– Ай! Осторожней!

Перепел, плюнув, отстегнул от рюкзака сапёрную лопатку и стал осторожно расширять края ямы.

– Вот, теперь, кажется, пошла, – обрадовался Макс, осторожно вытаскивая ногу.

– Можешь наступать на неё? – озабоченно спросил Перепел.

Макс попробовал и поморщился.

– Потянул маленько. Но идти могу.

Я заглянул в яму и увидел на дне кости, весьма похожие на человеческие.

– Перепел, тут убивали кого-то что ли?

– А то! Место поганое, тут частенько шакалы поджидают старателей, которые со сламом возвращаются.

Мне даже курить расхотелось, и я предложил не задерживаться и двинуть дальше. Сначала мы спустились в небольшую ложбину, по дну которой струился ручеёк («Не вздумайте из него пить, он течёт из Зоны», – предупредил Перепел), шли вдоль ручья сквозь обрывки рассеивающегося тумана, потом поднялись по склону, цепляясь за редкие кусты и молодые деревца, на крутой холм, опять спустились в ложбину, густо заросшую папоротником, потом опять стали подниматься, и вдруг...

Очень сложно описать это ощущение, которое испытываешь, пересекая невидимую границу Зоны. Сначала ты на секунду слепнешь, глохнешь, теряешь всякую чувствительность, и тут же наоборот – превращаешься в один сплошной глаз, сплошное ухо, нос, язык и на миг необыкновенно остро воспринимаешь цвета, звуки, запахи мира, которые смешиваются в невообразимый винегрет, и ты чувствуешь сладковатый привкус небесной синевы, зеленую кислинку молодой травки, упругую гулкость глинистой почвы, а затем... Затем с каждым человеком, судя по скупым рассказам других старателей, происходит по-своему. Меня словно изнутри от макушки до пяток окатили кипятком, появилось ощущение пронзительной тоски одновременно с надеждой на необыкновенное, раздирающее душу счастье; в мозгу, как в бешеном калейдоскопе, закрутились картинки из прошлого, и почему-то восхитительно ясно вспомнилось первое свидание: как тщательно готовился – гладил рубашку и ваксил туфли, как волновался и мучительно придумывал подходящие темы для беседы, и как потом всё на удивление легко и естественно прошло, и когда проводил её до подъезда, она даже позволила поцеловать себя в губы... И внезапно всё закончилось, и всё стало как было, точнее почти всё, как если бы кто-то, проведя обыск, вернул вещи на свои места, но положение их слегка изменилось. А моя зубная боль бесследно исчезла. «Здравствуй, Зона», – сказал я беззвучно.

– Ну что, получили дубинкой по кумполу? – спросил Перепел, внимательно вглядываясь в наши с Максом лица. Абсолютно трезвый, хотя минуту назад он был вхламину.

– Это... всегда... так? – с трудом выдавил Макс.

– Всегда. Но у каждого по-разному. Так, проверим: имя своё помните? Где право? Где лево? А то, бывает, что и умом едут в Зоне сразу...

Как выяснилось, мы с Максом выдержали первый удар Зоны нормально, без потерь. Правда, у Макса, по его словам, ощущения были другие: его приглючило, что вокруг всё со всем связано и он способен отследить любую из этих бесчисленных нитей.

Чтобы слегка придти в себя, я достал сигарету и, прикуривая, сделал одну небольшую затяжку, однако мне показалось, что я вдохнул дым не сигареты, а целой фабричной трубы. Я чуть не задохнулся, моментально выплюнул сигарету и аж согнулся пополам от нестерпимого кашля. Откашлявшись и отплевавшись, я вдруг почувствовал, что моя одежда, руки, волосы нестерпимо воняют табачным перегаром.

– Это чего такое, Перепел?

– Не боись, Зона на людей по-разному действует. Ты вот курить не можешь, а я – пить. Вернее, могу, но только хмель меня не берёт. А был у меня знакомый старатель, так он в Зоне цвета переставал различать, поэтому погоняло у него было «Дальтоник». Привыкай. Ладно, хватит уже рассусоливать – идти надо. Идите за мной след в след и ни на волосок не отклоняйтесь, если жить хотите.

И мы пошли. На первый взгляд, я не заметил в Зоне ничего особенного. Обычный чахлый перелесок, поле, давным-давно заброшенное и заросшее высокой, по пояс травой. На краю поля какое-то кирпичное сооружение, то ли недостроенное, то ли полуразвалившееся. В воздухе витает запах запустения, вымороченности и заброшенности, но шестым чувством понимаешь, что пустота эта лишь кажется и что где-то в ней таится смертельная опасность.

– Стоять! – скомандовал шедший первым Перепел и вскинул вверх руку. – Урок первый, желторотики. Видите вон ту развалину?

– Видим.

– Теперь смотрите внимательно. Вон левый угол, где стена наполовину обрушилась. От этого угла метров на 5 влево смотрите. Видите, там трава не растёт и земля пузырём вспучилась. Заметили? Знаете, что это такое? Это «батут», ловушка такая. Сейчас покажу, как...

– Ты возьмешь гайку, кинешь её в центр, а она не упадёт, а наоборот отскочит в сторону, – раздражённо сказал я. – Этот фокус описан во всех книжках про Зону.

– Действительно, – поддакнул мне Макс, – гравитационные аномалии Зоны общеизвестны.

– Грамотные? – сказал, прищурившись, Перепел. – Ну-ну.

И он молча зашагал к развалине. Мы пошли следом, но когда мы проходили мимо «батута», Перепел резко развернулся, схватил шедшего за ним Макса и, сделав подсечку, швырнул его прямо в ловушку. Макс, падая, не долетел до земли нескольких сантиметров, как вдруг его словно невидимой пружиной вытолкнуло и подбросило так, что он упал плашмя на живот в нескольких метрах от «батута».

– Тебе тоже хочется полетать? – спросил меня Перепел, надвигаясь.

– Нет. Извини, мы всё поняли, – я автоматически встал в боевую стойку.

– Отож! И больше не выёживайтесь, желторотики, – Перепел абсолютно по бульдожьи мотнул головой, маленькие глазки его были злобно прищурены. – Не то в следующий раз в «чёрную дыру» брошу – одна лепёшка останется.

Мы подошли к кирпичной развалине и заглянули внутрь. Там обнаружилась пара пустых консервных банок, разбитая бутылка из под водки и куча стреляных гильз от калаша. Я задумчиво ковырнул эту кучу носком сапога, и среди уже тронутых ржавчиной цилиндриков заметил предмет, похожий на угольно-чёрную пальчиковую батарейку.

– Перепел, это что такое?

– Это? «Лешачий палец». Возьми себе, вещь полезная. Вставишь в комут вместо кумулятора – на пять лет хватит без подзарядки.

Я наклонился и взял «палец», но тут же выронил его, потому что получил неслабый удар током.

– А что, в книжках ваших не пишут, что «лешачий палец» нельзя голыми руками брать? – с издевкой спросил Перепел. – Будешь выпендриваться, значит, на своей шкуре будешь Зону изучать. Понял?

– Понял, – буркнул я и пнул чертов «палец» подальше.

– Э, нет! Так нельзя! Первый слам в рейде надо всегда брать! Это тебе первый подарок Зоны. Не возьмёшь, она обидится и больше ничего не даст. Ты этот «палец» аккуратно через пакет возьми и в другой положи.

Я так и сделал и спрятал плотный пластиковый пакет в карман куртки.

– Теперь двинем до Мёртвого посёлка, там сделаем привал, – заявил Перепел.

По дороге к посёлку я обратил внимание на небо Зоны. Не удивительно, что через эту облачную простоквашу, висящую, кажется, над самой головой, невозможна спутниковая съёмка. Едва заметная морось потихоньку усиливалась, заставив сначала поднять капюшоны, потом ускорить шаг, а под конец, спасаясь от настоящего ливня, устремиться в укрытие, под крышу одной из хибар Мёртвого поселка. По непонятным причинам разные здания тут имели разную степень сохранности: где-то осталась лишь груда мусора, где-то кирпичный остов без перекрытий, а где-то просто заброшенный дом, будто оставленный хозяевами лишь пару лет назад. Мы сунулись в ближайший, но там нас встретил улыбкой в тридцать два зуба человеческий скелет. В следующем оказалось почище, там мы и укрылись от вконец распоясавшихся атмосферных осадков.

– Привал и перекус, – скомандовал Перепел. – двое едят, один дежурит у окна: смотреть не идут ли какие люди, не шастают ли бобики.

– Сначала дежуришь ты, – указал он пальцем на Макса, – потом ты.

Это на меня. Макс послушно встал у окна и даже достал из кармана свой «фортик».