62. 2331 год. Бенжи.

Бенжи наслаждался привалившим ему развлечением.

И дело было вовсе не в доступе к большой базе данных. Вернее, не совсем в ней.

Он вообще всё время считал, что вне зависимости от природы и резервных объёмов имеющегося у него накопителя размер того, что имеет смысл быть запомненным, всегда должен быть сведён к самому минимуму. Наверное, с большой натяжкой эту его 'скупость' можно было бы сравнить со 'скупостью' человека, берегущего собственную печень от чрезмерной интоксикации.

В отличие от мира людей, мир андроида всегда делился для него на мир цифровой и мир настоящий. Мир настоящий - с его непрерывными параметрами - был сложен и в целях минимизации самостоятельно архивируемых андроидом данных постоянно требовал от него выбора масштабов квантования, то есть всегда напрягал. А цифровой...

А цифровой, безликий, лишённый какой бы то ни было индивидуальности, кем-то другим поделённый на куски и уложенный аккуратными штабелями, был прост, рационален и удобен.

Подсоединившись к хардверу, андроид, собственно говоря, впервые угодил в Другого. Будь он реализатом, имей он хоть какой-то опыт подобной диффузии, он просто в очередной раз с прохладцей прошёлся бы по педантично утрамбованным чужим воспоминаниям и занялся бы какими-нибудь другими, более важными задачами, но реализатом он не был.

Как машина, он вообще не имел опыта подобного со-переживания.

Первое, что он сделал, это оглянулся в поисках чего-нибудь похожего на '#!важное' и обнаружил внутри у своего марсианского собрата целый диск с пометкой '#!training'.

Хардвер играл. Ещё недавно играл.

Внутри у того, кто стоял в узловой точке управления настоящей планетой, была смоделирована планета ненастоящая - целый искусственный мир, этакий Марс-2, расчётная территория, население и мощности которого были ювелирно подогнаны под существующее положение вещей.

Количество 'состояний', умноженное на количество 'ходов', в этой странной игре достигало огромных значений, но выходило так, что последние стыковки с потоком были около недели назад.

- Бенжи, - сказала Ая, - ты там не увлекайся.

- Да тут, собственно говоря, и нечем, - пожал плечами Бенжи, вынимая палец.

Хардвер мигнул диодами на передней панели корпуса, отключая внешнее устройство, но остался включён.

- О! Уже лучше, - усмехнулся морф.

Он шумно прополз на коленках между Аей и андроидом, уселся по-турецки перед системником и засунул внутрь него руки - прямо сквозь панель с портами и кнопками, так, словно та была не из пластика, а из пластилина.

- Знаешь, чем при детальном рассмотрении отличается простое от сложного? - сказал он в никуда, ворочая там руками. - Только границами того, что именно ты хочешь рассмотреть. Всё остальное по-прежнему остаётся неизменным. Не в смысле статичным, а в смысле равно-сложным и как бы равноценным. Ни остальной мир, ни невидимые тобой взаимосвязи не отрезаются и никуда не деваются. Когда ты выделяешь что-нибудь простое, ты просто не учитываешь остальное. Понимаешь?

Он вынул руки, и за его руками, на месте оставшейся от них дыры вырос улыбающийся беззубый пластиковый рот.

- Да, - сказал рот.

- Тогда зачем ты нас ждал?

- Для принятия оптимального решения.

- Ахахахаха! - захохотал мальчик, вытирая друг об друга ладошки. Он повернулся сперва к Ае, а потом и к Бенжи, приглашая их обоих присоединиться к веселью: - Шутник!

- Нет, - серьёзно сказал рот. - Мне просто надоело играть.

- Дада, - всё ещё смеясь, согласился морф. - А ведь было бы неплохо, чтобы алгоритм приспособился к игре раньше, чем его хозяину надоело играть.

- Я... - начал было рот, но мальчик закрыл его пластиковые губы ладошкой:

- Подожди. Сейчас.

Он оглянулся на Бенжи, примериваясь к чему-то, видимому только ему одному, и полез под стол обратно - отключать электричество.

Пока он возился там, на системнике рядом со ртом проступили большие голубые глаза, и, разглядывая чужую новорождённую оптику, андроид без особого удивления отметил про себя её сходство с собственной.

***

Новоявленное существо получилось маленьким и большеголовым, как гидроцефал.

- Ну, что ж, - сказал, снова шумно выползая на коленках из-под стола, морф. - Я думаю, что это и есть то самое оптимальное решение.

63. 2331 год. Мэтт.

Когда тропа закончилась, Мэтт сел, а потом подумал и лёг навзничь, прямо на песок - этакой распластавшейся на берегу морской звездой, широко раскинув руки и ноги в стороны.

Вверху над ним медленно и величаво плыло усыпанное звёздами небо.

- Воон та звёздочка чуть левее оси эклиптики - это Марс, - сказал, переминаясь с лапки на лапку, дрозд. - Я хотел показать тебе связи. Смотри.

Он подпрыгнул, сделав крыльями громкое 'ххафф!', это 'ххафф!' отразилось откуда-то множественным гулким эхом, и вместе с этим эхом чёрное пространство снаружи вспучилось и наехало на замершего и онемевшего от неожиданности Мэтта, как увеличиваемое растровым редактором цифровое изображение.

- Свет, блуждающий по Вселенной, встречается на дне твоих глаз со своим отражением точно так же, как звук моих крыльев встречается со своим эхом в этих кедрах, - сказал дрозд, внимательно наблюдая за тем, как Мэтт тщетно пытается прикрыть открывшийся в изумлении рот. - Где-то в будущем все пути всего на свете сходятся в одной точке.

И заулыбался:

- Моргай, моргай.

Мэтт моргнул и сглотнул внезапно пересохшим горлом.

- У меня на Марсе сестра, - не столько спросил, сколько сказал он: уверенно, так, словно даже не слышал об этом, а присутствовал там сам.

Он часто-часто заморгал, пытаясь проглотить снова навернувшиеся на глаза слёзы, а потом резко перевернулся на живот.

- А я так боялся, что остался один, - сказал он в песок. - Без никого.

- Опять двадцать пять, - укоризненно покачал чёрной головкой дрозд.

Крылья его из чёрных стали оранжево-синими, он подпрыгнул, вспорхнул вверх и пропал, а взамен сверху густо посыпались большие кедровые шишки.

Одна из них больно ударила мальчика по макушке.

- Ай! - воскликнул Мэтт.

- Простите, - печально сказало окружающее его пространство. - Мне показалось, что здесь никого нет. Кто вы?

- Мэтт, - нахмурившись, обиженно буркнул Мэтт. - Что ты всё время дерёшься?

- А что ты всё время плачешь? - в тон ему возразил тот же голос, и прямо в полуметре от его носа из воздуха материализовался и шлёпнулся на песок дрозд. - Вероятность того, что кто-то живой надолго останется один, вообще практически нулевая.

- Это точно, - с готовностью согласилась с бесплотным голосом птица. - Знаешь, Мэтт, мне кажется, что во многих случаях, когда кто-то так или иначе чувствует себя брошенным, достаточно просто сказать ему 'я тебя люблю'.

Она отряхнулась и покосилась на мальчика:

- Ну, и как бы я тебя люблю.

Песок, устилавший почву в нескольких сантиметрах от лица Мэтта, был светлый, почти белый, а песчинки настолько крупные, что если хорошо присмотреться, можно было различить тонкие пластинки слюды, зёрна полевых шпатов, циркона и кварца.

Мэтт запустил в него руки, пару минут смотрел, как тот сыплется между пальцев, а потом уронил голову на руки.