Выломанная дверь вела в маленький дворик, освещенный светом факелов. Напротив двери они увидели толстую решетку из железных прутьев. За решетку схватилась волосатая рука, а в темноте за ней блестели белки глаз.

Хемса некоторое время стоял молча, вглядываясь в темноту, откуда ему отвечали пристальным взглядом горящие глаза. Потом он сунул руку за пазуху и высыпал на каменную мостовую горсть сверкающей пыли. Вспыхнул зеленый огонь, осветив дворик. Вспышка высветила фигуры семерых людей, неподвижно стоящих за решеткой, явственно обрисовав каждую деталь. Это были высокие длинноволосые люди в лохмотьях одежд горцев. Они молчали, но в глазах их сверкал страх смерти, и волосатые пальцы сжимали прутья решетки.

Огонь погас, но блеск остался, дрожащий блеск зеленого шара, пульсирующего и трепещущего на камнях у ног Хемсы. Узники не могли оторвать от него взгляда. Шар постепенно вытянулся, превратился в спираль из ярко светящегося зеленоватого дыма, который изгибался и скручивался как огромная змея, свивая и развивая блестящие кольца. Эта лента вдруг превратилась в облако, которое медленно двинулось по мостовой прямо к клетке. Узники смотрели на него широко открытыми от ужаса глазами, дрожь отчаянно сжавшихся на прутьях пальцев передалась клетке. С раскрытых губ горцев не слетело ни единого звука. Зеленое облачно доползло до решетки и скрыло ее от глаз девушки. Как туман, оно проникло сквозь прутья и окутало горцев. Из густых клубов раздался сдавленный стон, словно ктото погружался под воду.

Хемса дотронулся до плеча девушки, смотревшей на все это широко раскрытыми от удивления глазами. Они обернулась и машинально пошла за ним, продолжая оглядываться через плечо. Мгла стала рассеиваться. Прямо возле решетки было видно пару обутых в сандалии ног, торчащих вверх, а также неясные очертания семи неподвижно лежащих в беспорядке тел.

— А сейчас оседлаем скакуна, который быстрее любой из лошадей, когдалибо взращенной в конюшнях смертных, — сказал Хемса. — Мы будем в Афгулистане еще до рассвета.

Жасмина Дэви не запомнила детали своего похищения. Неожиданность и натиск ошеломили ее. У нее осталось только смутное впечатление урагана событий — ужасная хватка могучей руки; горящие глаза похитителя; его горячее дыхание, обжигающее ей кожу. Прыжок через окно на парапет, безумный бег по стене, когда Жасмина онемела от страха высоты, спуск сломя голову по привязанной к зубцу стены веревке — похититель молниеносно соскользнул вниз, держа парализованную ужасом пленницу на плече. Все это смешалось в памяти Дэви, слилось в пеструю круговерть. Гораздо отчетливее она помнила своего похитителя, когда он мчался к деревьям, неся ее легко, как ребенка, а затем вскочил в седло свирепого балкханского скакуна, который ржал и фыркал. Затем было чувство полета, и копыта скакуна высекали искры из каменистой дороги, когда он нес их вверх по склону.

Когда она вновь обрела ясность мысли, первым ее чувством была бешеная ярость и стыд. Она была в отчаянии. Правители золотых королевств на юг от Химелианских гор почитались всеми почти как боги, а она ведь была Дэви Вендии! Безудержный гнев взял верх над страхом. Она дико крикнула и стала вырываться. Она, Жасмина, переброшена через луку седла горского вождя, как обычная девка, купленная на торжище! Конан только обнял ее покрепче, и Жасмина впервые в жизни подчинилась силе. Его руки железными объятиями охватили стан девушки. Конан взглянул на нее и широко улыбнулся. В свете звезд сверкнули белые зубы. Свободно отпущенные поводья лежали на развевающейся гриве жеребца, который мчался по усеянной валунами дороге, напрягая в последнем усилии все мускулы и сухожилия. Но Конан без труда удерживался в седле, почти не прилагая усилий. Он скакал, как кентавр.

— Горский пес! — выдохнула Жасмина, дрожа от стыда, ярости и сознания собственной беспомощности. — Ты смеешь… смеешь! Ты расплатишься за это своей жизнью! Куда ты меня везешь?

— В деревню афгулов, — ответил он, оглядываясь через плечо.

Вдали, за пригорками, которые они проехали, на стенах крепости мелькали огоньки факелов. Конан заметил также отблеск света, говорящий о том, что открыли главные ворота. Он громко засмеялся, и смех его звучал, как горный поток.

— Губернатор выслал в погоню за нами конников, — сказал он с насмешкой. — О Кром, прихватим их на маленькую конную прогулку! Как ты думаешь, Дэви, поменяют они семерых горцев на кшатрийскую принцессу?

— Скорее вышлют армию, чтобы повесить тебя вместе с твоим чертовым отродьем, — убежденно пообещала она.

Он радостно засмеялся и сильнее прижал ее к себе, усаживаясь поудобнее. Но Жасмина сочла это новым оскорблением и возобновила свою напрасную борьбу, пока не пришел к выводу, что ее попытки освободиться только смешат его. Кроме того, от возни ее воздушное, развевающееся на ветру шелковое платье было в ужасном беспорядке. Она решила, что лучше будет хранить надменное спокойствие, и погрузилась в гневное молчание.

Но гнев сменило удивление, когда они достигли перевала Зхабар, зияющего как черная пасть в еще более черных стенах, вздымающихся огромными валами, чтобы преградить им путь. Казалось, какойто гигантский нож вырезал этот проход в сплошной стене. По обе стороны вознеслись на сотни футов крутые склоны, пряча отверстие прохода в кромешной тьме. Даже Конан не мог разглядеть в этой темноте ничего, но зная, что за ним погоня из крепости, и помня дорогу наизусть, он не придерживал коня. Огромный жеребец еще не выказывал признаков усталости. Словно молния, они промчались дорогой по дну долины, взобрались вверх по склону, проскакали вдоль горного гребня, где по обе стороны предательские осыпи подстерегали неосторожного, и выбрались на тропу, которая вела вдоль левой стены ущелья.

В этой темноте даже Конан не мог заметить засаду, устроенную зхабарскими горцами. Они с Жасминой как раз проезжали возле темного проема одной из боковых балок, когда в воздухе просвистело копье и с глухим звуком вонзилось в круп мчащегося коня. Огромный жеребец споткнулся, пронзительно заржал и на всем скаку рухнул на землю. Но Конан, заметив летящее копье, отреагировал с быстротой молнии.

Он соскочил с падающего коня, держа девушку в объятиях, чтобы она не поранилась о камни. Конан приземлился на ноги, как кот на лапы, втолкнул пленницу в расщелину и обернулся, выхватив нож.

Жасмина, сбитая с толку внезапностью событий, не понимая, что, собственно, произошло, увидела чтото темное, появившееся из темноты, услыхала топот босых ног по скале и шорох одежды на ветру от быстрого движения. Она заметила блеск стали, короткий обмен ударами, потом в темноте раздался ужасный хруст, когда Конан размозжил противнику голову.

Киммериец отпрыгнул и притаился под прикрытием скал. В темноте было слышно какоето движение, и вдруг зычный голос заревел:

— В чем дело, псы? Хотите улизнуть? Вперед, будьте вы прокляты, и схватите их!

Конан вздрогнул, уставился в темноту и крикнул:

— Яр Афзал! Это ты?

Раздались удивленные голоса, затем ктото осторожно спросил:

— Конан? Это ты, Конан?

— Да! — рассмеялся киммериец. — Иди сюда, старый боевой пес. Я прикончил одного из твоих людей.

Среди скал произошло движение. Слабо затеплился огонек, затем показался факел и стал двигаться в их сторону. По мере того, как он приближался, все яснее в темноте проступало бородатое лицо. Человек, держащий факел, поднял его повыше и вытянул шею, вглядываясь в каменный лабиринт. В другой руке он держал огромную кривую саблю. Конан вышел вперед, пряча свой нож, а незнакомец, завидев его, радостно рявкнул:

— Да, это Конан! Выходите изза камней, псы! Это Конан!

В круге света появились и остальные: дикие, ободранные бородатые мужчины с угрюмыми взглядами, с длинными ножами в руках. Жасмину они не заметили, потому что киммериец заслонял ее своим могучим телом. Выглядывая изза этого укрытия, девушка впервые за всю ночь ощутила, что у нее по телу поползли от страха мурашки. Эти мужчины были похожи скорее на волков, чем на людей.