Самое забавное, стоило подумать о нем, и события тех дней воскресали вместе с переживаниями и заставляли меня захлебываться ощущениями. Смешно, нормальные женщины познают это в юности, а меня оно настигло после тридцати, когда… Нет, не буду думать. Правильнее было бы сказать ему… Скажу, но не сегодня. Сегодня у него праздник, и нужно провести его с пользой и во имя удовольствия. И вообще, сам факт, что Эд решил отметить свой день рождения со мной, о многом говорит, да и он обещал, что мы все равно когда-нибудь будем вместе.

Задумавшись, я чуть не прозевала нужную станцию. Выскочила, толкнув полную блондинку с алыми губами, улыбнулась в ответ на грубость и поспешила к эскалаторам. Вот оно, настоящее! Когда появился Эд, я словно пробудилась от сна, раскрасила мир ярко и зажгла солнце. Оглянулась по сторонам и удивилась: сколько вокруг прекрасного!

Но когда он исчезал или отдалялся, наступало привычное эмоциональное отупение, лишь память о прошлом счастье скребла коготками и требовала продолжения. Наверное, отсутствие темперамента меня спасало. Оставайся я все время на эмоциональном подъеме, свихнулась бы или довела бы себя до истощения, а мне в моем состоянии нервничать нельзя.

Эскалатор ехал слишком медленно. Хотелось бежать навстречу счастью, расшвыривая прохожих. Сердце частило, то и дело захлестывала паника: а вдруг не придет? Поначалу тревога одолевала, видимо, она прилагалась к окрыленности. Обычный страх потери чего-то или кого-то дорогого.

Раньше я не понимала, как из-за любви можно расстаться с жизнью. Теперь не то чтобы понимаю – представляю. Слабым трудно бороться с зависимостью.

Турникет. Пустынный мраморный коридор. Еще турникет. Двери в подземку, захламленную разнокалиберными торговыми точками.

Он говорил, что оставит Лену, и мы будем жить вместе, сегодняшний день – решающий, и меня подтачивали дурные предчувствия.

Я ускорила шаг, взбежала по ступенькам навстречу рокоту автомобильного потока. Остановилась возле подземки, завертела головой, силясь разглядеть Эда в толпе ожидающих свой автобус. Он всегда выделялся из-за роста, рядом с ним я чувствовала себя Дюймовочкой.

Еще не приехал, вон какая тянучка. Зачастил дождь, и начали раскрываться пестрые цветы зонтов. Только собралась раскрыть свой, как сильные руки обхватили сзади, и шеи коснулись его губы.

– Привет, малыш, – шепнул Эд, и по коже побежали мурашки. И бабочки запорхали. Пришел. Пришел!!! От счастья хотелось кричать, потому что таким образом он сделал выбор. Он выбрал – меня!

Развернувшись, обняла его, прижалась всем телом. Не отпускать, не расставаться ни на миг, чтобы постоянно быть живой, цельной.

– Что случилось? – проговорил он, обнимая меня.

– Ты, – ответила я, не открывая глаз. – Случился ты. Сегодня. Тридцать девять лет назад, передай спасибо своим родителям. Ммм. Мое сокровище! – Неохотно отстранившись, потянула его за руку. – Идем, у меня для тебя есть сюрприз!

– Это далеко? – он все-таки остановился на ступенях подземки. – Может, лучше на машине?

– Рядом. На той стороне проспекта. Про машину придется забыть: мы будем пить, гулять и веселиться. Идем же!

Я сбежала по ступенькам, посмотрела на него и ощутила холод. Эд улыбался и старался выглядеть веселым, но изображал радость с трудом.

– Что случилось? – спросила я, останавливаясь. – Что-то не так?

– Все хорошо, маленькая. – Он потрепал меня по голове. – Идем, покажешь мне свой сюрприз.

Стало полегче, но все равно занозой засело предчувствие беды. Да, он выбрал меня, но он несчастен! Из-за меня, в свой день рождения… Стоп! Отставить панику! Вдруг он просто с женой поругался? Да, они давно живут как соседи, но слишком уж явно его побег намекает, что у него есть кто-то еще – отличный повод для скандала.

Ничего, увидит мой сюрприз и сразу растает.

Под дождем, перепрыгивая лужи, мы понеслись во дворы. Остановились возле нужного подъезда, я набрала код, и дверь запищала, открываясь.

– Ты сняла квартиру здесь, в центре? С ума сошла? Это чертовски дорого! – проговорил Эд за моей спиной. – Сколько? Я компенсирую.

– Мелочи, с Юлькиной сестрой договорилась, – соврала я, переступая порог. – За копейки.

Глупости какие! Не люблю гостиницы, терпеть их не могу. Пусть все будет камерно, уютно, по-домашнему. К себе его приглашать тоже нельзя: Юлька сейчас болеет, невежливо ее просить «погулять», да и расслабиться хочется, а не поглядывать на часы.

Чтобы не портить впечатление лифтом, на третий этаж поднялись по ступенькам, я вложила ключ в руку Эда и обняла его сзади, прижавшись щекой к его куртке. Щелкнул замок, раскрылась дверь, и пахнуло свежей выпечкой. Я побывала здесь рано утром, перед тем как отправиться вести лекции в университет, накрыла на стол и испекла в духовке простенький пирог.

– Я голоден как волк, – проговорил Эд, развязывая шарф и скидывая ботинки, и прямо в пальто направился на запах, демонстративно облизываясь. Замер посреди комнаты спиной ко мне.

Наспех раздевшись и оставшись в ярко-синем платье, перевязанная лентой с бантом, я встала между Эдом и пирогом. Он глянул на стеклянный стол, где виднелась бутылка вина, фрукты и сыр, и уставился на меня не мигая. Огладил взглядом, я почти физически чувствовала, как он поднимает коротенькое платье, нащупывает резинку чулка…

Эд молча шагнул ко мне, потянул за ленту, развязывая бант.

– Всю жизнь мечтал о таком подарке, – проговорил он приглушенным голосом.

Лента была закреплена так, что, когда ее развязывали, расходилась молния на спине. Расстегнутое платье не спешило падать, Эд положил ладони на мои плечи, огладил их, и платье соскользнуло к моим ногам. Наклонившись, он коснулся губами моей шеи, медленно, будто изучая, пальцами провел по ключицам, огладил грудь. Будто тысячи горячих игл пронзили меня насквозь, я едва сдержала крик. Эд вскинул бровь, отстранился и принялся медленно снимать пальто. Я стояла перед ним в черных чулках, кружевных трусиках и бюстгальтере, а казалось – без одежды. С минуту ничего не происходило, Эд будто специально тянул время, а я заводилась от одной мысли, что вот-вот он прикоснется, между нами пробежит невидимый электрический разряд, и пространство будет звенеть от напряжения.

Я перестала быть собой, превратилась в податливую глину, застывшую в ожидании мастера, готового придать ей форму.

Мир задрожал и отодвинулся на второй план, когда две его ладони легли на бедра, провели раз, скользнули за спину, погладили там. Снова и снова повторялись прикосновения, пока у меня не зазвенело в ушах и уже знакомое, горячее ощущение не поднялось из глубин и, будто нежный огонь, не охватило меня полностью. Я шумно вздохнула и собралась обнять Эда, но он скользнул за спину, склонился и прошептал в самое ухо:

– Идем, осторожно, вот сюда, – его шепот приятно щекотал шею.

Он подвел меня к кровати, его сильные и нежные руки путешествовали по бедрам, и вдоль спины, и по плечам, и по шее, мимолетно касались губ, взъерошивали волосы. Он чуть сильнее сжал грудь, и, застонав, я выгнулась дугой. Пальцы Эда бегали по моему телу, будто пальцы флейтиста – по дырочкам флейты, и во мне, все силясь и нарастая, гремела музыка страсти.

– Не спеши, – проговорил он, и его рука оказалась там, где я хотела ее больше всего.

Я и рада бы подождать, но музыка грохотала все громче, все оглушительней, я вся стала этой музыкой, растворилась в ней. Грянули финальные аккорды, и по телу прокатилась волна жара, заставляющая вздрагивать и стонать. В глазах потемнело, и в черноте вспыхнула картина: старинный замок из серого камня, заросли отцветающего жасмина, белые мраморные львы и женщина в синем дорожном платье, спешащая к экипажу. Вторая картина – та же женщина в деревянной избе, напротив нее сидит мужчина…

Картинка поблекла и истаяла. Разомлевшая, наполненная звенящей тишиной, я развернулась к Эду, который непостижимым образом успел раздеться, обняла его, прижалась ухом к груди, чтобы слышать, как в груди его неистово колотится сердце.