— Случилось то, чего я так долго ждал, — наконец сказал он и, повернувшись к Хэлу, добавил: — С первой минуты как «Гавриил» приземлился, мы стали подрываться под него. И…

— Но ведь наши звуковые детекторы…

— …уловили шум подземных поездов, проходивших прямо под кораблем. Так мы и рыли только тогда, когда шли поезда, чтобы скрыть шум наших работ. Раньше поезда шли по туннелю каждые десять минут, но мы стали пускать их каждые две минуты, особенно под конец, и позаботились о том, чтобы это были в основном длинные товарняки.

Пару дней назад мы закончили заполнение полости под «Гавриилом» порохом. И уж поверь мне, завершив это, мы все вздохнули с облегчением, так как все же опасались, что нас смогут услышать, или того, что огромный вес корабля может продавить почву под собой и уничтожить все наши труды. Ну и наконец, капитан мог по какой-нибудь причине просто поменять место стоянки.

— Вы его что, подорвали? — спросил Хэл. Он уже устал удивляться — слишком быстро все происходило.

— Надеюсь. Хотя сколько бы тонн взрывчатки мы под него ни подложили, он все-таки построен так крепко, что ее могло не хватить. С другой стороны, нам не хотелось бы особенно его разрушать, потому что мы собирались его потом как следует изучить.

Наши расчеты показали, что ударная волна, пройдя сквозь металлическую обшивку, убьет всех, кто будет находиться на борту.

Хэл тоже подошел к окну. По бледному от лунного света небу растекался сизый дым — скоро он окутает весь город.

— Вам лучше немедленно послать на борт своих людей, — сказал землянин. — Если взрыв только оглушил офицеров, дежурящих на мостике, и если они придут в себя до того, как вы успеете до них добраться, они взорвут водородную бомбу. А она уничтожит все на много миль вокруг. Ваш взрыв по сравнению с тем, что может быть, — легкое дуновение. И что еще хуже: после него останется радиоактивное излучение, которое, если ветер его отнесет в глубь континента, может убить миллионы.

Фобо побледнел и попытался выдавить улыбку:

— Я думаю, что наши солдаты уже на борту. Но я сейчас же свяжусь с ними и предупрежу, чтобы они были особенно внимательны…

Он вернулся через минуту, и теперь ему уже не нужно было прилагать усилий, чтобы широко улыбнуться:

— На борту нет ни одного живого человека, включая и тех, что на мостике. Я посоветовал капитану группы захвата быть поосторожнее с незнакомыми кнопками.

— Да, вы, похоже, все предусмотрели, — вздохнул Хэл.

Фобо нахмурился:

— Мы очень миролюбивы. Но мы реалисты. И когда мы собираемся провести акцию против хищников, то лучшее, что мы можем сделать для сохранения своей жизни, — это истребить их полностью. На нашей планете у нас уже есть большой опыт борьбы с хищниками и паразитами.

Он взглянул на сандальфона, поднявшегося на четвереньки, мотающего головой с остекленевшими глазами, словно раненый медведь.

— Но тебя, Хэл, я не причисляю к хищникам. Ты абсолютно свободен — иди куда хочешь, делай что хочешь.

Хэл опустился на стул и сказал потерянно:

— Я думал, что всю свою жизнь я только и мечтал об этом: о свободе идти куда хочу и делать что хочу. Но сейчас — что у меня осталось? Только она — свобода. И что мне с ней теперь делать? Я уже ничего не хочу.

— Да, крепко тебе досталось, — всхлипнул Фобо, и из его глаз сочувственника заструились слезы, собираясь крупными каплями на кончике его длинного носа. — У тебя остались еще твои дочери. Тебе есть о ком заботиться и есть кого любить. Они проживут в инкубаторе совсем недолго. Они хорошо перенесли извлечение из материнского тела и скоро станут очаровательными малышками. Они же твои! И ничуть не хуже обычных земных детей. К тому же они — вылитый ты (конечно, женская модификация твоего лица). В них твои гены. И так ли уж важно, получили они их привычным тебе или фотокинетическим способом?

И без женщины ты не останешься. Ты забыл, наверное, но у Жанет есть еще сестры и тетки — все они молоды и прекрасны. Я уверен, что мы сможем их найти.

Хэл сгорбился и закрыл лицо руками:

— Спасибо, Фобо, но это не для меня.

— Сейчас — да. Конечно, — мягко сказал сочувственник. — Но со временем твоя боль ослабеет, и ты снова почувствуешь вкус к жизни.

Кто-то вошел в комнату. Хэл поднял голову и увидел, что это санитарка.

— Доктор Фобо, мы собираемся увозить тело. Хочет ли человек проститься с ним?

Хэл покачал головой. Фобо озабоченно положил ему руку на плечо:

— Похоже, ты близок к обмороку. Сестра, у нас есть какие-нибудь нюхательные соли?

— Не надо, обойдусь, — слабо отмахнулся Хэл.

Две санитарки вывезли из операционной носилки на колесиках, покрытые белой простыней, под которой проступали контуры куколки. Лишь с подушки струились волнами темные пышные волосы.

Хэл не встал навстречу. Он так и остался сидеть на стуле, обхватив голову руками.

— Жанет! — стонал он. — О, Жанет! Если бы ты любила меня настолько, чтобы рассказать мне обо всем…

КОНЕЦ ВРЕМЕН

_{© перевод В. Серебрякова}

Доктор Лейф Баркер притянул женщину к себе. Она не сопротивлялась — пока; не за этим она пришла к нему. Насколько было известно Баркеру, женщина намеревалась проявить покладистость, а затем вопить во всю глотку, пока не ворвутся поджидающие поблизости уззиты, чтобы арестовать богохульника. Или сделать вид, что арестовывают.

Женщина подняла взгляд; ее накрашенные губы были полуоткрыты.

— Вы думаете, это все же верносущно? — спросила она.

— Во всяком случае, реально, — ответил Лейф и накрыл ее губы своими.

Она отозвалась на его поцелуй страстно — даже слишком страстно: он-то знал, что она играет. И переигрывает. Или… быть может, ей такая работа нравится больше, чем пришлось бы по вкусу ее начальству.

Лейф протянул руку и, прежде чем женщина поняла, в чем дело, ухватил стягивавший тонкую шею плоеный воротничок и с силой разодрал сзади ее платье.

Голубые глаза широко раскрылись, женщина попыталась отстраниться, сказать что-то, но Лейф впился в ее губы. Она не смогла даже шевельнуться, прежде чем оказалась обнажена до талии. Потом Лейф отпустил ее, готовый оглушить ее ударом ребром ладони по шее при попытке взвизгнуть.

Женщина, однако, была совершенно ошеломлена той стремительностью, с которой он приступил к соблазнению. Возможно, она недостаточно долго занималась своим ремеслом, чтобы без должного почтения отнестись к ламедоносцу. Благодаря промывке мозгов она твердо усвоила, что занимающий пост Лейфа Баркера — выше всяких подозрений. Возможно.

Что бы ни творилось в ее мозгу, лицо женщины оставалось прекрасно. Тот, кто послал ее, знал, что делал. Трудно не поддаться чарам этой хрупкой высокой блондинки, чье тело кричало о женственности, но черты лица сохраняли детскую невинность. Страстное, но все же дитя. Однако обнажившиеся теперь груди разрушали это впечатление, и Лейфу стало легче решиться продолжить план.

Осознав, что Лейф бесстыдно разглядывает ее бюст, женщина поспешно прикрыла грудь ладонями. Лейф расхохотался.

— В чем дело? — спросил он. — Тебе вдруг расхотелось становиться моей любовницей? И ты вовсе не восхищалась мной издалека, сколько себя помнишь? И ошиблась, придя сюда, чтобы отдаться мне? Решила не нарушать законов святого церкводарства?

— Н-нет, — чуть запинаясь, ответила женщина. — Я… я просто не ожидала, что…

— Что твои приятели не успеют добраться сюда, прежде чем я совращу тебя по-настоящему, — закончил Лейф все с той же чарующей улыбкой.

Женщина побледнела, раскрыла рот, пытаясь ответить, но парализованная ужасом глотка отказывалась пропускать звуки.

— Это символ нашего времени, — заметил Лейф.