Конечно, Маккуин мог бы парировать, но ответные удары неизбежно породили бы вопрос об истинном источнике темной образной системы, свойственной его творчеству; психологическое отождествление себя со старшей сестрой, Джанет. «Он видел, как меня избивали, что оказало на него сильное воздействие, – считает Джанет. – Я не пытаюсь выйти на первый план, но Ли действительно восхищался мной. Из-за того что я была для него немножко как мать, он смотрел на меня снизу вверх. Возможно, благодаря мне он понял свое призвание: он хотел помочь всем женщинам, сделать их сильнее».[703] Ли обычно называл Джанет «мудрой»; между ними существовала безмолвная связь, сознание, что они оба пострадали от рук одного и того же мужчины, и вместе с тем радость оттого, что они все-таки выжили. Однажды, когда брат и сестра остались одни, Ли задал Джанет вопрос, который, видимо, давно не давал ему покоя. «Ты моя мама?» – спросил он. «Ну что ты, Ли, конечно нет», – ответила она. «Ты правда не моя мама?» – не сдавался он. «Да, Ли, я не твоя мама», – ответила Джанет. Он думал, что это какая-то семейная тайна и что Джанет в пятнадцать лет родила незаконнорожденного ребенка.[704]
Изабелла Блоу видела в своем друге Ли своего рода современного рыцаря. По ее мнению, он способен был создавать одежду, служившую доспехами. Его платья, костюмы и жакеты охраняли от жестокости мира. В ее воображении Маккуин виделся таким, как на снимках серии «Темный рыцарь возвращается», которую она подготовила для номера журнала The Face за август 1998 года. Блоу надела на Ли доспехи из фильма «Экскалибур» и отправила в бой с грязным, окровавленным лицом; ее замысел запечатлел фотограф Шон Эллис. Тот же Эллис в ноябре 1998 года снимал день рождения Изабеллы; Иззи и Ли играют с гигантским вибратором. Эти снимки фотограф потом включил в свою книгу «365: Год в моде». «Иззи выражалась очень грязно, и чувство юмора у нее было, как у вульгарной рыночной торговки. Ее непристойные шутки смешили Александра, но при мне она старалась держать язык за зубами, потому что я сказал ей, что мне не нравятся бесконечные ругательства, которые слетают с ее губ, – признался Детмар. – Иногда она заставляла покраснеть самого Маккуина».[705]
Маккуин продолжал искать хрупких и одновременно сильных женщин, которых он стремился облачать в доспехи своего изготовления. «Если посмотреть на их характер, на тот мир, в котором живут, они все находятся на краю, – говорил он о женщинах, которые его вдохновляли. – Они – не рафинированные красавицы, как на картинах Джона Сингера Сарджента. В своем мире они – отбросы, они не вписываются в существующие рамки».[706]
Музы Маккуина часто казались фантастическими, женщинами, которые могли бы быть героинями романов рубежа XIX и XX веков, стихотворения Теннисона или мрачной сказки. Его последнюю музу, Дафни Гиннесс, красавицу с «бобровой» черной прядью в выбеленных волосах, назвали женщиной с внешностью «слегка ненормальной феи, придуманной К. С. Льюисом».[707] Ее жизнь трудно назвать заурядной: она дочь наследника пивной и банковской империй Джонатана Гиннесса и Сюзанны Лисни, художницы и подруги Сальвадора Дали и Ман Рея. Ее бабушкой по отцовской линии была Диана Митфорд Мосли. Родившаяся в 1967 году Дафни выросла в мире аристократических привилегий и богемной фантазии. Семья жила в разных домах: в Ирландии, в Уорикшире, на Кенсингтон-сквер и в Кадакесе (Испания), где им принадлежал перестроенный монастырь. «Я всегда хотела доспехи, – призналась Дафни. – В нескольких наших домах стояли рыцари в доспехах, и мне хотелось стать Жанной д’Арк».[708] С юных лет она находила убежище в собственном мире, в мире своих фантазий. «Похоже на испанский «Грозовой перевал», – говорила она о том времени, когда жила в Испании. – Я любила бродить по холмам, у меня были свои пещеры и вещи, которые я знала».[709] Когда она приехала в родовое поместье в Уорикшир, она узнала, что угольные карьеры в округе закрылись. Увидев покрасневшую воду в реках и ручьях, она решила, что земля кровоточит; на самом деле красный цвет вызывался оксидом железа в воде. В возрасте пяти лет она пережила серьезную травму: на нее напал друг семьи Энтони Бакеланд. Он приехал к ним искать свою мать, Барбару, бывшую жену наследника бакелитовой империи, Лео Бакеланда.
«Когда я увидела его, то решила, что он хочет рассказать мне сказку, – вспоминала Дафни. – Неожиданно он выхватил нож». Энтони потащил ее за дом, сообщив, что цель его жизни – убить всех женщин и что она станет его первой жертвой. Хотя он все же отпустил ее, позже, в ноябре 1972 года, Бакеланд зарезал свою мать. После того как в июле 1980 года его выпустили из тюрьмы, он напал и на свою 87-летнюю бабушку. «Помню вкус крови во рту, – говорит Дафни. – Я была как в трансе; а необходимость уговаривать человека, который явно был не в своем уме, сбивала с толку».[710]
В девятнадцать лет Дафни вышла замуж за грека Спироса Ниаркоса, наследника судоходной империи, и родила от него трех детей. Они развелись в 1999 году, и Дафни вернулась в Лондон. «Она жила в позолоченной клетке Фаберже, которая постепенно выжимала из нее все соки, и тогда она вышла из нее, как Венера из раковины», – сказал ее друг Робин Херлстоун.[711] Дафни была знакома с Изабеллой Блоу почти всю жизнь – бабушка Изабеллы, леди Вера Делвз Бротон, была любовницей прадеда Дафны, лорда Мойна. В 1997 году Изабелла и Дафни встретились в отеле «Кларидж», где праздновали 19-летие родственницы Дафны Морин, маркизы Дафферин-Ава. «Это был торжественный вечерний прием; дамы обязаны были прийти в тиаре, а у меня тиары, конечно, не было, поэтому я сделала себе головной убор из перьев и массы черного шифона, – вспоминала она. – Иззи пришла в полный восторг от моего фантастического наряда».[712]
Изабелла очень хотела познакомить Дафни с Маккуином, но Дафни очень стеснялась и отказывалась. Кроме того, ей не хотелось, чтобы дизайнер подумал, что она чего-то ждет от него. Она покупала много его вещей, сделанных для Givenchy, и, по ее словам, была совершенно счастлива знать его только через его творения. «Кроме того, я не хотела, чтобы Изабелла считала меня еще одной Аннабелл [Нейлсон. – Э. У.]», – добавляла она.
Однажды, переходя Лестер-сквер, Дафни услышала, как сзади ее окликают: «Эй, на вас мое пальто!» Она обернулась и увидела Маккуина. «Вы Александр?» – уточнила она, перенимая манеру Изабеллы называть его средним именем. «Да, а вы – та самая, кто мной пренебрегает, – ответил он. – Почему вы не хотите со мной познакомиться?» Оба рассмеялись и зашли в ближайший паб, где «надрались». Первое впечатление Дафни от Маккуина было таким: голубоглазый, добрый, честный, с хорошим чувством юмора. «Он был по-настоящему умен, ум так и сочился из него», – сказала она.
Дафни, которая после развода получила 20 миллионов фунтов и, помимо того, была обладательницей собственного состояния, собрала громадную коллекцию вещей от-кутюр; она часто одалживала Маккуину разные предметы одежды, и тот внимательно изучил их.
«Он возвращал их без подкладки, потому что распарывал все вещи – ему хотелось проверить, как поработали портнихи», – вспоминала Дафни. Новых друзей объединял бунтарский дух – они рассказывали друг другу о своих выходках в школе и о том, что детьми они везде чувствовали себя чужими. «Если вспомнить, кто я такая, можно подумать, что мы находились на разных полюсах, но мы оба были впечатлительными и очень сочувствовали друг другу, – сказала она. – Для меня он стал кем-то вроде отца, всегда старался подбодрить меня, потому что ему казалось, что я вечно выбираю не тех мужчин. Он всегда очень опекал меня и приходил в ярость, когда ко мне плохо относились. Именно он всегда отговаривал меня от глупостей. Его влекло к раненым, обиженным судьбой».
