— Совершенно правильно, дядюшка Бизья, — смеясь, поддержал его Банзаракцаев. — Я всегда говорил, что у наших земляков характер твердый.
Шоноев одобрительно покивал головой.
— Что ж, товарищи, уже поздно. Пойду отдыхать. К тому ж еще и речь, которую я должен сказать на совещании, у меня не совсем готова.
Встав с дивана, он устало потянулся, попрощался за руку со своими собеседниками. Он уже подошел к двери, когда Банзаракцаев сказал ему вслед:
— Максим Шоноевич, насчет того трактора «К-700»…
Секретарь райкома мгновенно обернулся и довольно резко оборвал:
— Опять за старое… Какой ты упрямый человек, Дармаевич! Ты сам принимал участие в работе бюро, когда мы выносили решение, и отменять его я не имею права, хоть и секретарь райкома. — С этими словами он вышел, раздраженно хлопнув дверью:
— Думал все же уговорить его, но, вижу, бесполезно, — пробормотал председатель и удалился в спальную комнату.
Впервые в жизни старый Бизья так вот запросто побеседовал с начальством. И теперь он сидел, задумчиво помаргивал и, вздыхая, чесал затылок, пытался разобраться в своих впечатлениях. Все, что было сказано, представлялось ему и интересным, и удивительным, и разумным, однако не так-то легко это укладывалось в голове. Да, в очень любопытном разговоре довелось ему принять участие. «Видно, все же со мной считаются, если допустили до такой беседы, — размышлял он. Будь эти люди высокомерными, то могли б сказать: иди, старина, погуляй пока на улице или же сиди и помалкивай… Нет, что ни говори, а они все-таки очень умные мужики». В это время его окликнул из спальни Банзаракцаев:
— Дядюшка Бизья, ложитесь отдыхать.
Стараясь ступать бесшумно, старик вошел и растерянно замешкался у своей кровати. Сразу сообразив, в чем дело, Банзаракцаев весело сказал:
— Сверните покрывало, положите его на стул. Потом забирайтесь под сахарной белизны одеяло и начинайте просматривать сны.
Увидев, как старик неуклюже возится с покрывалом и сопит, словно исполняет бог весть какую тяжелую работу, председатель совсем развеселился:
— Дядюшка Бизья, вы в такой постели спали когда-нибудь?
— Ей-богу, не доводилось.
— Что ж, надо испытать разок, ха-ха! А привыкнете — ватное одеяло станет для вас лучше всякого иного. Овчинное одеяло покажется колючим и неприятным…
— С таких стариков, как я, довольно и овчинного. Главное, самому не быть грязным, а стелить же под себя всякие белоснежные штуки — это, я считаю, совсем лишнее.
Старик, охая и ахая, разделся, полез в холодную постель.
Они долго молчали, погруженные каждый в свою думу. Деньги, лежавшие в потайном кармане рубашки, оттопыривались и сильно мешали старику. «Не увидел бы их председатель. Надо будет встать затемно, пока он будет спать. Не смог найти белый лоскут, вот и пришил черный. И как это мне пришло в голову, поехав вместе с начальником, прятать деньги», — корил он себя и до того расстроился, что скрипнул зубами и едва не сплюнул по привычке. Привыкший спать на войлочном матрасе, положенном поверх досок, старик Бизья чувствовал себя очень неудобно в столь мягкой постели. Разве может человек отдохнуть по-настоящему, когда под ним все прогибается и колышется?.. Да, суетливое и шумное место — город. Беспрерывно гудят машины, и свет их фар надоедливо мельтешит на стенах. Ветхая подслеповатая избушка в Исинге казалась сейчас старику уютней и краше любого дворца. Наверно, Норжима уже засветила лампадки перед божницей и молится, звучно перебирая четки, или же взбивает кислое молоко… Бизья до того увлекся своими мыслями, что даже вздрогнул, когда внезапно прозвучал голос председателя:
— Не можете заснуть? Все время вы вздыхаете…
— Ага… непривычно как-то… Да и в моем возрасте у людей иногда бывает бессонница…
— Совещание завтра же и закончится. Послезавтра мне предстоят кое-какие дела, а вы пойдете в гости к зятю и дочери…
— Что ж…
— Как это «что ж»? Почему-то вы с неохотой говорите об этом…
Помолчали. Затем Бизья спросил:
— Вы, Андрей Дармаевич, что за трактор просили у нашего большого начальника?
— Да вот появился новый трактор «К-700», сильная и быстроходная машина. Получить бы…
— А вы, председатель, натравите меня на еще большего начальника. Ей-богу, что начальство возьмет с глупого старика, а я все ему и выскажу, — набравшись духу, высказал старик еще давеча появившуюся у него мысль.
Председатель негромко засмеялся.
— Ладно уж… Будем ждать, когда подойдет наша очередь.
— А что ж тогда вы так настойчиво просили?
— Секретарь-то у нас человек новый, вот я и подумал, что возможно, он послушается меня.
— По разговору он вроде бы неплохой человек…
— Говорят, умелый руководитель.
— Умелый… Это хорошо, если умелый. Можно у вас спросить одну вещь?
— Спрашивайте, спрашивайте, дядюшка Бизья. Чего смущаться-то…
— Так… Скажите мне честно, Андрей Дармаевич, зачем вы привезли меня сюда? Ей-богу, скажите напрямик.
— Напрямик, говорите? Можно… Все это затеял приятель ваш Ендон.
— Ендон Тыхеев?
— А кто ж еще? И на партсобрании, и на заседании правления стал твердить одно: «Бизья Заятуевич всю жизнь честно и хорошо делает в нашем колхозе нелегкую работу, а сам между тем дальше овечьего загона ничего не видит. Все счастье человека, полагает он, в том, чтобы набить живот пищей, а сундук — деньгами. А жизнь-то ведь проходит. Если Бизья сам не желает прозреть, то мы должны помочь ему, товарищи».
— Понятно. Этот косоглазый способен на такое. Мало ему самому бродяжничать, так он еще и меня втянул. Вот вернусь, тогда я ему… — старик крепко выругался по-русски и повернулся так, что кровать жалобно заскрипела. — Выходит, это из-за него обманным путем завезли меня сюда. Всю жизнь мне пакости подстраивает, негодяй…
— Что это вы, Заятуевич? Солидный человек, а говорите такое… — сурово сказал Банзаракцаев. — Вовсе не по слову дядюшки Ендона привезли мы вас сюда. Во всей Исинге нет равного вам плотника, а здесь собираются лучшие строители республики. Взгляните на них, а кое с кем и знакомство сведите. Иногда не мешает развлечься, отдохнуть, а посмотреть, как живут и работают люди и других местах, не только интересно, но полезно и поучительно…
Старик на это ничего не ответил. Он все еще был очень зол на Ендона Тыхеева. Однако Бизья понимал, что пререкаться на равных с председателем глупое занятие.
— Кажется, уже и полночь миновала, зевнув, проговорил Банзаракцаев. — Давайте поспим, дядюшка.
- Что же мне делать-то, может, встать? Не усну я на этой мягкой кровати.
Банзаракцаев приподнял голову, всмотрелся и в смутном свете от уличных фонарей увидел, что старик сидит.
— Наверно, не будет беды, если я постелю матрас на пол и постараюсь вздремнуть. А рано утром, пока никто не видит, сделаю все, как было.
— Конечно, не сидеть же вам так до самого утра.
Но и на полу не шел к старику сон, из-за того ли, что столь внезапно, не дав ему даже опомниться, оказалось нарушено ровное течение его жизни, или же мешал храп председателя, а может быть, беспокоил часто доносившийся с улицы громкий шелест стремительных автомобильных шип, растревожила ли старика близость дома дочери и зятя — непонятно, по какой причине, но Бизья, как и вчера, до самого рассвета так и не сомкнул глаз.
4
В большом дугообразном фоне Бурятского Государственного театра оперы и балета тесно от собравшихся здесь людей. Сплошной гул голосов. Обильно увешанные орденами, медалями пожилые люди, молодежь, русские и буряты, проходят и по двое, и целыми группами. Если приглядеться, в основном это жители села. Лица их обветрены, обожжены морозами и солнцем до коричневого цвета, да и нарядная их одежда им самим явно кажется не совсем привычной.
Бизья сидел на диване возле огромного окна и от смущения не знал, куда девать свои большие темные руки. «Ждите меня здесь, я сейчас, вернусь», — сказал ему Банзаракцаев, но прошло уже довольно много времени, а его все не было. «Говорят, нет ничего тяжелее, чем ждать и догонять. Может, он совсем покинул меня, а я-то думаю, что задерживается», — думал старик, испуганно глядя на двигающееся перед ним великое множество народа. «По глупости дал себя завести сюда, а теперь сижу, как сурок в капкане, и таращусь на лица этих сотен людей. Ей-богу, это все дело рук Ендона Тыхеева. Эх, дайте мне только вернуться!.. Старый я дурак… вообразил, что кому-то нужен… У меня ведь даже приличной одежды нет…» — продолжал он терзаться и корить себя. Достав из кармана платок, вытер лицо. Если б старик знал, как можно уехать домой или же адрес зятя, то немедленно сбежал бы. В довершение ко всему очень уж заметно выпирала та пачка денег, что была в потайном кармане. «Вот так я и должен мучиться. Поделом мне: почему не отказался? Председатель, небось, встретил своих дружков-товарищей и забыл про меня…»
