— Извини, если у меня начнется морская болезнь. И в самолете укачивало и сейчас… — Она поморщилась. — В ушах звенит.
— Ничего. Это совершенно особенное море и у нас священный маршрут: мы едем в Рай, детка. — Флавин подхватил покачнувшуюся на палубе Виту и она прижалась к его груди.
— Ты не обидишься, если я немного отдохну?
— Конечно, располагайся в любой из кают — эту ночь мы проведем в море. А я постою у штурвала.
— Ты и это умеешь? — Вздохнула Вита.
— Скажи хоть слово, а я берусь доказать, что и Виталия Джордан первоклассный яхтсмен.
— Утром, ладно? Наберусь сил и освою штурвал.
Крис проводил взглядом спускавшуюся в кубрик девушку. Ее здорово качало, но помогать Крис не стал.
… Когда Вита проснулась, было совсем темно и тихо. Мотор не работал. Суденышко мягко покачивалось на волнах, и это колыбельное колыхание нравилось ей. Набросив куртку, Вита поднялась на палубу и замерла, захваченная чудесным зрелищем — вокруг бархатная чернота и мириады звезд, необыкновенно ярких, звенящих. Палубные огни погашены, никого в целом мире, лишь плеск волн под килем, йодистый запах водорослей и тишина.
— Иди сюда, детка, — тихо позвал голос Криса. Он лежал на спине, положив за голову руки, и закинув лицо, словно загорал под звездами. Вита села рядом.
— Что за сказка, ещё утром мы кружили в снежной метели, а теперь — в звездной.
— Это мои друзья. мы знакомы с детства. Смотри — это Канопус — вторая по блеску звезда всего неба. Она находится в созвездии Киль. Вон там ниже четыре ярких точки — это Крест, а под ним совсем маленькая Муха. Те далекие звезды — Южный Крест. По словам Данте, он освещает преддверие Рая.
— А ты и вправду «звездный сын», Крис? Я читала что-то подобное в одной статье.
— Может, и так… Очевидно, я свалился с неба прямо на крышу дома в городке Мегаро неподалеку от Афин. И потом всегда поднимался туда, чтобы глазеть на звезды… Ты тепло одета? — Флавин повернул к Вите голубоватое от ночного света лицо.
— Да здесь почти лето. Термометр на рубке показывает 12 градусов. И пахнет… Ты чувствуешь, Крис, пахнет водорослями и терпкими травами.
— Это с невидимых в темноте островков. Здесь их множество — тридцать девять, и только двадцать пять обитаемы. С Кикладами связаны две легенды. Говорят, что нимфы разгневали Посейдона и тот превратил их в скалы. Другая версия гласит, что название островов происходит от слова «kykos», что значит, круг, так как островки располагаются вокруг священного острова Делос.
— Здесь сплошные легенды и целая пропасть тысячелетий, пролетевших как сон.
— Да, когда смотришь на звезды, пять тысяч лет, отделяющие нас от расцвета кикладской цивилизации кажутся песчинками… Тогда здесь правила Великая Богиня. Ее изображение сохранилось во многих музеях мира.
— Только в музеях? Люди забыли свою Богиню?
— Людей уничтожил вулкан. А новые цивилизации стали поклоняться божествам мужского рода.
— Для того, чтобы все время воевать, — сообразила Вита.
— Еще бы! Ведь за острова боролись могучие державы. То ими владели венецианцы, потом захватил турок Красная Борода. В конце 18 века острова даже находились под властью русских.
— Бедные греки, как же им отстаивать свои земли, если такие сильные воины, как Крис Флавин, отрекаются от родины.
— Вита, ты же ничего не знаешь…
— Теперь, кажется, знаю, Кристос Флавинос… Мы едем к тебе домой.
Крис сел и взял руку Виты.
— Если ты сумеешь меня понять и простить, я постараюсь что-то исправить. Честное слово, девочка. — Его светлые глаза мерцали в темноте подобно лунному камню.
— У тебя неземные глаза, Кристос… Они светятся… — Рука Виты дрогнула.
— Моего отца звали Сократом. Он родился в семье зубного врача. Сократ был похож на старого Зевса, но стал не актером, не фокусников, а обычным дантистом. Я был младшим из двоих сыновей. И, знаешь, Вита, мною трудно было гордиться…
— Догадываюсь. Ты не любил сидеть в классе, предпочитая драки и спорт. Сын дантиста оказался атлетом.
— Если бы… Когда-нибудь я покажу тебе фотографии. Я был тщедушным и злючим мальчишкой. Гордыня не позволяла мне смириться с унижениями, которым подвергаются в школе хилые и странные. Я был странным, Вита. Таинственное, чудесное, недоступное манило мое воображение. Смешной и жалкий, я рвался на сцену, чтобы показывать фокусы.
— И тогда мальчишки полюбили тебя?
— Н-нет… Всякая непохожесть карается нормальным большинством. Я был не похож на них и за это меня били.
— Били?! Крис, это неправда. — Вита приблизилась, пытаясь уловить выражение лица Криса. — ты шутишь?
— Увы. Кристос Флавинос был Верзилой Флави. Это та правда, которую я скрывал все эти годы. Крис Флавин — миф, а мифу не нужны унизительные натуралистические подробности.
— Но что нужно тебе лично?
— Пока не знаю. Я на распутье, детка. Мне надо принять решение и для этого рядом ты. Ты — моя совесть, Вита.
— Милый… Тебе попалась неудачная кандидатура в святые. — Вита поднялась и подошла к поручням. — Здесь так легко дышится, так ясны мысли и светлы чувства… Вот я стою на самом носу, и кажется, несусь наперерез волнам. Совсем тихо, неслышно, словно лечу… А, знаешь, мне даже нравится, что я была гадким утенком, а не задиристым победителем… — Она повернулась и опустилась на колени возле Криса. — Поверь, так лучше. Таким тебя сотворил Создатель.
— Ты веришь в Бога?
— Сейчас да. И всегда, когда сталкивалась с чем-то прекрасным.
— Надеюсь, это происходит всякий раз, когда ты смотришь в зеркало. Не возражаешь, ечсли я принесу вино?
— И что-нибудь поесть. Ведь ты загрузил целую сумку в гавани, я заметила.
— Тогда накрывай стол.
— Где? В кубрике? Не хочется уходить отсюда.
— Тогда остаемся. Покрой пол вот этим. — Скрывшись в рубке, Флавин кинул Вите кусок плотной ткани.
— Да это же флаг!
— Просьба о помощи. Его выбрасывают, когда судну грозит опасность. Сегодня он станет нашей скатертью. А вот это — к ужину. — Флавин вытащил из сумки пакеты.
— В темноте легко делать фокусы. — Вита разворачивала покупки. — Я ориентируюсь по запаху. Здесь жареные цыплята, ватрушки, помидоры, овечий сыр и что-то сладкое. Ой, с миндалем!
— Раскладывай все. Мы будем пировать до утра… Хрусталь, мэм. Флавин поставил на «скатерть» стопку бумажных тарелок и два пластиковых стакана. — А это настоящее Isandali — вино из розового винограда с терпким ароматом, и Naoussa Boutari — красное.
— По-моему, у нас лучший в мире ресторан и прекрасный шеф-повар. Да и официантка не так плоха. Прошу садиться!
— Кто бы мог подумать, что изысканная Виталия Джордан, выросшая во дворце и вскормленная исключительно сливками кулинарного мастерства, обрадуется ужину на досках прокатной яхты. Далеко не шикарной, между прочим.
— На шикарных скучно. Можно уже приступать? Блаженство! В темноте я стану есть руками и пользоваться рукавом вместо салфетки.
— Прости, не обнаружил столового серебра. А вместо салфетки возьми это. — Крис передал Вите носовой платок.
— Спасибо. Но если ты решишь всплакнуть, вытирать слезы придется моей курткой. Она белая и подходит все же лучше, чем толстая кожа твоего прикида.
— Люблю эти одежки, их выбирала ты. Костюм от Виталии Джордан для мужчины средних лет, желающего остаться в категории клевых-сопливых. Ну, как вино?
— Пахнет южным солнечным летом. Как здорово, что здесь уже тепло.
— А завтра будет ослепительный день. Я обещаю. Ведь у тебя дома в Сокраменто было очень солнечно.
— В Сокраменто большая вилла, тридцать две комнаты. Ковры, гобелены, шелковый штоф на стенах, бархатная обивка мебели… Огромный парк, лимузин с шофером. Иногда я возилась на клумбах вместе с корейцем-садовником. Но чаще занималась танцем, теннисом, музыкой… — Вита уплетала огромный сэндвич с овечьим сыром, закусывая помидором.
— Простите, леди, ваше воспитание столь многосторонне! Это великолепно! А над кроваткой, как утверждают, висел Тициан.
