- Не отправят.
- Ты хочешь, чтобы я забеременела и перестала быть распознавательницей?
Энжет сжал зубами гладкий как камень шарик эньо, и жгучая горечь потекла ему в горло.
- Ты останешься в касте, - выдавил он. - Но алтарь на площади дворца больше не будет тебе грозить. Разве это плохо, Кейла?
- Я чувствую чуждое в воздухе, и внутри все тянется к нему, чтобы вобрать в себя, запереть, не дать ему пожрать мир! Я должна сейчас быть на Границе, Энжет!
- Пока каста справляется там без тебя. У мира еще полно спасителей.
- Нет... Нет! Кем я буду с тобой? Никем! Как мама... Не хочу!
Вот упрямая дура! Совсем как ее упертый отец. Энжет зло стиснул ладонь девушки и услышал хруст ее тоненьких косточек.
- Ты видела ритуал распознавателей? Нет? Так посмотри! Может, еще перестанешь мечтать о посмертной славе!
Слава... - при этом слове туман опять начал заполнять глаза Кейлы. Нет, все поздно, бесполезно! Видимо, зелья распознавателей кормят прежде всего гордыню.
- Обменяйтсь эньо, - велела среброликая, решившись начать ритуал, и Энжет услышал тревожный вздох сестры в отдалении.
- Я хочу остаться в касте, настоящей распознательницей, а не служкой, - как сомнамбула сказала Кейла. - Если это значит: оставить тебя навсегда, пусть будет так. Прости, Энжет.
Он развернул ее к себе за плечи, тряхнул так, что голова девушки заболталась на тоненькой шейке:
- Это не ты сейчас говоришь! Это говорит туман! Очнись, очнись! Кейла! - это имя прозвучало в его устах хлестко, как удар. Кейла широко распахнула глаза. Взгляд снова стал осмысленным.
- Ты должна быть моей! - крикнул Энжет и теперь почувствовал сладость на языке. Сладость его любви мешалась с горечью его сомнений, и торопясь, чтобы новый вкус не пропал, он наклонился к Кейле и поцеловал ее губы. Девушка испуганно трепыхнулась, но скоро сама ответила на его исступленный поцелуй. Ее руки обхватили его голову, прижимая к своей, но жар в поцелуе Кейлы был страшным, леденящим. Она не воскресшала сейчас - убивала возлюбленного...
Ее шарик эньо очутился в его рту, и Энжет не почувствовал какого--либо вкуса, внутри все онемело, как от наркотической травы сонто. Он оторвался от Кейлы, даже оттолкнул ее. Девушка катала за щекой его шарик эньо, знакомясь с его горько-сладким вкусом.
- Ты в смятении, - прошептала она. - Твоя злость жжет даже сквозь сладость любви. Ты хочешь, чтобы я отвергла путь к вершине своей касты, но для себя от пути стража при этом отказываться не собираешься! Ты сомневаешься! А я... я ничего не чувствую, Энжет. Чувствуешь?! Ничего, кроме пути моей касты! Не надо продолжать ритуал, среброликая.
Всезнающая заговорила что-то: про то, что страх перед ритуалом испытывают многие, и он дает небольшую горечь эньо, про то, что безвкусие шарика Кейлы - следствие лишь того, что юная распознавательница пила зелья своей касты, а вовсе не ее бесчувствия и нелюбви. Кейла не слушала ее, как и Энжет.
Он смотрел вслед уходящей фигурке девушки, и уже видел ее восходящей на алтарь для жертвоприношения. Когда придет время Кейлы, она поднимется по ступеням также гордо, уверенно, удивительно прямая, с такими чужими белыми глазами... Пусть идет! Она отреклась от него еще на ритуале выбора солнц, и он не станет более спасать отвергающую его любовь. Теперь Энжет отчетливо понял: в распознаватели попадают гордецы и себялюбцы - что ж, взяв к себе Кейлу, каста сделала отличный выбор! Он же пойдет своим путем, выбранным у того же древа солнц, - путем стража Границы.
Кейла
Многие пытались ее вразумить, вернуть, многие: мама, брат, Энжет, Лереми... Они долго говорили, предлагали варианты отсрочки приговора всех распознавателей и спрашивали, спрашивали, спрашивали, что думает Кейла, чего она хочет, хорошо ли она понимает свое - такое недолгое! - будущее. Кейла молчала. Она не знала, что отвечать. Теперь она и родители, друзья жили в совсем разных мирах.
Все эти лица, голоса сливались, смешивались, растворялись в едином свете и шуме родного, которое было вокруг Кейлы. Фигуры людей, животных, растений прорастали и перетекали одна в другую, образуя единое целое - узор, подобный тому, что вырезан на алтаре распознавателей и высочайшем куполе дворца. У родного был свежий и сладкий запах, и постоянство этой свежести и сладости надлежало защищать ей, распознавательнице чуждого.
Чуждое... - до выбора солнца, Кейла различала только один его запах, сладковатый и тяжелый - запах родного, погибающего в сетях чуждого. Но для распознавательницы единое чуждое распадалось на мириады запахов. Запах погибшего родного, запах меняющегося родного, запах родного, недавно соприкоснувшегося с чуждым, запахи разных стадий проникновения чуждого в родное, преобразования родного в чуждое... И в океане запахов ей нужно было найти один, главный, тот, с которого начиналось преобразование родного мира в ничто - запах источника чуждого.
Подготовка Кейлы должна была быть намного более последовательной и скурпулезной, но на Границе стало неспокойно, на площади дворца отдавали жизни новые и новые распознаватели, а источник чуждого установить все не удавалось. И каста торопилась. Кейле следовало бы прежде чуждого как следует изучить родное, но наставники этот этап ее обучения вовсе пропустили. Ее хотели отправить на Границу, на первую и последнюю встречу с чуждым, как можно скорее.
Кейла только приветствовала пугающую всех остальных быстроту и узость своего обучения. Громада чуждого, узнанная после первого же зелья распознавателей, ошеломила ее. Это чуждое, твердое, как глыба камня, текучее, как вода, и вездесущее, как воздух, пронизывало их мир. Все родное несло в себе крохотные частицы его - разнообразного, неуничтожимого, и если количество частиц чуждого превышало невидимый предел, для каждого существа свой, начинался ужасный процесс преобразования родного в чуждое и, в конечном итоге, в ничто.
Среброликие также владели этим страшным знанием: чуждое не только за Границей, оно везде, но все-таки ни всезнающие, не всевидящие не могли представить как воистину ужасно это выглядит... как это пахнет! Просочись из-за Границы сильное чуждое, и неконтролируемое превращение родного мира в ничто тут же начнется. Конец света может быть не когда-то там, через тысячи восходов Кана, он может быть прямо сейчас, и между слабым родным и всесильным чуждым тонкой преградой лишь они, распознаватели.
Сначала чуждое вызывало у Кейлы вполне естественный ужас. Она боялась заснуть в акат идей и пропустить крохотную струйку его запаха в воздухе родного мира. Но по мере того, как ее знания о чуждом углублялись, ужас перешел в трепет, а потом и в восхищение силой и могуществом единственного и многоликого врага мира Сенты. Родное все больше сливалось, расплывалось, блекло. Скоро мир сузился и прояснел. В нем остались только двое: чуждое и его распознавательница, и они тянулись друг к другу, как любовники, зная, что слияние уничтожит их обоих и все-таки прославляя его.
Визит Кейлы в родительский дом, когда Энжет пытался уговорить ее стать его супругой, был последним. Вскоре после него Кейлу отправили к Границе. Некоторых старших учеников оставили, а ее, самую юную в касте, отправили - о, как завидовали новые подруги-распознавательницы! Даже пошел слух, что какая-то важная среброликая обмолвилась в приватной беседе, что юной Кейле предназначено найти источник нового чуждого, приносящего миру столько бед. И Кейла ходила, гордо задрав нос и расправив плечи, насколько могла, а на ее коже сиял красивый рисунок сенрито - золотой птицы-удачи.
Границу Кейла увидела сразу. Это была вовсе не протокольная черта на карте. Невозможная и при этом реальная картина: повернись лицом к солнцу и увидишь странный, жуткий мир, больные кривые стволы деревьев, ветви, завязанные узлом, все в клочьях белой паутины и язвах игольчатой плесени, где-то меж ними зараженные твари голосят искаженными, несвоими голосами, на лесной подстилке то тут то там расплескались серебристые и наливающиеся кровью солнца Эдо лужицы ничто. Ужаснись, повернись к солнцу спиной, и найдешь знакомый и любимый родной мир, прямые, стройные стволы деревьев в разноцветных пятнах кое-где отстающей коры, в легких, как облачка в небе, кронах свистят знакомые мелодии птицы, а под ногами искрятся серебристо-зеленые и красно-желтые травы. Словно две картинки разных миров склеились, и Кейла стояла между ними.
