юных мозгом объясняю: между республиканским судом и верховным есть ещё президиум суда Республики Саха. Там и ищите свою кассацию.
Но Киреев уже ничему не верил. У него создалось стойкое ощущение, что его в очередной раз дурят. Клыков попробовал его успокоить.