Совсем иначе, в иных условиях, протекала жизнь славянских, германских, кельтских и других европейских племен, в той или иной мере связанных с исторической и культурной жизнью Южной Европы. Еще в отдаленной древности на их развитии заметно сказались влияния более передовых племен — обитателей Средиземноморья и Причерноморья. В начале I тыс. до н. э. на юге Европы возникли рабовладельческие государства, история которых протекала отнюдь не изолированно от северной периферии. Вскоре классовое общество и соответствующие формы культуры сложились в среде скифских, фракийских и кельтских племен, т. е. уже в непосредственной близости к славянским пределам. Все эти новые для того периода явления исторической жизни сопровождались развитием экономических связей, торговли, а также бесконечными войнами и передвижениями племен, особенно усилившимися в римское время. И хотя вплоть до середины I тыс. н. э. славяне не принимали активного участия в исторической жизни юга Европы, они постоянно испытывали на себе воздействие той неустойчивой и меняющейся обстановки, которая царила на их южных границах, и при этом влияние разного характера — как положительное, так и отрицательное. Кельты и, по-видимому, скифы, у которых сложились государственные объединения рабовладельческого характера, предпринимали неоднократные попытки подчинить себе соседние, в частности и славянские племена. Проходивший по Висле торговый путь к Балтийскому морю оставил в культуре местного населения, в том числе и отдельных славянских группировок, заметные следы. В римское время через славянские области двинулись на юг германские племена — кимвры, тевтоны, маркоманы, квады и др., позднее — готы. Ниже речь пойдет о том, что в движение готов, спустившихся с севера в Юго-Западное Причерноморье, были вовлечены, по-видимому, и славянские группировки (см. стр. 48). Все эти разнообразные обстоятельства существенно отражались на культуре тех или иных славянских племен, причем отражались по-разному, во многих случаях они нарушали самобытность славянской культуры, придавали ей чуждые черты.
Для того чтобы понять и объяснить все эти явления исторической и культурной жизни по их нередко очень бледным следам в археологических источниках, необходимо собрать особенно большой фактический материал, относящийся к древним славянам, значительно превышающий то, чем сейчас располагает археология.
Одно время, особенно в 40—начале 50-х годов нашего века, значительным признанием пользовалась славянская этногенетическая гипотеза польского археолога Й. Косшевского, послужившая одним из оснований «висло-одерской теории». По его мнению, древнейшими славянами были племена позднего бронзового и раннего железного века (XIII–IV вв. до н. э.), известные археологам по древностям лужицкой культуры, одной из наиболее ярких среднеевропейских культур того времени. Лужицкие племена были хорошо знакомы с земледелием, скотоводством и обработкой металлов. Их древностями являются остатки поселений, нередко укрепленных валами и рвами, и могильники с трупосожжениями. Свое условное название они получили от Лужицы — старинной западнославянской земли.
Старейший центр формирования лужицких племен, по мысли Й. Косшевского, лежал на западе — в междуречье Одера и Вислы, где находились поселения их предшественников и предков предлужицких и унетицких племен. Отсюда лужицкие племена стали распространяться якобы в восточном направлении, поглощая местное население Повисленья, известное по древностям тшинецкой культуры, получившей свое название от древнего поселения в Тшинце в Среднем Повисленье.
В последующий период, уже во второй половине I тыс. до н. э., в среде позднелужицких племен произошли заметные изменения, связанные с передвижением северных, поморских, племен на юг и юго-восток. Через некоторое время племена Повисленья, смешавшиеся с пришельцами, оказались под сильным влиянием культуры кельтов. В итоге всего этого у населения Повисленья возникла пшеворская культура последних веков до нашей эры и начала нашей эры (по г. Пшеворску в бассейне Сана), которую некоторые исследователи связывали с историческими венедами-славянами. Из тех же элементов — позднелужицких и поморских плюс влияние кельтской культуры — на юго-восточных окраинах образовалась культура зарубинецких племен, продвинувшихся во II в. до н. э. на Средний Днепр и положивших начало днепровским славянам.[13] Свое археологическое имя эти племена получили по могильнику у с. Зарубинцы, расположенному на правом берегу Днепра южнее Киева.
Последовательными защитниками «висло-одерской теории» были многие польские археологи, в частности К. Яджевский, автор «Атласа происхождения славян» и других исследований, посвященных славянским древностям. Чехословацкий археолог Я. Филип в книге «Начало славянского населения в Чехословакии», вышедшей в конце 40-х годов, привел 38 доказательств славянства лужицких племен.[14]
Несколько иначе представлял себе картину происхождения славян известный польский славист Т. Лер-Сплавинский. Он полагал, что лужицкая культура не была славянской, а принадлежала мощной индоевропейской группировке, исчезнувшей еще в древности, но сыгравшей значительную роль в европейском этногенезисе. Продвигаясь из Висло-Одерской области на восток, лужицкие племена, по мысли Т. Лер-Сплавинского, легли суперстратом на западные группировки неразделившихся балто-славянских племен (тшинецких и др.). В результате из смешения лужицких и местных элементов возникли славяне, отделившиеся тем самым от балтов, не испытавших на себе лужицкого влияния. Последующую судьбу древних славян, по археологическим данным, Т. Лер-Сплавинский изображал в основных чертах так же, как и Й. Косшевский. В пшеворских племенах он тоже видел древних славян-венедов.[15]
Но в ходе дальнейших исследований в «висло-одерской теории», во всех ее вариантах, обнаружились глубокие трещины. Оказалось, что мысль о сложении лужицких племен в Висло-Одерской области и о продвижении их оттуда на восток далеко не бесспорна. Уточнение хронологии лужицких древностей показало, что их западная (западнопольская) группа отнюдь не являлась старейшей. Лужицкие племена не были в свое время суперстратом, перекрывшим тшинецкий массив, они не смешались с тшинецкими племенами, а скорее всего являлись их потомками. Земли на запад от Вислы были заняты ими несколько позднее. Другими словами, процесс шел совсем иначе, чем предполагают Й. Косшевский и его последователи.
Выяснилось также, что поселения тшинецких племен в третьей четверти II тыс. до н. э. имелись не только в границах бассейна Вислы, но и простирались далее на восток, вплоть до Среднего Днепра (рис. 2).
Рис. 2. Распространение древностей тшинецкой (тшинецко-комаровской) культуры II тыс. до н. э. (по А. Гардавскому и С. С. Березанской).
Следовательно, тшинецкие племена занимали ту самую область, которая на основании других данных выступает как древнеславянская. Все это породило мысль о том, что именно тшинецкие племена являлись древнейшими славянами или их важнейшим компонентом. В конце 40-х годов впервые за такое решение вопроса высказался польский археолог С. Носек. В настоящее время исследования в данном направлении ведут А. Гардавский, некоторые другие польские ученые и украинские археологи А. И. Тереножкин, С. С. Березанская, И. К. Свешников и др.[16] Некоторые предварительные итоги первого этапа этих исследований были подведены в книге ученика Л. Нидерле — известного чехословацкого археолога-слависта Я. Айзнера, умершего в 1967 г.[17]
Дальнейшее развитие культуры у племен восточной части тшинецкого массива шло несколько иначе, чем на западе, не по лужицкому, а по-иному пути. В конце II тыс. до н. э. на основе тшинецкой культуры здесь сложилась преемственно связанная с ней так называемая белогрудовская культура, во многом близкая лужицкой, также земледельческо-скотоводческая, но имевшая и свои специфические особенности в материальной культуре. Поздний этап белогрудовской культуры, относящийся к раннему железному периоду — VIII–VII вв. до н. э., получил название чернолесской культуры по имени городища Черный Лес в бассейне р. Ингулец, правого притока Днепра. Во второй четверти I тыс. н. э. чернолесские племена, по мысли А. Н. Тереножкина, попали в границы скифского объединения, что оказало большое влияние на их жизнь и культуру и еще более обособило их от западной группы раннеславянских племен.
