Уилер жил с Жанетт в доме престарелых в городе Хайтстаун штата Нью-Джерси, недалеко от Принстона. Фускини навещала его и записывала его мысли в дневнике.

11 октября 2006 года: «72 градуса[47], тепло и солнечно. Сижу на залитом солнцем крыльце, глядя на красивые цветы и кустарники на патио. Это бабье лето… У Джона нет ничего сегодня о пространстве, времени или Чарльзе Дарвине».

Следующая запись датирована 7 декабря 2006 года и состоит из сюрреалистической фразы: «Надежда рождает пространство и время?»

Прошел год, прежде чем была сделана еще одна запись. За это время Жанетт умерла. Ей было девяносто девять лет. Они были женаты семьдесят два года.

Январь 2008: «Джонни ничего не писал в течение долгого времени. В следующий мой визит мы начнем».

Я перевернула страницу. Она была пустой.

С ума можно сойти, как далеко все это зашло. Обманчиво простой вопрос «Ты не могла бы определить ничто?» вел меня из плохо охраняемого конференц-центра в городе Принстоне в лондонскую квартиру, населенную квантовыми грызунами, от загородного дома Брокмана, в Коннектикуте в Нью-Мексико, в «город, которого никогда не было», от библиотеки, где я рыдала над пустой страницей в дневнике Уилера, к офису проката автомобилей компании «Херц» в международном аэропорту Сан-Франциско, где я сейчас стояла вместе с моими родителями и выслушивала правила заправки автомобиля бензином.

Мы с отцом приехали сюда, чтобы разобраться во многих вопросах, которые все еще ждали ответа. Например, почему ничто, или H-состояние, в один прекрасный момент начало изменяться, если оно когда-либо вообще изменялось? Какую роль играют наблюдатели в существовании Вселенной? Если, как сказал Гут, «нечто – это ничто», то почему ничто выглядит как нечто? Каков смысл объектов за космическим горизонтом? Наконец, перестанет ли менеджер по продажам болтать, чтобы мы смогли сами нащупать путь в поисках окончательной реальности?

Мы поняли, что критерием окончательной реальности должна быть инвариантность: если какое-нибудь свойство Вселенной выглядит по-разному для разных наблюдателей, его нельзя считать ингредиентом реальности, раскрывающей себя в данном явлении. «Реальный» означает «не зависящий от наблюдателя». И, как ни удивительно, мы не нашли почти ничего, что удовлетворяло бы этому критерию. Теория относительности заставляет вычеркнуть из этого списка пространство, время и гравитацию. Так же следует поступить с массой, энергией, импульсом и зарядом. Калибровочная теория расправляется с электромагнетизмом и ядерными взаимодействиями, не оставляя надежды ни на какие фундаментальные силы.

Излучение Хокинга положило конец частицам, полям и вакууму, в то время как AdS/CFT-дуальность и голографический принцип истребили пространственную размерность, струны и пространство-время вообще. Все, что оставалось у меня на потрепанной салфетке из калифорнийской блинной, – это Вселенная, мультивселенная и скорость света. Но из-за обобщенной дополнительности первые две оказываются под большим подозрением. Я все больше убеждаюсь в том, что отец, похоже, был прав: ничто не реально. Это, конечно, сразу хочется перефразировать: реально Ничто.

Из дневников Уилера я поняла главное: каким бы ни был ответ на вопрос об окончательной реальности, он в чем-то сродни преодолению дихотомий – внешнего и внутреннего на листе Мёбиуса, субъекта и объекта, что подразумевает постоянную ориентацию на единого наблюдателя, никогда не выступающего в паре, чтобы любой ценой избежать сложностей в структуре соавторства.

Соавторство, казалось, было источником всех проблем: из-за него возникал парадокс потери информации в черных дырах. Брокман и Мэтсон ненавидели его. Оно превратило друга Вигнера в отпетого лжеца, оно заставило Уилера изучать сознание червя, и оно подорвало сам смысл слова «Вселенная». В конце концов, что такое Вселенная, если не сумма всех возможных точек зрения? Однако, как говорит Сасскинд, суммирование точек зрения нарушает квантовой принцип клонирования и ведет нас к переоценке количества информации из-за ошибочного восприятия одного и того же бита информации как различных битов. У меня нет никаких оснований чувствовать себя менее комфортно с «бытием от бита», чем спрашивая, чей бит.

Сколько бы раз Уилер ни проходил по тому же контуру, места для второго наблюдателя в его самонастраивающемся контуре так и не находилось. Значит ли это, что не существует второго наблюдателя? «Теория измерений логически самосогласованна до тех пор, пока я сохраняю свое выделенное положение в качестве привилегированного наблюдателя», – говорил Вигнер. Эверетт соглашается с этим: реальность имеет смысл, если мы готовы «постулировать существование только одного наблюдателя во Вселенной».

На меня эта ситуация производила удручающее впечатление. Как отбросить существование второго наблюдателя, когда второй наблюдатель – твой отец?

Физика ратовала за единоличное авторство, но для меня это по-прежнему походило на предательство. Кроме того, у нас уже кое-что было сделано в соавторстве: наша жизнь, моя карьера, тайная миссия познания Вселенной. Было ли это все на самом деле лишь иллюзией? Я пыталась перестать думать о словах, сказанных Мэтсон, но они снова и снова выскакивали, как крот в известной игре «Убей крота»: просто подумайте об этом.

Я нетерпеливо вздохнула, затем уселась на свободное кресло, оставив своих родителей ждать у стойки аренды автомобиля. В животе ворочалось что-то нехорошее. Несвежая пицца? Чувство вины?

Стандартная космологическая модель была основана на соавторстве. Весь смысл инфляции, расширения Вселенной со скоростью больше скорости света, был в распространении теории Большого взрыва за границы единственного светового конуса. Это теория о пространстве, которое находится по другую сторону нашего космического горизонта. Между тем расширенный принцип дополнительности запрещает нам рассматривать то, что существует по одну сторону горизонта, и то, что существует по другую его сторону, как составляющие единого пространства-времени. И если так, то вы не сможете избежать образования глобальной мультивселенной – единого объекта, который включает в себя бесконечное множество пространственно-временных областей, разделенных горизонтами событий. Космология имеет бесконечное количество соавторов. У нас их всего двое. И повсюду люди все еще говорят о золотом веке космологии, как будто ничего и не случилось вовсе.

Космология принципиально изменится, но как? Может быть, физики обуздают вечную инфляцию, поместив все внутри единого светового конуса, или придумают совершенно новую теорию? Мы с отцом приехали сюда, в Калифорнию, чтобы найти ответ на этот вопрос, а мама с радостью увязались за нами. «Я знаю, что вы будете заняты своей реальностью, – говорила она. – Но мы просто должны будем найти время, чтобы сходить на пляж».

Я перевела взгляд на стойку и увидела, что отец, подписав последний контракт, забирает ключи от «Тойоты», которая может привезти нас к искомым ответам на наши вопросы. Мама перехватила мой взгляд и улыбнулась. Она улыбнулась так, как если бы все было хорошо, как если бы мы все находились в одной счастливой Вселенной. «Я не могу сделать что-то из ничего, и вы не можете, – писал Уилер. – Но вместе мы можем». Это была космология «Кум-ба-я»[48]. Это была детская мечта. Может быть, проблема второго наблюдателя это не более чем проблема взросления?

На следующее утро мы с отцом сели в поезд, направлявшийся из центра Сан-Франциско в Беркли, чтобы встретиться с Рафаэлем Буссо.

Перед входом в здание физического факультета я с недоумением уставилась на дорожный знак «Постоянно зарезервировано для нобелевского лауреата».

– Наконец-то хоть одна веская причина получить Нобелевскую премию! – сказал папа.