— О, вы еще сидите, Заятуевич! А я же отметил нас в регистрационной комиссии, — весело заговорил внезапно появившийся Банзаракцаев.

У старика отлегло от сердца. Председатель казался ему сейчас самым близким человеком, и все его сомнения и переживания тотчас отлетели прочь.

— Вы, дядюшка Бизья… — председатель, надавив на плечо, усадил обратно вставшего было старика. Затем он вынул из бокового кармана пиджака сложенную газету, подмигнул заблестевшим глазом: — О вас не раз писали и в Еравнинской районной газете, и в республиканских. А сейчас я вам покажу кое-что другое.

Улыбаясь, он развернул газету «Бурят Унэн». Старик принял ее задрожавшими руками и долго сидел, уставив неподвижный взор на фотографию. Он не мог не узнать себя самого в старике, который стоял с распростертыми руками среди молодых людей.

— Та самая карточка, которую снимал вчера этот маленький шустрый паренек, да? — тихо спросил он внезапно осипшим голосом.

— А как же иначе. Наша «Бурят Унэн» расходится по всем районам республики, ее получают в Aгe, Алари, Бохане, и даже, слышал я, она идет в Монголию. Теперь в какие только места ни разлетятся ваши имя и изображение, размноженные в тысячах вот таких газет. Вам надо гордиться и радоваться.

— Э, бросьте, — старик с притворным недовольством отмахнулся. — Да, интересные дела.

— Так, а внизу написано вот что: «Знатный плотник из Еравнинского района Бизья Заятуевич делится с молодежью своим богатым опытом».

— Что вы сказали? — старик даже подскочил от неожиданности. — Делится опытом?! Правда?

— Так о чем же еще вы можете разговаривать с молодежью? Как ухаживать за девушками? У вас с ними одинаковая работа, поэтому и разговор у вас о работе.

— Ей-богу, такого разговора не было. Тот шустрый парень всех нас выстроил перед собой и сфотографировал, помните? Бессовестный какой, обманщик. Оно и видно было, что этот шустрец может сотворить что угодно… — старик едва не выругался по-русски, но сдержался и сел, сжимая голову ладонями.

— Не надо расстраиваться из-за пустяков, случаются еще худшие вещи, — сказал председатель и потрепал старика по плечу. — Если б те парни спросили вас о работе, вы бы им, конечно, ответили, разве не так?

— Ну, если б спросили, уж попробовал бы, как могу, потолковать о своей работе…

— Вот-вот… Надо было торопиться, поэтому вы и не успели. Пойдемте в зал, надо занять места… Совещание уже скоро начнется.

Следя за своим невысоким и полноватым председателем, Бизья робко вступил в зал. Сели в партере. «Удивительно большой клуб, — размышлял старик, поглядывая по сторонам. — Столь огромного здания я не смог бы построить даже за всю свою жизнь. — Да, коллектив— это сила: может сотворить такое, что человеку, скажем, подобному мне, и в голову никогда бы не пришло. Сколько же сюда вмещается людей? Наверняка, никак не меньше тысячи. А интересно, вон тот желто-коричневый занавес с кистями внизу — сколько рублей он может стоить? Должно быть, самое малое — с тысячу. А на сколько потянет это мягкое кресло? Положим, рублей двадцать. Умножим это на тысячу. Ой-ей-ей, это же двадцать тысяч получается… Что ж, государство богатое, если может пойти на такие расходы. И вот здесь, в доме, какого и во сне не увидишь, сидят люди, такие же, как Бизья Заятуев!» И старик, ощущая в себе чувство гордости, взволнованно кашлянул в кулак.

— Очень большое здание, — проговорил он с лукавой улыбкой.

— Пожалуй, не меньше того клуба, который вы полагали строить, верно? — усмехнулся в ответ Банзаракцаев.

— Перестань, Андрей Дармаевич. Это все равно, как сравнивать корову с мышью, — и старик, зажмурив глаза, рассмеялся.

А побывали бы вы в Кремлевском дворце съездов! Я там в прошлом году смотрел концерт. В перерыве я отправился осматривать дворец. И что вы думаете, дядюшка? Я заблудился. Туда-сюда — бесполезно. Заблудился самым настоящим образом.

— Если бы на улице, то еще понятно… Может, прибавляете, товарищ председатель?

— Правду говорю — заблудился.

— Грамотный человек, разговаривать умеете, и вдруг… Заблудиться в доме, пусть даже и большом… это как же можно? Ей-богу, не понимаю, не верю, — продолжал сомневаться старик.

— Вот, Бизья Заятуевич, чтобы поверить в такое, надо увидеть своими глазами, потрогать своими руками.

Вскоре занавес, колышась и сверкая, разошелся и открылась сцена, залитая ярким светом. Из-за середины длинного стола, покрытого красным сукном, поднялся мужчина — довольно уже седой, дородный и внушительный на вид. Взял в руки колокольчик, позволил и, когда в зале установилась тишина, сняв очки, положил их перед собой и объявил совещание передовых строителей республики открытым. «Удивительно, что у начальников голоса не как у обыкновенных людей — звучные, властные. Вот и лампы раньше тем же отличались. Конечно, разве сможет сказать людям что-то внятное тот, у кого слабый или писклявый голос… У этого начальника такой голос, наверно, не с самого рождения. Это все потому, что они часто выступают с речами перед народом. Кто никогда не брал в руки топор, тот не сумеет даже ободрать кору с дерева», — размышлял меж тем старый Бизья.

— Узнаете, кто это? — толкнул его локтем Банзаракцаев.

Старик лишь пожал па это плечами.

— Разве не узнаете? Вглядитесь получше… Неужели не помните?

Бизья, прищурясь, подался вперед, присмотрелся внимательнее и вдруг узнал.

— А! — чуть, было не сказал во весь голос, но председатель успел схватить его за запястье: «Тише».

Старик поспешно прикрыл рот ладонью и, словно набедокуривший ученик под взглядом строгого учителя, весь сжался, стараясь сделаться незаметнее. Когда же несколько сидевших впереди человек обернулись в его сторону, ему и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. А всё вышло из-за председателя: если б он не полез со своими вопросами, то ничего бы и не было. Бизья сейчас был сердит на него: «Зачем ему понадобилось спрашивать? Или он все подшучивает надо мной? Теперь пусть хоть спрашивает, нарочно буду молчать, будто в рот воды набрал».

Огласили состав президиума. Среди названных был и Шоноев. Проходя мимо Бизьи и Банзаракцаева, он поздоровался, подняв руку, как это делают военные. «Ага, Андрей Дармаевич, дома-то вы всегда в президиуме сидите, а на этот раз вам придется посидеть тут, рядом с Бизьей Заятуевым. Среди нас-то вы орел, а здесь — самая простая птица…» — злорадно подумал старик, и ему стало значительно легче.

— Ну, узнали? — опять взялся за свое председатель.

Старик Бизья кинул на него укоризненный взгляд и отвернулся, наблюдая, как члены президиума занимают свои места. Банзаракцаев, разгадав его мысли, улыбнулся, пригладил волосы и снова спросил:

— Так кто же это, по-вашему?

В зале в это время стоял шум. Бизья, в котором раздражение уже улеглось, вдруг решился и, глядя на Банзаракцаева виноватыми глазами, шепотом начал рассказывать:

— Прошлым летом строил я кошару на полевом стане Уладана, и вдруг подъехал на легковой машине вот этот самый человек. Я на него даже внимания не обратил — мало ли кто мимо проезжает. Был он в простой одежде, в сапогах. А он начинает расспрашивать о работе, о жизни. «Вы один тут работаете?» — говорит. Я отвечаю, что Данзан, мой напарник, отправился на центральную усадьбу колхоза за продуктами. Завтра, мол, должен вернуться. «Когда он ушел?» — «Вчера». — «Чтобы сходить за десять километров, ему нужно три дня?» — «Он ведь молодой еще, Данзан-то. Поскольку парень еще не в аду, пусть немного развлечется», — говорю, — «А вашей работе это не помешает, Бизья Заятуевич?» — «Нет. Старики ведь спят мало, поэтому я успеваю отработать и за него», — отвечаю ему. И тут, глядя на меня снизу вверх, он вдруг громко рассмеялся. Потом говорит: «Дайте мне топор. Давненько уже не держал его в руках. Хочется поразмяться». Я свой-то пожалел, протянул ему топор Данзана. Смотрю — он очень ловко рубит. Ну, потом сели мы с ним, попили чай из моего чайника. Он так хорошо и понятно рассказал мне о жизни в других районах и о том, что сейчас в мире творится. Потом он начал собираться в путь. У нас, бурят, есть одно плохое обыкновение: встретятся и, не успев спросить, кто, чей и откуда родом, сразу начинают рассказывать друг другу новости, всякие были-небылицы. С тем и расходятся. А у русских совсем иначе: сначала поздороваются за руку, назовут свои имена, познакомятся… Поэтому я и спросил у него: «Вы кто будете-то и чей сын? По какому делу и куда едете?» Человек этот смеялся до слез, потом сказал: «Я секретарь обкома Мункоев». Я тут растерялся, стою и не знаю, что сказать и что надо делать. А он пожелал хорошей работы, счастливой и долгой жизни, пожал мне руку и умчался…