В этот день они ужинали вдвоем при свечах, в лучшем ресторане города. Рисконти оплатил все помещение и можно было не опасаться посторонних глаз. За дверьми ресторана остались охранники, у пышно украшенного цветами столика ждал гостей сам шеф-повар. В канделябре горело семь свечей.

Вита порадовалась, что изысканно одетый герцог не догадается о происхождении её вечернего туалета. Поскольку в рюкзачке Виты не было ничего, что могло бы хоть как-то соответствовать ситуации, ей пришлось зайти в ближайший от гостиницы магазинчик и приобрести нечто длинное, шелковистое, чудесного серого цвета. Кроме цвета и фактуры иных достоинств у пеньюара не было. Задумчиво покрутившись перед зеркалом, Вита в момент отрезала кружевной ворот маникюрными ножницами и прихватила спустившуюся с плеч ткань крупной булавкой, в которую воткнула букетик цикламенов. «Да простит меня маэстро Лагерфельд, но этот шедевр я выдам за творение его рук.»

— Сегодня я ужинаю с самой прекрасной девушкой. — Элоиз остолбенел, рассматривая Виту. — Волшебный наряд, достойный быть описанным в дворцовых летописях. А это даже украшает вас. — Он показал глазами на обнаженное плечо Виты, где в результате падения в самолете лиловел круглый синяк. Впрочем, вас невозможно испортить или сделать ещё прекрасней. — Он обиженно надулся. — Я не могу придумать, как покорить ваше сердце.

— Смейтесь! — Живо посоветовала Вита. — Мне нравится ваш смех. Но, к сожалению, он не входит в обязанности монарха.

— Так же, как вот это. — Жестом подозвав игравшего на возвышении музыканта, Элоиз взял у него скрипку. Встав перед Витой, он исполнил несколько виртуозных пассажей и опустил смычок.

— «Венгерская рапсодия» Листа, — узнала Вита и захлопала в ладоши. Очень здорово. А я пять лет бренчала на фортепиано, но так и не могу сыграть что-нибудь целиком. Любимые кусочки, обрывки, отдельные темы…

— Я тоже! — Обрадовался Элоиз. — Везде, чем бы ни занимался, я выбирал лакомые кусочки, как изюминки из булки… Ненавижу в себе поверхностность.

— Поэтому изо всех сил стараетесь быть пунктуальным и основательным?

— Изо всех сил! Не поверите, — иногда скулы сводит от своих собственных речей, как от недозрелого крыжовника. Тоска!

— Но даже великим актерам приходится играть иногда довольно непривлекательных персонажей. Мало того, они даже умудряются затмить положительных героев… Вы просто играйте роль, не забывая тихонько хихикать над собой.

— Верно, это помогает. Иногда у меня здорово получается! Вот недавно, во время церемониала вручения орденов, я выступил с такой патриотической речью! Смотрю, у стариков-придворных слезы на глазах и чуть не сорвался ну, просто задыхался от хохота. Но выдержал, только потом мышцы вот тут тянули. — Он провел рукой от подбородка к шее.

Вита заметила, что овал лица герцога мягкий, женственный, но губы отличаются твердостью и четкостью линий. Породистая тонкость сухих черт, крупного тонкого носа, суровая складка между бровями, а в голубых глазах веселые искорки. Задиристый мальчишка постоянно боролся с чопорным наследником династии и часто побеждал. Как это нравилось Вите!

— Не надо бояться быть смешным, Элоиз. Я знаю, когда на тебя смотрят сотни людей, боишься ошибиться, оскандалиться, совершить оплошность. Мне, например, вначале казалось, что я непременно упаду на подиуме — запутаюсь в юбках, подверну каблук… Знаете, это невероятно смешно — загадочная, томная дама, вся из себя супер-стар, супер-вумен, валится посреди помоста! И я поняла, — если ты сама будешь чуть-чуть посмеиваться над собой, ну, вроде, не принимать свою персону слишком всерьез, никакие огрехи не страшны. Они как бы уже входят в роль.

— Точно! Вы единственная, Вита, кому удается сделать это. Вы не на подиуме — вы над ним, над всеми этими от-кутюр и прет-а-порте. Вы играете с понятиями, священными для обывателя, как веселый ребенок с дорогой игрушкой… Вита… Я сочту свою жизнь неудавшейся, если вы откажете нанести мне визит.

— Визит? Я завтра улетаю.

— Вы не поняли. Я буду ждать вас в своем замке. После того, как мои родители погибли в автомобильной катастрофе, я являюсь единственным наследником престола. Сейчас, как известно, страной правит мой дядюшка… И не думайте, — Эдвард VII — обыкновенный, очень симпатичный старикан, обожающий крикет и серебристого пуделя, а тетя, Аспазия Эмвирская, пристально следит за всеми веяниями в мире моды, одевается только у Живанши, и просто обожает вас. — Элоиз встряхнул головой, словно отгоняя непосредственного мальчишку, все время побеждавшего чопорного герцога. Ваш визит станет событием для всех членов королевской семьи. В любой момент ночи и дня вы — желанная гостья в моем доме.

… Вита прибыла в резиденцию Де Сильва Рисконти через месяц. Стоял конец октября, в залах дворца гуляли сквозняки, Хью преувеличенно прихрамывал, жалуясь на радикулит, и все время называл королевство «карликовым».

Вита недоумевала, какое значение имеют размеры территории страны, если замок и парк почти в точности повторяют Версаль. А Элоиз — самый очаровательный и серьезный мужчина из всех, кто попадался на её пути.

Возвращаясь мысленно к их первой встрече, Вита находила все больше и больше милых пустячков, значительных деталей, свидетельствовавших в пользу герцога. Он выследил её и приложил все усилия, чтобы знакомство состоялось. Он завалил её цветами и сделал вид, что не заметил преобразившегося в вечернее платье пеньюара. Он тщательно изучил её родословную и даже видеозаписи показов с её участием. Господи, до чего же основателен и мил этот будущий король!

Оставив Хью в обществе тети, Элоиз повел гостью в свой кабинет. Торжественно распахнул тяжелую резную дверь и отступил, пропуская Виту вперед. На покрытой золотистым штофом стене красовался огромный, поистине королевский портрет — Виталия в платье из жесткой черной парчи возвышалась во весь рост, прижимая к груди ветку белых лилий. В её высоко поднятых волосах сверкала бриллиантовая диадема.

— Ваше высочество наградило меня знаком отличия — такого украшения в моей сокровищнице нет. Но я узнаю это платье! То самое, из коллекции Лагерфельда!

— Художник рисовал с фотопортрета на обложке журнала и выполнил все очень точно… — Элоиз смущенно улыбнулся. — Это не тот случай, когда мне хотелось бы поручить работу какому-нибудь современному Модильяни. Вот только с цветами я допустил вольность — ведь всем известно, что вы предпочитаете цикламены.

Вита покачала головой, собираясь заявить, что её пристрастие к драгоценностям и цикламенам — один из домыслов журналистов, не имеющим отношение к реальности. Но Рисконти взял со стола шкатулку и достал из неё сверкнувшую семиконечную звезду, точно такую, как была изображена на портрете.

— Его Высочество Элоиз де Сильва Рисконти награждает Виталию Джордан фон Ганнесфельд знаком отличия за проявленное в полете мужество и геройское спасение того… — прервав шутливую речь, Элоиз внезапно и совершенно неожиданно залился ярким румянцем… — того, кто имеет все шансы умереть от любви к ней… К тебе, Вита.

Они поцеловались с такой изящной торжественностью, словно стояли на парадном балконе дворца под любопытными взорами всех граждан маленького королевства…

— Говорите, я соединил вас с мистером Брантом. — Худой мужчина, сидящий рядом с Витой, протянул ей телефон. — Только коротко и бодро.

— Хью? Это я! Не беспокойся. Со мной все в порядке.

— Господи, девочка… Ты скоро будешь свободна, обещаю…

— Довольно. — Худой забрал телефон. — Ваш менеджер в курсе наших условий. На ближайшие сутки вы гостья фактического хозяина Москвы господина Фистулина… Можете называть его просто Вася. — Худой засмеялся, дохнув гнилью.

— Ес, ес. Вася, — подтвердил полный господин. И добавил по-русски, Изложи далее мои планы.

— Леди, сейчас мы прибудем в резиденцию Васи. От ваших друзей зависит длительность и комфорт вашего визита. На время пребывания в своем доме, Вася, следуя высшему кодексу международного терроризма, обязуется заботиться о вас.