В конце 1993 года Плам Сайкс попросила Маккуина сшить ей платье в стиле панк из черных кружев и шифона к рождественской вечеринке в редакции Vogue. Она дала ему 20 фунтов на материю и еще 50 фунтов за работу. «Он сшил платье, принес его в редакцию, в женском туалете порезал его ножницами, разрезал сзади и сказал: «Ну вот, теперь готово». Жил он очень скудно, ведь официально считался безработным, и у него не было банковского счета. Я быстро поняла, что он очень сообразителен, умен и остроумен – как Ловкий Плут у Диккенса. Помню, я еще подумала: «Этот парень гораздо умнее меня и моих [оксфордских. – Э. У.] друзей».[343]
Ли и Изабелла, которая тоже согласилась позировать, убедили Плам выйти на подиум на показе следующей коллекции, Bheansidhe (Banshee, «Банши»), который состоялся в лондонском «Кафе де Пари» 26 февраля 1994 года. За два дня до показа Маккуин дал интервью Кэтрин Семьюэл, заведующей отделом мод газеты Daily Telegraph, в котором впервые публично признался в своем гомосексуализме. Прочитав интервью, его мать очень огорчилась. «Зачем тебе нужно афишировать свою личную жизнь?» – спросила она. «Но это не моя личная жизнь, – ответил он. – Я просто такой, и все».[344] Кроме того, он сказал Семьюэлу, что, хотя перед последним показом он ставил цель «задать Лондону жару», он хотел, чтобы вещи из его новой коллекции покупали. «Моя цель – объединить Савил-Роу с одеждой массового производства».[345] Приглашением на показ служила черно-белая фотография работы Рэнкина. На снимке изображалась старая обнаженная женщина, закинувшая руки за голову, а вдохновение для коллекции «пришло из ирландского фольклора о банши, которые выли, когда тонул корабль», – сказал Маккуин. – Ее героини – женщины, стоящие у штурвала, сильные женщины».[346]
Когда Ребекка Лоуторп, теперь помощник редактора в британской версии журнала ELLE, в тот день пришла за кулисы – она тоже участвовала в показе как модель, – она понятия не имела, что Маккуин потребует от нее облачиться в тесное подобие корсета из проволочной сетки и гипса. Она говорит, что ей пришлось нелегко: она не могла наклоняться и, когда хотела отдохнуть, приходилось ложиться на пол, а другие модели поили ее кока-колой через соломинку. Обстановка за кулисами, по ее словам, была «наэлектризованной», а сам показ запомнился своим бунтарским духом. Ребекка назвала его «мощным плевком в лицо индустрии моды». Раньше Ребекке уже приходилось исполнять роль модели для Маккуина и других студентов Центрального колледжа Святого Мартина. «Ему хватило опрометчивости выставить на подиум брюки, которые назывались «бамстеры», или «попки», и заставить моделей ходить с оголенными задами. Получилась своего рода мини-революция. То был чистейшей воды панк».[347] Кинорежиссер Джон Мейбери, который родился в 1958 году, жил в эпоху панка; он считает, что Ли воплотил дух анархического движения. «Ли был панком от природы, это было присуще его натуре, – говорит он. – Панк – совсем не то, что позже выродилось в волну бранящихся и плюющихся хамов. Движение начали студенты-искусствоведы и фанаты Боуи. Агрессия больше была связана с визуальным рядом, она бросала вызов сложившемуся положению дел, что и выразил в своем творчестве Ли».[348]
Изабелла Блоу пригласила на показ Майкла Робертса, Джозефа Эттеджви, Маноло Бланика и Сьюзи Менкес, но Маккуина громкие имена совсем не пугали. Наоборот, он держался подчеркнуто провокационно. В интервью, данному Марку О’Флаэрти из The Pink Paper, он назвал видного журналиста и историка моды Колина Макдауэлла, автора книги «Афера дизайнера», «настоящим п…ром», а затем напал на верхушку модного истеблишмента. «Я всегда пытаюсь ударить идеями людям в лицо, – сказал Ли. – Если у меня в первом ряду будет сидеть кто-нибудь вроде Сьюзи Менкес в долбаном костюме Кристиана Лакруа, я попрошу какую-нибудь модель плюнуть в нее. Понимаете, о чем я? Такие люди способны прославить тебя или сломать, а любят тебя всего миг. Возможно, сейчас мое имя у всех на устах, но они способны убить».[349] Эдриен Кларк, тогда журналист Fashion Weekly, присудил коллекции 9 баллов из 10 за креативность и только 7 из 10 за коммерческую ценность. «Одна из лучших коллекций в городе; с ее помощью Лондон снова обретет почву под ногами и станет креативной столицей Европы», – написал он.[350] Эттеджви, уважаемый дизайнер и владелец нескольких магазинов в Лондоне, считал, что Маккуин представляет «новую энергию британского дизайна», и назвал его новым Джоном Гальяно или Вивьен Вествуд. Бланику очень нравилась его отделка. «Вот современная одежда от-кутюр: такой отделки не найти в вещах массового спроса, – сказал он. – Если у него и есть проблема, то это обилие идей».[351]
Маккуин говорил журналистам, что к созданию коллекции его подтолкнул фильм Луиса Бунюэля 1967 года «Дневная красавица» с Катрин Денев в главной роли домохозяйки, которая днем, пока ее муж-врач на службе, работает проституткой. Как он сказал О’Флаэрти, «я взял темы из фильма Бунюэля и сделал нечто неземное, с длинными платьями, для тех, кто живет уединенно и сдержанно, но вдруг понимает, что какая-то часть их жизни закрыта. В этом много сексуальности».[352]
Плам Сайкс считала, что Маккуин черпал вдохновение и в творчестве Эдварда Мунка, норвежского художника, чьи картины Маккуин видел в номере Vogue за ноябрь 1992 года. Возможно также, что Ли побывал на выставке Мунка «Фриз жизни», которая проходила в Национальной галерее с ноября 1992 по февраль 1993 года. «Александр велел гримеру наложить нам на лица коричневый тон, и мы выглядели так, словно недоедали года три – три с половиной, – вспоминает Плам. – Я не могла понять, что он делает, почему намеренно уродует нас и зачем мне быть похожей на скелет или персонаж картины «Крик». На головах у женщин – в том числе и одной модели на последних месяцах беременности – серебром по трафарету было выведено «McQueen». «Он делал все. Он не сидел на месте. Он надевал на девушек платья, продумывал макияж, прически. Помню его за кулисами, он заливисто хохотал, как настоящий кокни».[353]
Своеобразное чувство юмора Ли – вот что с самого начала привлекло к нему дизайнера Эндрю Гроувза. Они познакомились летом 1994 года в «Комптонс», гей-баре на Олд-Комптон-стрит. «Помню, как он истерически хохотал над какой-то своей шуткой», – говорит Эндрю, который был на год моложе Ли. Их познакомил общий друг Дэвид Каппо, студент факультета моды. Он на время бросил учебу и работал в магазине париков в Сохо, но Луиза Уилсон убедила его вернуться в колледж. После одной бурной ночи, когда все изрядно перебрали, группа друзей курила по кругу косяк. Бармен заметил, чем они занимаются, и пригрозил, что вышвырнет их из клуба. Ли спросил Эндрю, хочет ли тот пойти к нему на Чедуэлл-Хит. «Помню, он жил страшно далеко, надо было ехать на поезде, а в том возрасте все кажется забавным приключением, – говорит Эндрю. – Работы не было, так что на следующий день не нужно было рано вставать. Я подумал: «Была не была, поеду, а там видно будет». Их роман продолжался, выражаясь терминами из мира моды, «четыре сезона», до 1996 года, когда пара распалась. «Он был потрясающий, – говорит Эндрю. – Роман с Ли стал для меня первым опытом серьезных отношений, хотя я понятия не имел, что нормально, а что – нет. Наши отношения напоминали взлеты и падения Элизабет Тейлор и Ричарда Бартона; мне казалось, что бесконечные выяснения отношений, драки и ссоры – естественная составляющая любой совместной жизни».
