Незваный придвинул стул к Саяни, наклонился и прошептал ей на ухо свое пожелание. Тонкая ножка бокала, судорожно сжатая пальцами, хрустнула, отпала и покатилась по полу.

– Это слишком, – прошептала она. – Я принесла золото и драгоценности. У меня есть еще, в десять раз больше…

Собеседник посмотрел на нее с сочувствием, потом указал на ножку бокала, которая тут же превратилась в огромный бриллиант.

– Меня это не интересует, – сказал он. – Таковы правила, моя дорогая. Правила этого мира, который создал не я. За счастье нужно заплатить чем-то действительно значимым, иначе даже я не помогу тебе. У тебя есть минута на раздумья.

Шло время. Нет, ползло. Тянулось нитями застывающего сахара. Мужчина, не отбрасывающий тени, встал и направился к двери, а женщина вцепилась в подлокотники. Повернула голову в его сторону и крикнула:

– Стой! Я согласна. – Она встала, громыхнув стулом, и сжала кулаки.

– Вот и умница, – улыбнулся он, поворачиваясь. – Теперь надо скрепить сделку.

Княгиня Саяни недобро улыбнулась:

– Кровью?

– Какие глупости! Чем-то приятным. В мире много приятных вещей: еда, вино, женщины. Кто-то находит прекрасное в ужасном, но я не из таких.

Незваный начал преображаться: глаза его потемнели, брови стали узкими, черными, с изломом, волосы начали светлеть, минута – и серебристые пряди зазмеились по его плечам. Дарьэль шагнул к своей возлюбленной, коснулся ее шеи. Саяни смотрела на него в упор, и уголок ее века дергался.

– Не бойся, дорогая, – проговорил Незваный голосом Дарьэля. – Я никого не беру силой… Чувствую, как колотится твое сердце. Мы всего лишь скрепим сделку поцелуем, и мне подумалось, что такой образ будет тебе наиболее приятен. Ты успеешь побыть счастливой и не раз увидишь его, обещаю.

– Давай уже скорее, у меня теперь мало времени.

В его поцелуе не было вожделения – будто теплая, податливая печать прикоснулась к губам Саяни. Незваный отстранился. Княгиня покачнулась, схватилась за стол и опустилась прямо на пыльный пол.

– Не бойся, это пройдет, – услышала она голос Незваного, и прежде чем потерять сознание, увидела молодую темноволосую чужестранку в странной одежде.

Сегодня особенный день. Хотя времени было с избытком, я бежала к метро, не раскрывая зонта, бестолково улыбалась своему отражению в витринах, и мне нравилось, что я там видела. Счастливая, светящаяся женщина в темно-сером плаще.

Прохожие улыбались в ответ. Грустный парнишка в черной куртке, не дождавшийся свою девушку, протянул мне белую розу. Я поблагодарила его и лучезарно улыбнулась, вливаясь в людской поток. Не просто спины – карусель, и теплый подземный ветер, похожий на дыхание спящего исполина, треплет волосы.

Счастья было слишком много мне одной, хотелось раздать его угрюмым пассажирам эскалатора. Одарить печальную девушку с тонким бледным лицом. И грустную пожилую женщину с серебряными волосами, выбивающимися из-под прозрачного платка цвета пепла. И круглолицего парня, погруженного в тягостные мысли. Не сдержавшись, я сунула ему розу через перила, он удивленно уставился на меня. Прежде чем мы разъехались, я заметила, как в его глазах вспыхивают искры. Люди представились черными прогоревшими факелами, я – спичкой. Касаешься каждого, и вспыхивает пламя.

Вскочив в вагон отправляющейся электрички, я отвернулась к стеклу и в очередной раз подивилась себе. Ни в юности, ни будучи подростком, когда сам возраст велит девочкам писать слезные стишки, на ум не приходили такие пышные ассоциации. Мир был прост и упорядочен. В четырнадцать лет у девушки должен быть парень – для статуса. И у меня появился рыжий дылда Женька, дитя дитем. Я выставляла его напоказ и гордо прогуливалась с ним по району, между нами даже был некий интим – мы держались за руки, и у него от волнения потели ладони, а меня это раздражало.

Когда одноклассницы удостоверились, что парень у меня есть, Женька куда-то испарился, и осталась я нецелованной. С Женькой хотелось не очень, если честно. Да и вообще к парням меня не тянуло, было много более важных вещей: танцы, музыка, учеба.

Поцеловалась я в пятнадцать с самым красивым парнем класса, Лешкой. Случилось это, когда мы после уроков остались рисовать стенгазету. Он рисовал про мальчиков, я – про девчонок, мы сидели на полу плечом к плечу, шутили, смеялись. А потом он повернулся, и я повернулась… Его ко мне потянуло, а мне просто было любопытно – а каково это?

Влажно и горячо, вот как. Я отвечала его губам, как умела, Лешка дышал часто и сбивчиво, шептал на ухо «Оля, Оленька», хватал меня за грудь и спину. Потом он повалил меня и улегся сверху, сунув коленку между ног. Все было не так, как писали в книжках: никаких бабочек в животе, совсем не хотелось стонать, выть и гримасничать. Лешку не пугало, что в кабинет с минуты на минуту могли войти, а мне была важней репутация, потому пришлось прибегнуть к тяжелой лингвистической артиллерии и крикнуть: «Директриса». Помогло, слава богу. Но после этого Лешка перестал со мной здороваться.

После Лешки был его тезка, но Алекс. Вообще красавец, спортсмен, разве что не комсомолец. Перед тем как подпустить его к телу, я основательно подготовилась, перелопатила кучу литературы про предварительные ласки и их последствия, про оргазм простой и множественный, пересмотрела кучу порнофильмов – без особого удовольствия, скорее как инструкцию к действию. Наслушалась рассказов приятельниц, какой у них случается головокружительный секс, и решила, что пора, ведь мне уже семнадцать. Если не с Алексом, то с кем? Тем более, он старше, ему аж двадцать семь, он знает, что делать с женщинами.

Все было как по инструкции: кафе с аквариумом и камерной музыкой, вино, поездка на его машине через спящий город. Накрытый стол, свечи, фрукты и опять вино. Потом он сел рядом со мной на диван, поднял мою голову, которая кружилась изрядно, за подбородок, надавил пальцем на губы, сунул язык в рот и принялся двигать им туда-сюда. Это было совсем не по инструкции, и я растерялась.

Целовался Алекс хорошо, это я только спустя время оценила. Не переусердствовал с языком, покусывал губы, а его руки гуляли по моему телу, задирая короткое красное платье все выше, стискивали грудь. Но вместо того чтобы таять в его объятиях, я с сожалением отмечала, что не чувствую возбуждения, хотя уже давно пора, и мне от близости будет в лучшем случае никак, в худшем – очень больно. Алекс что-то шептал, целовал мою грудь, губами сжимая и вытягивая соски. На мгновение дыхание перехватило, а когда он снял с меня трусики, странное ощущение схлынуло. Оно ненадолго вернулось, когда Алекс раздвинул мои стыдливо сведенные колени и принялся ласкать меня пальцами. А потом он улегся сверху, я ощутила, как что-то огромное, твердое и горячее вот-вот в меня войдет, и сделалось страшно.

Было больно, но я терпела и даже изображала удовольствие. Он понял, что я была девственницей, только когда все кончилось, – по капелькам крови на простыне. Обнял меня, пообещал оберегать, любить и жениться.

Мы встречались еще полгода. К несчастью, Алекс был неутомим, а я убедилась, что окончательно и бесповоротно фригидна и секс мне не интересен. Начались экзамены, и я оставила красавца Алекса. Бедняга слал мне цветы, караулил у студенческого общежития, дарил подарки – все напрасно. Я не стала говорить, почему отвергла его, это слишком больно ударило бы по самолюбию парня.

Прошло пять лет, за это время я побывала в постелях четырех мужчин, еще раз удостоверилась, что секс – не мое, и пошла работать на кафедру аэродинамики, конструкций и прочности летательных аппаратов. Здесь, среди чудаковатых преподавателей в основном мужского пола, я со своей эмоциональной скудностью чувствовала себя на своем месте.

Полгода назад на дне рождения Юльки я увидела Эда, и мир взорвался разноцветными конфетти. Задыхаясь, я пожирала его глазами и клялась, что этот мужчина должен быть моим хотя бы ненадолго. Меня влекло к нему, как лемминга – к погибели. Его синие глаза сияли двумя сапфирами, все в нем казалось мне совершенным: и тонкий, породистый нос, и узкое лицо с острым подбородком, и четко очерченные губы, и ранние морщинки, и даже родимое пятно между бровей. Было ощущение, что давным-давно, еще в прошлой жизни, мы были знакомы, а потом нас разлучили, но мы узнали друг друга спустя сотни лет. Он тоже с интересом поглядывал на меня, и в низу живота зарождалось щекотное чувство, о котором я столько читала в книгах.