— Да. Он, похоже, еле живой… Это вы довели его до такого состояния?

— Зачем бы мы стали это делать? Мы его для тебя нашли, а потому, приятель, заплати нам за это столько, сколько ты обещал. По пять золотых монет каждому из нас…

— Вот, возьмите… А ребенок останется со мной до тех пор, пока я не покину этот город.

— Ха-ха-ха! Аймери — он как вода между пальцев… Но если ты от этого будешь чувствовать себя увереннее, рыцарь, то он выведет тебя отсюда живым и здоровым. Покинет же он тебя тогда, когда сам решит это сделать.

— Мы будем начеку, Гаэль. Помни об этом…

Драган, подняв руку, защитил свои глаза от света фонарей и смог разглядеть силуэт долговязого эльфа, облаченного в темный плащ, и округлые очертания полуобнаженной женщины, которая, бросив на него презрительный взгляд, ушла вверх по лестнице.

Свет тут же стал менее ярким, и Драган наконец-то смог разглядеть тех, кто склонился над ним. Разговаривавший только что с эльфом человек был в дорожной одежде, однако Драган безошибочно распознал в нем воина, и его лицо показалось ему знакомым.

— Я помню тебя, — сказал Драган, когда этот мужчина наклонился над ним настолько низко, что баннерет смог уже намного лучше рассмотреть его лицо. — Ты — тот, кого принц Пеллегун отправлял за пивом в Бассекомб.

Горлуа весело засмеялся.

— Это, как мне кажется, было уже очень давно… Но вы правы. Я — Горлуа. А теперь еще — и барон Тинтагель. Я входил в состав отряда рыцарей, которым командовал господин Гэдон и который сражался при Бассекомбе. Но с тех пор произошло уже очень много событий…

— Барон! Эти события, похоже, пошли тебе на пользу. Я рад…

— Мне удалось спасти там жизнь принцу Пеллегуну, а также и выжить самому. Именно принц меня сюда и прислал. Он приказал мне доставить вас в Лот…

— Так принц жив? — прошептал Драган, еще внимательнее всматриваясь в Горлуа. — Но… но ведь это было почти невозможно…

— Увы…

И тут раздался зычный голос, заставивший их обоих вздрогнуть.

— Кто вы такие?

Горлуа поднял глаза на верхнюю часть лестницы и тут же положил ладонь на рукоять своего меча. Его примеру тут же последовали и оба его сержанта. Громадный силуэт Фрейра занял почти все пространство дверного проема.

— А ты кто? — крикнул Гиберт, вытаскивая из ножен меч.

— Он со мной, — поторопился вмешаться Драган. — Это сын Кетилла, старосты деревни Сейдерош. Именно благодаря ему мне удалось выжить…

— Правда?

Фрейр спустился до нижней части лестницы и стал там переминаться с ноги на ногу с угрюмым выражением лица. Он, похоже, еще не решил, как ему в подобной ситуации следует себя вести. Его рост был таким, что ему приходилось нагибаться, чтобы не задевать головой потолок, а ширина туловища — такой, что он полностью перегораживал им лестницу.

— Все в порядке, Фрейр, — сказал Драган. — Господин Горлуа приехал за мной. Видишь, отправленное нами письмо все-таки дошло…

Юный варвар несколько мгновений посомневался, смерил Горлуа и его сержантов надменным взглядом и затем опустился на корточки возле раненого.

— Значит, все закончилось? Фрейр может уйти?

— Да… Фрейр может уйти. Надеюсь еще когда-нибудь с тобой увидеться, друг мой.

Варвар покачал головой, поискал, судя по выражению его лица, какие-то подходящие слова, а затем, просто прикоснувшись ладонью к лбу баннерета, встал. Больше ни на кого не глядя, он собрал свои пожитки и пошел вверх по лестнице, переступая через четыре ступеньки.

— Варвар из Пограничной области, — прошептал Горлуа. — Вы, наверное, могли бы очень многое рассказать… Как жаль!

Драган сначала улыбнулся, а затем, когда до него дошел скрытый смысл произнесенных слов и когда он разглядел выражение, появившееся на лице его спасителя, у него похолодела кровь в жилах: барон нахмурился, и его взгляд стал суровым.

— Брюйант, Гиберт, найдите где-нибудь лошадей!

— Но…

— Ступайте, черт вас побери! А я останусь здесь и займусь господином Драганом!

Ступеньки лестницы снова заскрипели под тяжестью воинов. Они унесли с собой фонарь, и единственным источником света теперь стала масляная лампа, которую Горлуа поставил на пол рядом с собой.

— Ты приехал сюда не для того, чтобы меня спасти.

— Нет, не для того.

— Но почему?

— Потому что принц выжил. А ты ведь сам сказал: это было почти невозможно…

— Если только он не бросил раненых и не сбежал.

— Они бы в любом случае умерли. Прощай, друг мой…

Горлуа резко схватил раненого и надавил всей массой своего тела на торчащую из его бока стрелу. Ему не пришлось долго давить для того, чтобы эта стрела орков довершила свое дело.

Тишина в монастыре была такой гробовой, что было слышно даже потрескивание свечей в пустой часовне. Пеллегун сел на скамью в первом ряду и смотрел, как постепенно тускнеет дневной свет, проникающий снаружи через витражи. Настроение у принца было скверным, а тело окоченело от холода. Он оставил свой эскорт в соседнем городке и поехал дальше один, спрятав лицо под капюшоном плаща. Однако не проскакал он и половины льё, как начался проливной ливень. Когда принц подъехал к высокой ограде монастыря, его одежда промокла до нитки. Монах-привратник, разговаривая через защищенное металлической решеткой окошко, потребовал, чтобы он привязал своего коня к прикрепленному к ограде кольцу — как будто он, Пеллегун, был не принцем, а каким-то там проходимцем, просящим его приютить. Однако у Пеллегуна не было другого выбора, кроме как либо подчиниться, либо рассказать, кто он вообще-то такой, что было бы глупо. Тем не менее, это непривычное унижение вкупе с плохой погодой и неприятным чувством вины (и даже страхом, охватывающим его при одной мысли о том, что отец может узнать, что он, Пеллегун, сейчас находится здесь) очень сильно его огорчило. Кроме того, принц не только насквозь промок от дождя, но и, идя по покрытому грязью двору монастыря, забрызгал сапоги и штаны этой грязью аж до колен.

Вода стекала по его длинным каштановым волосам, по подбородку, плащу, рукавам, сапогам, образуя на каменных плитах пола часовни постепенно увеличивающуюся лужицу. В хорошеньком же виде он предстанет перед епископом!.. Принц с трудом подавлял нарастающее чувство отчаяния. Его ведь, кроме всего прочего, заставляют ждать, как какого-нибудь обычного кающегося грешника, в мокрых одеждах. Ведь он может сильно простыть и затем умереть! Ну почему он не вызвал епископа к себе во дворец?!

Пеллегун резко поднялся, сбросил с себя свой мокрый плащ и подошел, сжав кулаки, к алтарю. Он хотел есть, ему было холодно… Кроме того, если его продержат в ожидании еще довольно долго, он не успеет вернуться в замок до наступления темноты — а значит, ему придется ночевать среди монахов или на грязном деревенском постоялом дворе. Больше же всего его сейчас угнетало то, что он находился в часовне один и ему не на ком было сорвать злость. Тем не менее, он понимал, что у него нет другого выхода, кроме как ждать. С того момента, как он согласился встретиться с Его Преосвященством Дубрицием, у принца не было других вариантов, кроме как самому тайно приехать к главному священнику королевства. Вызвать епископа к себе было бы в высшей степени неосторожно: у сенешаля имеются глаза и уши во всех уголках столицы. Приезд человека такого высокого уровня, даже если этот человек и попытается приехать инкогнито, не мог остаться незамеченным, и короля тут же поставили бы в известность… Кроме того, Его Преосвященство Дубриций, насколько знал Пеллегун, был не из числа тех, кто станет переодеваться в кого-нибудь другого и делать что-либо украдкой.

Устав ходить взад-вперед, как медведь в клетке, принц облокотился на алтарь и недолго поразглядывал с рассеянным видом скульптуры, а затем взял стоящую в центре алтаря дароносицу[27] и с интересом взвесил ее на руке. Дароносица была сделана из золота и инкрустирована драгоценными камнями. Шедевр, стоящий целое состояние… Золото, если приглядеться, имелось здесь повсюду — начиная с бахромы скатерти, лежащей на каменном столе, и заканчивая отделкой статуй святых. Это были признаки роскоши, о которой он, Пеллегун, раньше даже и не догадывался и до которой королевскому двору было очень даже далеко.