– Молодец Чуньянь, что не забыла, – с улыбкой произнес Баоюй.

Цзя Хуань вытянул шею, заглядывая в пакетик, и, уловив тонкий приятный аромат, вытащил из-за голенища листок бумаги, отдал Баоюю и попросил:

– Дорогой братец, дай мне немного!

Баоюй согласился, но Фангуань, поскольку это был подарок Жуйгуань, запротестовала:

– Господин, я принесу другую, тогда отдадите, а эту оставьте!

– Ладно, возьми. – И Баоюй вернул пакетик Фангуань.

Но когда девушка захотела принести розовую мазь, которой обычно пользовалась, коробочка оказалась пуста. Фангуань удивилась: еще утром коробочка была почти полной, куда же девалась мазь?

Она стала спрашивать у служанок, но те толком ничего объяснить не могли.

– Далась тебе эта мазь, – вмешалась тут Шэюэ. – Может, понадобилась кому-то из наших, вот и попользовались. Возьми, что под руку попадет, и отдай! Думаешь, этот Цзя Хуань разберется? Главное, чтобы они ушли поскорее, обедать пора.

Фангуань так и сделала. Завернула в бумажку немного жасминовой пудры и отнесла Цзя Хуаню. Тот обрадовался и протянул было руку за пакетиком, но Фангуань бросила его на кан и выскочила за дверь. Цзя Хуань сунул пакетик за пазуху, попрощался с Баоюем и ушел.

Пользуясь тем, что Цзя Чжэн и госпожа Ван на некоторое время отлучились из дому, Цзя Хуань бездельничал, сказавшись больным и придумав еще множество причин, чтобы не ходить в школу. Розовую мазь он, собственно, попросил не для себя – хотел сделать подарок Цайюнь и сразу побежал ее разыскивать.

Цайюнь в это время беседовала с наложницей Чжао.

– А что у меня есть! – воскликнул Цзя Хуань, входя в комнату. – Помнишь, ты говорила, что розовая мазь лучше серебряной. Вот я тебе ее и принес! Погляди!

Цайюнь развернула пакетик и прыснула со смеху:

– Кто тебе дал?

Цзя Хуань рассказал, как было дело.

– Тебя обманули, – вскричала Цайюнь, – как деревенского простака. Ведь это жасминовая пудра!

Цзя Хуань, посмотрев, сам убедился, что дали ему не то. Даже запах совсем другой.

Однако он сказал:

– Неважно, все равно оставь себе. Такой в лавке не купишь!

Цайюнь не стала возражать и спрятала пакетик.

– Ты думал, тебе дадут что-нибудь хорошее?! – обрушилась на сына наложница Чжао. – Не надо было просить! А теперь нечего обижаться, что над тобой подшутили! На твоем месте я бы им в морду это швырнула! Паршивки! Неужели вспомнили, как два месяца назад я с ними поругалась, и решили на тебе отыграться?.. Но ты должен был за себя постоять! С Баоюя спроса нет – он твой старший брат, а вот девчонкам спуску давать не надо.

Цзя Хуань, опустив голову, слушал мать.

– А по-моему, скандалить ни к чему, – вмешалась Цайюнь. – Лучше стерпеть.

– Молчи, тебя не спрашивают, – оборвала ее наложница Чжао. – Этим дрянным девчонкам надо выговаривать при всяком удобном случае.

Наложница все больше распалялась и, тыча пальцем в Цзя Хуаня, громко кричала:

– Тьфу! Мямля! Попробовала бы я дать тебе вместо нужной вещи ненужную! От злости у тебя жилы вздулись бы и ты запустил бы в меня этой вещью, а когда эти сучки над тобой насмехаются, тебе все равно! Кто же после этого станет тебя уважать и бояться?! Зло берет, как погляжу на тебя! Ну куда ты годишься!

Цзя Хуань смутился. Он был зол, но вернуться и поднять скандал не решался.

– Подстрекать ты умеешь, матушка, – сказал он, махнув рукой, – а попробуй сама пойди поскандаль! Не посмеешь! А я подними шум – меня в школе за это выпорют! Приятно будет? Сколько раз ты науськивала меня на других, а потом самой стыдно было. И все равно опять за свое. Пойди пожалуйся третьей барышне Таньчунь, если не боишься, я в ножки тебе поклонюсь!

Эти слова были для наложницы Чжао будто нож острый.

– Ах ты выродок, – закричала она. – Это я ее боюсь? Да мне тогда лучше не жить на свете!

Она вскочила, схватила пакетик и побежала в сад.

Цайюнь попыталась было ее удержать, но, поняв, что старания ее тщетны, спряталась в своей комнате. А Цзя Хуань выскользнул за дверь и побежал играть.

Примчавшись в сад, Чжао увидела тетку Ся, приемную мать Оугуань.

– Куда это вы, госпожа? – в недоумении спросила та, заметив, что у наложницы потемнело от гнева лицо, а глаза налились кровью.

– Да ты посмотри! – всплеснула руками наложница Чжао. – Пусть бы кто-нибудь другой такое сделал, а то эти дрянные комедиантки! Живут в доме без году неделю и вон что вытворяют! Нет, я не позволю этим тварям шутить над собой!

– Что случилось? – спросила тетка Ся, невольно вспомнив и про свои обиды.

Наложница Чжао ей рассказала, как подсунули Цзя Хуаню вместо розовой мази пудру.

– Неужели вас это удивляет, госпожа? – воскликнула тетка Ся. – Вчера случилось кое-что поважнее – одна из девчонок вздумала на этом самом месте жечь бумажные деньги, ее поймали и хотели наказать, но Баоюй не позволил! В сад запрещено вносить буквально все, любую мелочь, а бумажные деньги, оказывается, можно жечь. Где же справедливость? Госпожа отлучилась из дома, значит, старшая теперь вы. Вот и распоряжайтесь! Кто посмеет вам перечить? Все эти напудренные рожи – негодницы, и нечего их бояться. Вам представляется прекрасный случай – история с бумажными деньгами и пудрой. Я пойду к вам в свидетельницы. Вас сразу зауважают. Не станут же барышни и невестки ссориться с вами из-за каких-то девчонок!

Чжао слушала и поддакивала:

– Правильно, верно! А что это за история с бумажными деньгами? Расскажи поподробней!

Тетка Ся рассказала все, что знала, и напоследок добавила:

– Если они станут все отрицать, позовете в свидетели нас.

Наложница Чжао, очень довольная, бодро направилась во двор Наслаждения пурпуром.

Баоюй в это время был у Дайюй, а Фангуань и Сижэнь обедали.

Увидев наложницу Чжао, они мигом вскочили и предложили ей сесть, говоря:

– Куда вы так торопитесь, госпожа? Посидите с нами, поешьте!

Чжао, не произнеся ни слова, подошла к столу, швырнула пакетик с пудрой в лицо Фангуань и, тыча в девушку пальцем, разразилась бранью:

– Потаскушка! Паршивая девчонка! Тебя за деньги купили! Ты хуже самой последней служанки! А еще задаешься! Баоюй хотел сделать подарок, а ты его подвела! Может быть, он твое дарит? Подсунула моему сыну пудру, думала, он не разберется! А ведь он тоже господин, как и Баоюй! Они братья! Как же ты смеешь так поступать?!

Фангуань громко заплакала от обиды и сказала сквозь слезы;

– У меня не осталось мази, вот я и дала пудру. Скажи я ему, что мази нет, он не поверил бы. Разве пудра плохая? Да, я играла на сцене, но только в вашем доме. Я не распутная, дурными делами не занималась. Нечего меня ругать! Не вы меня покупали, и я не ваша служанка. Пусть я рабыня, пусть все мои братья и сестры рабы, но вы с какой стати меня оскорбляете?!

– Не болтай лишнего! – прикрикнула на нее Сижэнь.

Чжао в ярости дала Фангуань две пощечины. Сижэнь стала ее урезонивать.

– Не к лицу вам сводить счеты с девушкой! Я сама с ней поговорю!

Но разве могла Фангуань такое стерпеть? Она завопила истошным голосом:

– Кто дал вам право меня бить? Поглядели бы лучше на себя в зеркало! Ну что ж, бейте, совсем убейте, я не хочу больше жить!

Она подскочила к наложнице Чжао и подставила лицо. Служанки оттащили девушку и принялись успокаивать.

Цинвэнь подошла к Сижэнь и, тронув ее за локоть, шепнула на ухо:

– Не обращай внимания, пусть себе шумят, а мы поглядим. А то вмешаемся, придется в ход пустить руки! Ничего хорошего из этого не получится.

Служанки, пришедшие вместе с наложницей Чжао и теперь стоявшие за дверью, радовались, слыша крики и брань. И, возблагодарив Будду, говорили:

– Наконец-то и наш день настал…

Старухи, которым не раз доставалось от девочек-актрис, тоже ехидно улыбались – поделом этой Фангуань!

Оугуань, Жуйгуань и других актрис поблизости не было, они ушли играть. И Куйгуань, исполнительница ролей отрицательных героев, ныне прислуживавшая Сянъюнь, вместе с Доугуань, отданной в услужение Баоцинь, бросилась их искать, чтобы вместе поспешить на выручку Фангуань.