А потом…

Полились реки бражные и медовые. В трапезной, где ела монастырская братия, пир горой. Вовсе не божественные песни грянули подвыпившие монахи.

К середине дня не монастырь — скотный двор. Упилась братия до бесчувствия. Валяются монахи кто где. В обнимку шатаются, горланят на всю округу.

Протрезвеет кто — щедр с перепугу дворянин Владимир Туровской — подходи ещё, пей сколько влезет хмельных медов да браги. Кто поглавней — тому сладкие заморские вина.

Свиделись в суматохе Игнатий и Ива. У Ивы глаза блестят — рад.

Игнатий повеселел. Нет всегдашней его опаски. По плечу, похлопал.

— Видать, приходит наше время. К полуночи будь возле кельи старца Никодима. Да неприметно. Сам за тобой зайду. Кашляну негромко три раза — выходи навстречу.

Время — что дорога. Иной раз пройдёшь — не заметишь. А в другой — тот же путь покажется в тысячу вёрст.

За все годы, что помнил Ива себя, не было такого длинного-предлинного дня.

Едва наступили поздние летние сумерки, был уже Ива возле старцевой кельи на условленном месте. «Эва, как ладно всё складывается! — думал. — Поди, Амвросий и келарь вместе с другими пируют да пьянствуют и знать не знают, какое дело должно совершиться нынешней ночью».

И напрасно так думал Ива.

Потому что не бражничали келарь и Амвросий. Больно тревожное время стояло. А когда зажглись на небе звёзды, неподалёку от Ивы возникли три тени, невидимые в темноте.

Был то Амвросий с двумя дюжими монахами. Решил на всякий случай покараулить Макарьева приёмыша. Стало к полуночи приближаться, понял: не напрасно терял время. И вправду мальчонка ждёт кого-то. Послал одного монаха за келарем Саввой.

— Скажи, надобно у всех ворот новые караулы поставить, числом вдвое более прежних. Трезвых.

И когда раздались Игнатьевы долгожданные шаги и приглушённое троекратное покашливание, услышал их не один Ива. Стояли наготове вовсе близко Амвросий с двумя монахами и келарь Савва.

— Наконец-то! — обрадовался Ива Игнатию.

— Тише… — Тревожен у Игнатия голос.

— Аль не ладно? — испугался Ива.

— Вроде бы, — неохотно вымолвил иконописный мастер.

— Что?

— Караул у всех ворот сменили.

— Давно?

— В том-то и беда — недавно.

— Неужто почуяли?

Промолчал Игнатий.

— Может, со своими людьми из монастыря пробьёмся?

— В монастыре наших мало.

— А может, Кузьма по главным воротам ударит? Пришёл уж небось.

— Монастырь целому войску не взять за неделю.

— Делать-то что? — в отчаянии спросил Ива. — Так ладно всё шло, а вот поди ты!

— Тс-с! — ухватил Игнатий за плечо Иву. — Будто шевельнулся кто рядом…

И услышал негромкие келаревы слова:

— Хватай их!

Навалились дюжие монахи на Игнатия — в рот тряпку, руки назад.

Ива было метнулся в сторону. Поймал его на ходу Амвросий.

— То-то! Попались! — злорадно прошипел. И к Савве: — В угловую башню?

— Погоди, брат Амвросий. Сейчас нельзя. Как ни мало у них сообщников в монастыре, а, сам слышал, есть. Шума лишнего не надо. Давай прямо в келью Никодима.

Ввалились монахи с пленниками в келью. Старец Никодим, писавший за столом, повернул голову.

— Поймали разбойников. Хотели отдать Ивашке Болотникову монастырское оружие, — пояснил келарь Савва.

Спокойным, а вместе с тем будто чужим голосом спросил старец Никодим:

— Не ошибся ли, брат Савва? Разбойников сажают в темницу, а здесь моё жильё.

— Не обессудь, отец Никодим, — вмешался Амвросий. — Вести в башню — шума кабы не было. Есть у них в монастыре сообщники. У тебя только свяжем. Будто пьяных, отнесём в башню.

Старец Никодим промолчал. Глядел куда-то сквозь вошедших. Припасливый Амвросий стал разматывать верёвки.

Дёрнулся Игнатий, как перехватили руки. Сказать ничего не может — рот кляпом, тряпкой, заткнут.

Пришёл Ивин черёд. Амвросий на Савву вопросительно глянул — тот едва приметно кивнул, и застонал Ива, когда один из монахов выкрутил ему назад руки.

— Ноги вяжите! — сказал Амвросий.

Впились верёвки в тело.

— Пошли! — приказал Савва. — Вы вдвоём богомаза тащите, а ты, Амвросий, мальчонку.

«Эх! — с тоской подумдл Ива. — Пропало дело».

Только подумал — широко распахнулась дверь, на пороге Терентий с мужиками.

— Не опоздали, часом? — спросил оружейный мастер. Увидал, что в старцевом жилье делается, сам же себе и ответил: — Кажись, в самую пору.

Шагнул смело в келью, за ним — мужики, иные с топорами.

Попятились монахи. Амвросий со страха к стене прижался.

А Терентий с ножом, что всегда при нём на поясе был, согнулся над Игнатием и Ивой — лопнули на руках и ногах верёвки. Поднялись оба. Игнатий кляп-тряпку вытащил изо рта. Подбородком подвигал. На монахов зло поглядел:

— Челюсть чуть не свернули, чтоб вам! А тебе, Терентий, великое спасибо! Как о беде догадался-то?

— Один из наших, — кивнул в сторону мужиков, — приметил, как тебя с мальчонкой схватили. Ну и ко мне сразу. А у меня, как давеча с тобой сговорились, уже народ собрался. Вот и подоспели.

Услышали тут все келарев голос:

— В земле сгною заживо!

У Терентия, должно быть, крепкое слово запросилось на язык. Стерпел, сказал только:

— Руки коротки, Савва. К Болотникову ухожу. Ему оружейный мастер, поди, сгодится. И они, — кивнул на мужиков, — со мной вместе.

Понял келарь Савва: плетью обуха не перешибёшь. Смирился. Молчком руки дал связать. Только кровью лицо налилось, как стал ему засовывать Игнатий в рот тряпку-кляп, чтоб крика не поднял.

Монахи с Амвросием и вовсе не пикнули.

Утёр Игнатий пот со лба.

— Переменчиво, вишь, счастье. То, однако, полдела. Часовых возле погребов повяжем, ладно. Другое худо. Стража у ворот новая — не пройти.

Поглядел Ива на келаря Савву.

Сощурился тот насмешливо: взяли, мол?

И то правда, как в волчьей яме: руки-ноги свободны, а не вылезешь.

Терентий на келареву усмешку снисходительно поглядел:

— Рано обрадовался, Савва. Я прошлым летом в оружейных погребах ненароком одну тайну узнал.

Налились ненавистью келаревы глаза. Замычал невнятно — во рту-то тряпка. Верно, хотел, чтобы старец Никодим помог сохранить монастырскую тайну.

Понял старец Никодим. Покачал головой:

— Не помощник я тебе, Савва. С простыми людьми моё сердце, не с тобой.

— Пошли, Игнатий, время дорого, — сказал Терентий.

— Куда?

— В оружейные погреба. Стражу повяжем, дело не хитрое. Ключи, поди, с тобой, спасибо за них келарю Савве.

Услышав такое, точно на горячих угольях заворочался келарь Савва. И то сказать, своими руками помог Болотниковым друзьям.

— А потом что? — спросил Игнатий. — Как выберемся из монастыря?

— Всё скоро узнаешь. Пошли!

Стал Ива наскоро прощаться со старцем Никодимом, едва сдержал слёзы.

— Может, и ты с нами? — спросил. — Замучают они тебя…

— Стар я, Ива, чтобы начинать жизнь заново. А тебе моё напутствие: стремись к правде и справедливости.

Вышли из кельи — Терентий приказал мужикам:

— Вы трое слева к страже, что у оружейных погребов, подходите. А вы трое — справа. Как свистну — разом вяжите. Да глядите, чтобы шуму не было.

Исчезли в темноте Терентьевы помощники. Остальные, Ива вместе со всеми, прижимаясь к постройкам и плетням, тоже потихоньку двинулись. Услышал Ива подле себя негромкий свист. Затаился. Ни звука не донеслось от оружейных погребов.

— Быстро к погребам! — услышал шёпот Терентия.

Темно кругом. Луна за облака спряталась. Оно и к лучшему. Только не видать почти ничего.

Добрались-таки до погребов. Возле дверей четыре охранных человека связанные, мешки на головах, лежат.