Кестрел пыталась не смотреть на протянутую ладонь Арина. Она плотнее запахнула воротник куртки, чтобы защититься от холода.

Проиграть было немыслимо. Но если она выиграет... Она сможет отправить Арина домой. Так будет лучше. Ему стало опасно здесь оставаться. Слишком тяжело для нее самой.

— Кестрел. — Он прикоснулся к ее голому запястью и медленно скользнул пальцами в тепло широкого манжета куртки, где бился ее пульс. — В последний раз, — попросил он.

Ладонь Кестрел расслабилась, будто ей не принадлежала. Пальцы раскрылись и соединились с его.

Внезапно ей показалось, будто внутри нее появилась пустая комната, куда теперь хлынули все ее желания. Они столпились вместе в пышных юбках из тонкого шелка, которые терлись друг о друга.

— Да, — прошептала Кестрел.

Глаза Арина в темноте зажглись. Его рука была горячей.

— Поклянись.

— Валорианцы дорожат своим словом.

— Пойдем.

Он потянул ее к спускающемуся вниз переулку.

— Сейчас?

— Или ты предпочтешь играть во дворце? Как думаешь, где будет лучше, в твоих покоях или в моих?

Кестрел выпустила его руку и потерла ладонь, пытаясь заставить себя забыть его прикосновение.

Он наблюдал за ней, и выражение его лица изменилось.

— Мы сыграем позже, — сказала Кестрел, и в этот момент поняла, что, может, она согласилась просто ради удовольствия сыграть с ним или ради отравленного приза — возможности выслать его из столицы, — но какая-то малая часть ее приняла его предложение из-за предательской надежды проиграть. — Позже, — повторила она.

— Нет. Сейчас.

— Не можем же мы бродить по Теснинам, пока нам не попадется колода карт.

— Не беспокойся, — сказал Арин. — Я знаю подходящее место.

Арин не был уверен, что лихорадка покинула его полностью. Он находился в исступлении.

В смятении.

Он вел Кестрел обратно в Теснины. Его шаг был длиннее. Он пошел с Кестрел в ногу... а несколько мгновений спустя уже снова практически бежал.

Арин больше не знал, что существует на самом деле. Что реально? Отвращение на лице Кестрел, когда она только увидела его? Но затем на нее упал луч света фонаря, и Арин заметил потрясение и печаль.

Или это ему только показалось. «Ты видишь то, что хочешь видеть», — сказал ему Тенсен.

Когда Арин отогнул воротник той украденной (взятой на время, выигранной?) куртки от шеи Кестрел, в воздухе между ними будто вспыхнула искра. Разве не так? Но потом Кестрел превратилась в камень. Как тогда на балконе, в первую ночь. Наверное, искры были только у Арина в голове. Возможно, они были подобны тем искрам, что сыпятся из глаз, когда тебя ударят в лицо.

Арин не лгал, когда сказал, что доверяет Кестрел. Но это доверие всегда лежало внутри него тяжелым камнем. В доверии ей не было смысла. Арин мог назвать множество причин. Его доверие было глупостью. Болезнью. Арин сам полностью не понимал его природы. Он даже не был уверен, что это упрямое стремление исходило от настоящей надежды, а не от привычки попрошайки, который так и заснул с рукой, протянутой за мелкими монетами.

Арин быстро оглянулся через плечо. Кестрел бросала на узкий переулок вокруг обеспокоенные взгляды: на помои и мусор в канаве, колеблющийся свет фонарей из игорных домов, разваливающиеся лестницы. Опасные на вид пятна льда под ногами.

Она поймала его взгляд и поправила рабочий шарф, чтобы прикрыть лицо, будто Арин был незнакомцем. Будто не знал, кто она, и его могла обмануть ее маскировка.

Маскировка! Арин замер на месте и восхитился тем, как Кестрел выглядела в платье служанки. Ее яркие волосы были спрятаны, открывая лицо и чистый лоб. Она смыла ту проклятую метку.

Он испытал непонятное оживление. Почти головокружение. Оно наполнило его легкие и пришпорило пустившееся вскачь воображение, которое создавало фантазии, показывающие, насколько далеко зашел его разум.

Арин представил, что Моль Тенсена — это Кестрел.

Да, усмехнулся он, так все и есть. Это все объясняет.

Пораженный своей способностью к самообману, Арин рассказал себе коротенькую нелепую историю. Намеки Тенсена на то, что Моль — Риша, были всего лишь намеками. Тенсен ничего не говорил прямо. А Кестрел находилось в прекрасном положении, чтобы собирать информацию для куратора шпионов Герана, не так ли? Любимица двора. Дочь генерала. Приближенная императора. Невеста его сына. Тенсен никогда бы не рассказал Арину, что источник информации — она.

Все прекрасно сходилось. И только посмотрите на нее сейчас. Платье служанки. Эта куртка. Какая-то загадка во взгляде. О да. Из Кестрел получилась бы великолепная шпионка.

И давайте не будем забывать то испорченное платье, которое описывала Делия. Разорванные швы, рвота и грязный подол.

Разве это не похоже на Кестрел — рисковать собой?

Ради чего? Герана?

Ради Арина?

О боги лжи и безумия! Арин сошел с ума.

Он рассмеялся вслух.

* * *

Кестрел тоже остановилась. Она видела, как его лицо осветилось странным, жестким весельем, еще до того, как он засмеялся.

— Арин, — произнесла она, — в чем дело?

— Ни в чем. — Все еще улыбаясь, он встряхнул головой. — Во всем. Я не знаю.

— О чем ты?

— Просто шутка. Глупая шутка. Неважно. Не обращай внимания.

Ей не хотелось выведывать. Не хотелось снова услышать тот безрадостный смех.

Они сделали еще несколько шагов под деревянными табличками, что висели над дверями различных заведений, подобно неподвижным знаменам. Когда Кестрел поняла, куда Арин ведет ее, она остановилась. Она уставилась на таверну под изображением сломанной руки на противоположной стороне улицы. Это оттуда вышел тот пьяный лорд, который почти узнал ее.

— Мне нельзя туда.

— Для тебя недостаточно роскошно?

Глаза Арина все еще блестели сатирическим светом.

— Кто-нибудь может узнать меня.

— Вряд ли.

— Неужели простая одежда настолько меня изменила?

Она услышала в своем голосе высокомерную нотку и смутилась.

— Кестрел, я могу заподозрить, что ты считаешь себя слишком высокородной, чтобы войти в «Сломанную руку». Или что ты боишься проиграть мне, что вполне понятно.

Она бросила на него сердитый взгляд и шагнула вперед.

Таверна бушевала шумом и светом. Здесь были толпы людей. Воздух загустел от табачного дыма, мясного запаха дешевых свечей на сале и влажной дрожжевой смеси алкоголя и пота. Кестрел шла сквозь толпу.

— Ты знаешь, куда идти? — с весельем в голосе сказал Арин ей на ухо.

Кестрел продвигалась вперед. Около барной стойки дышать стало легче, но, приблизившись, она увидела трех растрепанных пьяных придворных, которые громко шумели. Одного из них Кестрел знала по имени. Он занимал высокое положение и был в числе приближенных к императору на приеме в Зимнем саду.

Кестрел опустила голову, опасаясь быть узнанной.

Но она не успела. Взгляд придворного упал на нее... и скользнул дальше. Он не заметил ее, по крайней мере, не увидел ничего, что стоило бы его внимания. Один из его товарищей рассмеялся его шутке. Сенатор отвернулся к нему.

Они весело потребовали еще выпивки, и никто из них больше не взглянул в ее сторону.

— Ты остановилась, — пробормотал Арин Кестрел на ухо.

С готовым выскочить из груди сердцем Кестрел повернулась к Арину так резко, что столкнулась с ним. Он поймал ее за плечо.

— Я ухожу, — сказала она.

— Ты обещала. Одна игра.

— Не здесь. Не сейчас.

Хватка Арина усилилась.

— Значит, ты сдаешься. Я выиграл.

Биение пульса в ушах изменилось. Ее сердце ускорилось от его прикосновения. Она стояла перед соблазном и перед... чем-то еще, что, наверное, было более мудрым вариантом, если бы она не забыла каким.

Это что-то еще изменило форму, затвердело внутри Кестрел. Оно настаивало на «да», изгоняло «нет» и называло Кестрел трусихой. Оно взялось за руки с соблазном.