— Погодите, миссис Джонс, — сказал Ганн. — Мы установили, что ваша хозяйка была под действием наркотиков, когда ее убили. Известно ли вам что-нибудь на этот счет?

— Кто это говорит?

— Это заключение доктора.

— Все эта сиделка! — воскликнула мисс Джонс, и лицо ее побелело. — Скверное создание! Разве я вам не говорила, как она обращалась с этой бедняжкой?

— Доктор говорит, что ей давали лекарство, называемое алгикура. В комнате миссис Гарстон нашли бутылку этого лекарства. Вы покупали алгикуру в Лимбее. Аптекарь готов показать это под присягой. Что вы на это скажете?

Миссис Джонс облизала свои губы:

— Какой аптекарь? — спросила она.

— Я знаю этого аптекаря. «Уоррен и сын». Вы купили там больше, чем одну банку.

— Я употребляла ее сама, инспектор. Мои нервы в таком виде! Иногда голова у меня так болит, что готова лопнуть. Не знаю сама, что делаю. Я не могла бы исполнять своих обязанностей без этого лекарства. Это очень хорошее лекарство. Я принимала его много лет. Мне рекомендовал его сам аптекарь. А теперь он говорить, что это наркотик! — и она заплакала.

— Вы утверждаете, что купили это лекарство для самой себя? Почему его приняла миссис Гарстон?

— Я не знала, что она это сделала, — сказала миссис Джонс, рыдая.

— Это не пройдет. Вы ее служанка. Около постели была наполовину пустая бутылка.

— Я ничего об этом не знаю. У нее было столько лекарств. Это обязанность сиделки. Она ничего не позволяла мне давать ей.

— Так. Мне ваш рассказ не очень нравится. Должен предупредить вас, что вас об этом будут расспрашивать на следствии. Можете идти.

— Это жестоко, — рыдала миссис Джонс. — Никто не любил ее, кроме меня, а теперь еще меня осуждают! — и она вышла из комнаты.

Ганн вызвал к себе Глэдис. Она заставила себя ждать, вошла с томным и небрежным видом, опустилась на кресло и, сказала:

— Ну, вот и мы. Как дела?

— Я думал, что вы можете сообщить нам кое-какие сведения, мисс Хэрст, — сказал Ганн, торжественно глядя на нее. — Пожалуйста, вернитесь в мыслях к утру после убийства.

— Отлично. Вернулась одним прыжком. Что дальше?

— В это утро много телефонировали?

— Немало. Лорд Кройленд должен был отменять разговоры и свидания по всей Англии.

— Вы были у телефона?

— Подходила и отходила. Вызывала ему номера.

— Вы звонили в Спреймут?

— Это что такое? Не помню. Спреймут? Где это?

— Курорт на море в 15 милях отсюда. Никогда о нем не слышали?

— Как будто нет. А в чем тут дело?

— Мистер Гордон Харвуд остановился в Спреймуте.

— Вот как! — она удивленно улыбнулась. — Кто это, ваш приятель?

— Вы встречались с ним, — сказал Ганн, нахмурясь.

— Да? А я и не знала, что имела такое удовольствие. Что это за тип? Ах, помню! Он приезжал к Кройленду. Я имела честь ввести его.

— Это был первый раз, что вы его видели?

— Первый и единственный.

— Утром после убийства Гордону Харвуду звонили по телефону из этого дома. Я хочу знать, кто звонил.

— Не могу вам быть полезной в этом отношении, — сказала Глэдис, пожимая плечами.

— Это не вы телефонировали?

— Не я. Я не знакома с этим субъектом.

— Есть у вас представление, кто мог звонить?

— Кто угодно может пользоваться телефоном.

— Это все, что вы можете сказать? — Ганн нахмурился. — Никаких объяснений?

— От этого ребенка вы их не добьетесь! Вы лаете не под тем деревом, старик. А в чем провинился ваш Гордон Харвуд?

— Подумайте хорошенько об этом. А теперь можете идти.

— Премного благодарна, — сказала она, смеясь, и встала. — Жалею вас, старина, вы как будто опять попадаетесь впросак, — и она вышла из комнаты.

Следующим появился Кройленд. Он вошел и захлопнул за собой дверь.

— Какого черта вам еще надо от меня!?

— Вы не должны со мной так говорить, — сказал Ганн вставая. — Вам следует помогать нам. Прошу прощеная, но следует быть повежливее с тем, кто старается найти убийцу вашей матери.

— Хотите, чтобы я был вежлив? Тогда не валяйте дурака. Я не могу допустить, чтобы ко мне денно и нощно приставали со всяким вздором.

— Я знаю свой долг, милорд. Я хочу сообщить вам, что мы арестовали Харвуда.

— Что? — Кройленд побагровел. — Вы хотите оказать, что подозреваете его в убийстве? 

— Мы еще никого не подозреваем. Мы только хотим потребовать у Харвуда отчета в его действиях. Есть у вас какие-либо возражения?

— Не мое дело возражать. Делайте, что хотите. Если вам угодно знать мое мнение, я думаю, что это чертовски глупо.

— Очень обязан за такой отзыв. А не можете ли вы мне сказать, кто в вашем доме находится в сношениях с Харвудом?

Кройленд уставился на него и проворчал:

— Не верю этому…

— Жаль. Рано утром после убийства Xарвуду отсюда звонили. Тотчас после этого он покинул Спреймут.

— Кто звонил?

— Я хотел бы это узнать.

Кройленд стал издавать звуки.

— Кто-то звонил отсюда Харвуду после убийства? — повторил он, голова его глубже осела между плеч.

— Да! Кто бы это мог быть?

— Черт побери, сударь, я этого не знаю! — заорал Кройленд. — Все это адская, шальная чепуха! Я не могу вам помочь. Ложь везде кругом. Все дурачье, проклятое дурачье. Сами не знают, что делают, — он грузно поднялся и вышел из комнаты.

— Ого! — сказал Ганн. — Он что-то почуял. Что это значит?

В эту минуту появился лакей и предложил ему чаю. Его спокойная, невозмутимая манера хорошо подействовала на нервы Ганна.

Когда лакей принес чай, он заговорил с ним.

— Мы причиняем вам много хлопот?

— О, сэр, совсем нет.

— Печальное для вас время!

— Очень печальное, сэр.

— Замечали вы что-нибудь особенное?

— Право, не сказал бы этого, сэр. Вызвать вам еще кого-нибудь?

— Да, я хочу поговорить с мисс Дин, сиделкой миссис Гарстон.

— О, разумеется, сэр.

— Да, — сказал Ганн. — Ей трудно жилось, не так ли?

— Боюсь, что не очень весело, сэр. Надеюсь, что она не очень это принимала к сердцу. Всегда была заботливой и внимательной.

— К ней относятся хорошо?

— Очень милая особа, если можно так сказать, — заключил лакей.

Однако, разыскать мисс Дин ему не удалось. Он вернулся сказать, что она вышла после завтрака и еще не вернулась.

— Я немножко подожду, — сказал Ганн. — Сообщите мне, когда она вернется.

Но Мая уже вернулась. Она не могла отделаться от вопроса, почему убийство было совершено под аркой свода? В памяти ее вставала вся сцена с жестокой отчетливостью: черная темнота за освещенным коридором; тело, о которое она споткнулась; ужас сознания, что это миссис Гарстон и что она мертва. Она слышала снова свои крики, видела при свете своего фонаря мертвенно-бледное лицо и Кройленда, склоненного над ним. Снова зажглись все огни в коридоре, а под аркой было темно. Почему там было темно? Там должна была быть лампочка. Или она бы уже давно заметила, что ее нет. После того, как Белль спросил ее об этом, она сама себя спрашивала почему свет не зажегся в ту ночь? Арка свода! Что было странного в этой арке? Было в ней что-нибудь спрятано в эту ночь убийства? Что-нибудь, кроме тела? Или темнота была нужна для убийства? Но что привело сюда миссис Гарстон? Почему она попала сюда на свою погибель?

Что произошло под аркой? Сколько раз она проходила через нее, и никогда не замечала ничего странного — это было мрачное место, но не хуже других старых углов этого ужасного дома, никогда ничего странного тут не было. Да! Служанка миссис Гарстон: в этот самый день она что-то бродила, сторожила, выслеживала. Что могло быть под аркой?

Мая побежала наверх. Арка ждала ее — темное пятно в конце коридора. Она зажгла свет, и лампочка под аркой зажглась вместе с другими. Она прошла под аркой и огляделась. Старый дубовый пол, полированный веками, был твердым, как камень. Она поглядела на стену. Там тоже была деревянная облицовка. Она стала ощупывать ее, стучала по ней, всюду слышалось, что за нею толща стены. Звук всюду был одинаковый.