– Все, что я здесь вижу, говорит мне об одном: кто-то хотел, чтобы трупы увидело как можно больше людей, вот почему и место выбрали именно это – многолюдный ирен. Они тут как на сцене. Кто-то в этом городе хочет, чтобы люди считали: монстр пришел сюда, чтобы убивать. Однако этот вывод влечет за собой новые вопросы. И первый из них такой: где они взяли труп чудовища?

– У меня есть на этот счет одно подозрение, – пробурчал Бринд, но подробнее объяснять не захотел.

– В самом деле?

– Я подчеркиваю – это всего лишь мое соображение. В городе есть фабрика, специализирующаяся на подобных продуктах. Можете начать задавать свои вопросы оттуда, хотя я не понимаю, зачем им могло понадобиться участвовать в подобной постановке.

– Почему бы и нет?

– Они деловые люди. И на многое пойдут ради того, чтобы подобные издержки производства никогда не попадались на глаза публике. Нет, им совсем не на руку, чтобы эта тварь валялась тут в таком виде.

Фулкром кивнул.

– Буду очень вам признателен, сэр, если вы поподробнее расскажете мне и об этой фабрике, и о том, чем они там занимаются, когда мы вернемся в цитадель. А пока вопрос номер два: у кого бы и где бы ни был приобретен этот труп, почему его оставили здесь в таком виде? Зачем кому-то понадобилось устраивать этот спектакль? Какая тут может быть выгода? По всей вероятности, это событие планировалось как первое в цепи других событий, иначе зачем стараться ради одного-единственного представления?

Бринд оглядел ирен, который тем временем полностью вернулся к нормальной жизни.

– Учитывая многолюдность и общедоступность места, можно предположить, что главной целью спектакля было заставить людей заговорить о нем, а еще, вероятно, внушить им страх перед монстром.

– А для чего и кому это может быть нужно? – спросил Фулкром. – Вы ведь знаете этот город лучше меня.

– Виллирен всегда был узлом противоречий, – признал Бринд. – С тех пор как кончилась война, я считал, что старые раздоры остались в прошлом вместе с ней и что теперь люди боятся лишь самой войны.

– То есть захватчиков с севера, я прав? – спросил Фулкром.

– Верно.

– А как насчет пришельцев, их присутствие не беспокоит людей?

– Вполне возможно, что существа, живущие в лагере к югу от городских стен, также внушают горожанам тревогу.

– Я их понимаю. – Фулкром кивнул. – Как по-вашему, никто в городе не мог подобным образом заявить о своем неприятии существующего положения вещей?

– Людям придется научиться справляться со своими страхами, и чем раньше, тем лучше.

– Если я чему-то и научился за свою жизнь, то лишь одному: никогда не следует недооценивать волю народа. Она может оказаться непобедимой, особенно когда ее захватит какая-то идея.

Бринд вздохнул и снова глянул на труп:

– Как вы думаете, вы сможете найти того, кто это сделал? После Джокулла мое доверие к вам безгранично.

– Постараюсь. Однако я вынужден просить вашего разрешения собрать команду – сначала, видимо, из волонтеров, все равно ведь нам понадобятся люди для новой инквизиции, а потом, может быть, и уцелевшие члены старой инквизиции присоединятся.

– На вашем месте я не стал бы с ними связываться. Начните с нуля. Ищите умных честных людей. – Потом, шагнув к драгунам, Бринд сказал: – Слушайте меня, парни: с этого момента делом занимается следователь Фулкром, а вы выполняете все его приказы. Поняли?

Дружное «сэр» стало ему ответом.

– Вот и хорошо. – Бринд повернулся к Фулкрому. – Если у вас возникнут с ними какие-то проблемы, обращайтесь прямо ко мне. Теперь это все ваше.

Вернувшись в цитадель, Фулкром первым делом попросил выделить ему под кабинет какое-нибудь прохладное помещение в полуподвале. Бринд уже и сам присмотрел в подвале, под кухнями, целую анфиладу комнат и комнаток, которые и предложил теперь Фулкрому. В некоторых из них еще стояли ящики с провизией и вином, запасенные в крепости в дни штурма города, и, пока беззаботные драгуны вытаскивали и уносили их прочь, Лан с Фулкромом принялись обживать новую территорию.

В самое дальнее от предполагаемого кабинета Фулкрома помещение перетащили труп с ирена. Солдаты обложили его мешками со льдом, чтобы он перестал разлагаться и не провонял весь подвал.

Лан и Фулкром долго возились с ним: разглядывали, делали заметки, пока Фулкрома не посетила простая, но гениальная мысль – разослать гонцов, пусть приведут любых докторов, каких только удастся найти. Те пришли, но долго сопротивлялись, говоря, что не хотят освидетельствовать никаких монстров, но Фулкром прямо из кожи лез, чтобы их задобрить, и все же добился своего.

Правда, согласилась лишь одна женщина – пухлая коротышка, бывшая медсестра, она неплохо рисовала и, похоже, искала, чем заполнить свои дни; осматривая зверя, она напевала себе под нос так беззаботно, точно пекла булочки на своей кухне. Она поднимала ему лапы, рылась в шерсти, поворачивала из стороны в сторону голову и все время рисовала, так что Фулкром, решив, что в ближайший час он ей не понадобится, оставил ее с трупом наедине. Вернувшись, он сразу спросил, не нашла ли она каких-нибудь повреждений, на что женщина отвечала отрицательно. Обнаружились только неглубокие царапины, которые, вполне вероятно, возникли, когда тело волокли по твердой неровной поверхности – например, по булыжной мостовой. Ее отчет подтвердил все подозрения Фулкрома.

Тем временем Лан занималась устройством кабинета, с невиданной легкостью ворочая тяжелую мебель. В прежние времена здесь, наверное, располагалось что-то вроде бухгалтерии: в книжных шкафах хранились переплетенные в кожу гроссбухи с отчетностью по торговле зерном, рудой, драгоценными камнями и перемещению денег. Полистав их, она подивилась нерегулярности, с которой они велись: в иных отсутствовали целые годы. Найдя тряпку, Лан смахнула пыль со стола. Расставила стулья. И даже ухитрилась раздобыть ароматические масла и фонари, которыми украсила комнату. Всего спустя пару часов довольно просторная, но заброшенная комната в полуподвале из пыльного закоулка цитадели превратилась в уютный рабочий кабинет.

– Дело, – сказала она себе, – надо делать либо на совесть, либо вообще никак.

Когда в комнату вошел Фулкром, выражение его лица сполна вознаградило ее за труды.

– Фантастика, Лан! – И он подошел к столу, где тут же стал перекладывать книги, карандаши и бумаги в определенном порядке.

– Не можешь оставить ничего в покое, руки чешутся, да? – съязвила Лан.

Фулкром только улыбнулся:

– Ты и блокнот нашла? Великолепно! – Сунув его в карман, он огляделся. – А сюда мы поставим какие-нибудь юридические книги. – И он показал на книжные полки.

– Ага, а еще я откопала грифельную доску – может пригодиться. – Лан показала ему большой прямоугольник, шириной фута в четыре. Поставив доску на стол, она прислонила ее к стене верхним краем. Потом взяла мел, написала на доске слово «монстр» и обвела кружком.

– Почерк у тебя корявый, – отметил Фулкром.

– Ну, не всем же быть аккуратистами вроде тебя.

– За это ты меня и любишь, – сказал Фулкром, придвигаясь к ней.

– Да, – отозвалась Лан после небольшой паузы. – Я тебя люблю.

Они давно не говорили друг другу этих слов, но теперь, когда опасность временно отступила и жизнь начала входить в нормальную колею, их чувство друг к другу стало еще острее.

– Надо нам как-то это отметить, – предложил Фулкром. – Сегодня вечером, в нашей спальне. Только ты и я. Зажжем свечи, устроим себе праздник.

– Хорошо.

– Только хорошо, и все? – переспросил он.

– Ладно, это будет здорово, – уступила Лан.

– Так-то лучше.

– А как насчет монстра, что тебе еще пришло в голову? – спросила она.

– Много чего. Как только мы получим подробные зарисовки, я, наверное, прикажу сжечь его, беднягу. Если у него есть душа, самое время отпустить ее на волю. А утром я схожу на фабрику, о которой говорил командующий. И надо еще поговорить с людьми на ирене, – может, кто-нибудь видел что-нибудь необычное накануне.