Хэл поднес ему огонек своей зажигалки. Его рука не дрожала.

Тридцать один год дрессировки не прошел даром: ему даже удалось скрыть ухмылку.

Порнсен позволил себе прикурить. Но уже через секунду жесткая складка у губ дала понять, что он сознает утрату части своего превосходства над Ярроу. Он отдавал себе отчет в том, что не может позволить себе сначала принять услугу (пусть даже такую маленькую) у человека, а потом хладнокровно его выпороть.

И все же…

— Хэл Шамшиэль Ярроу, — начал он самым формальным тоном.

— Шиб, абба. Слушаю и повинуюсь, — так же формально ответил Хэл.

— Итак, как ты можешь объяснить эту аварию?

Хэл удивился — голос иоаха звучал мягче, чем он ожидал. Однако он не позволил себе расслабиться, так как знал, что Порнсен, возможно, именно этого и хочет добиться, чтобы его подопечный не смог отразить атаку.

— Я… или, возможно, Противотеча во мне… отошел от верносущности. Я… то есть мое темное «я» увлекло меня в мнимобудущее.

— Да неужто? — тихо спросил Порнсен с тонким оттенком сарказма. — Ты говоришь, «твое темное я», Противотеча… И это все, что ты можешь сказать? Почему ты всегда ищешь, на. кого свалить вину? Ты знаешь, ты просто обязан это знать, потому что вынуждал меня пороть тебя за это без счета; ты, и только ты в ответе за все. Когда тебя учили, что твое темное «я» может подстрекать тебя отклоняться от единоверного пути, тебя также учили и тому, что Противотеча ничего не сможет сделать, пока ты — твое истинное «я», Хэл Ярроу — полностью не согласишься объединиться с ним.

— Это шиб, как и левая рука Предтечи, — ответил Хэл. — Но возлюбленный мой иоах, в своей лекции вы упустили один небольшой нюанс. — Теперь и в его голосе появилась нотка сарказма.

— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Порнсен.

— Я хочу сказать, — радостно заявил Хэл, — что в аварию попал не один я. Соответственно, вы за нее в ответе в не меньшей мере, чем я!

Порнсен вытаращился на него, а затем промямлил:

— Но… но ведь это же ты вел машину.

— Но в свете того, что вы мне только что сказали, это не делает между нами никакого различия. — Хэл мрачно улыбнулся. — Вы тоже были согласны попасть в аварию, потому что, если бы вы этого не хотели, ее бы не произошло и зверь бы благополучно миновал нас.

Порнсен сделал глубокую затяжку. Его рука дрожала. Ярроу следил за его второй рукой, пальцы которой уже плясали на рукоятке плетки. Наконец иоах снова заговорил, сопровождая свою речь пыхтением после каждой новой затяжки.

— Ты всегда проявлял зачатки достойной сожаления гордыни и непокорности. А подобное поведение не соответствует структуре мироздания, явленной нам Предтечей, да верносущным будет имя его!

Мне довелось (пуфф!) — да простит их Предтеча! — уже отправить к Ч дюжины две таких упрямцев, как ты. И делал я это скрепя сердце, ибо любил их всеми фибрами души. Я рыдал над рапортами, которые был вынужден посылать иерархам, ибо я — человек чувствительный и добрый. (Пуфф!) Но таков уж мой долг исполняющего обязанности ангела-хранителя: следить за омерзительными паршами, дабы они не распространились и не заразили других истинно верующих последователей Сигмена. Не должно терпеть многоложие. А человек так слаб и так легко поддается соблазнам.

Я был твоим иоахом с самого твоего рождения (пуфф!). Ты всегда был строптивым — с самого детства. Лишь любовью можно было привести тебя к раскаянию и смирению — и ты часто ощущал мою любовь к тебе!

У Хэла тут же заныла спина. Он все еще не спускал глаз с пальцев иоаха, сжимавших рукоять семихвостой выразительницы его любви.

— Однако разве ты не проявил свою многоложную сущность уже тогда, когда тебе исполнилось восемнадцать и ты продемонстрировал свою слабость перед мнимобудущим, заявив, что не хочешь выбирать себе узкой специальности. А я ведь предупреждал тебя, что, став козлом, ты противопоставишь себя всему обществу, но ты лишь продолжал упорствовать. И только потому, что мы все же нуждаемся в подобных профессионалах, и потому, что я вернопослушен своему начальству, я позволил тебе сделать этот нелепый выбор.

Но это было полным нешибом (пуфф!). А когда я выбрал наиболее подходящую тебе женщину для законного брака — что было моим долгом и правом (кому еще, как не нежно любящему тебя иоаху, понять, какой именно тип женщины тебе наиболее подходит?) — ты явил свою гордыню и многоложие во всей красе: ты спорил, противоречил, протестовал, пытался через мою голову отсрочить этот брак и только через год дал согласие жениться. И за этот год многоложного поведения ты должен церкводарству…

От лица Хэла отхлынула кровь, и на нем вдруг четко обозначились семь тонких линий, тянущихся от левого угла рта к уху.

— Я ничего не должен церкводарству! — взорвался он. — Мы с Мэри были женаты девять лет! Но у нас так и не было детей. Тесты показали, что оба мы не являемся стерильными. Получается, что один из нас или мы оба не хотели потомства. И я подал петицию о разводе, даже несмотря на то что это могло привести меня к отправке к Ч. Почему же вы, вместо того чтобы перехватывать мои заявления, не помогли мне, как требовал ваш долг?

Порнсен продолжал дымить все так же громко, в его лице не дрогнула ни единая черточка, но одно его плечо стало опускаться, словно что-то осело у него внутри. Хэл, заметив это, понял, что иоах готовится перейти к обороне.

— Когда я впервые увидел тебя на «Гаврииле», я уже тогда был уверен, что ты проник туда отнюдь не из страстного желания служить во славу церкводарства! Я (пуфф!) ждал, что рано или поздно ты чем-нибудь выдашь себя. А теперь я наконец-то шиб, до мозга костей шиб, знаю эту причину — ты сделал это из мерзкого расчета удрать от своей жены! И так как есть только три законных основания для развода: бесплодие, измена и космический полет, и при этом измена ведет к отправке к Ч, ты (пуфф!) выбрал единственно безопасный для себя путь. Став членом экипажа «Гавриила», для Земли ты официально стал мертвецом. И ты легально…

— Не надо говорить ни о чем легальном! — закричал Хэл. Его трясло от ярости и от ненависти к себе за то, что он не способен сдержаться и скрыть свои эмоции. — Вы-то очень хорошо знаете, что не слишком держались буквы закона. Когда вы положили мое заявление о разводе под сукно, вы нарушили свои обязанности иоаха. Я был вынужден…

— Вот так я и думал! — констатировал Порнсен и с довольной улыбкой выпустил большой клуб дыма. — Я отказал тебе, потому что просьба твоя была многоложна. Да будет тебе известно, что я видел сон, очень яркий и конкретный: я видел Мэри, кормящую грудью твоего ребенка всего через два года. И это был не какой-нибудь обманный сон, но как раз один из тех, что имеют безошибочные приметы откровения, ниспосланного нам Предтечей. И после этого сна я был твердо уверен, что твое желание развестись есть желание многоложное, ведущее тебя в мнимобудущее. Я знал, что истинное будущее в моих руках и, только направляя тебя, я могу проявить его. В то же утро я записал этот сон. И было это всего лишь спустя неделю после того, как я получил твое заявление, и я…

— Вот вы и доказали, что хотели изменить реальность, смутившись сном, насланным Противотечей! — закричал Хэл. — Порнсен, я подам на вас рапорт! Вы осудили себя собственным языком!

Порнсен побелел, челюсть отвисла, и сигарета упала на землю, щеки его мелко затряслись:

— Ч-ч-что ты ска… сказал?

— Да как у нее может быть от меня ребенок через два года, когда меня нет на Земле? Как я могу быть его отцом? То, что вы, по вашим словам, видели во сне, невозможно в истинном будущем. А это значит, что вы разрешили себе обмануться искусами Противотечи! И уж вы-то знаете, чем это пахнет. Да вы же — кандидат на отправку к Ч!

Иоах весь подобрался, осевшее было левое плечо поднялось опять до уровня правого, а правая рука рванулась к плети. Пальцы крепко стиснули украшавший ее крест, он сорвал ее с пояса, и семь хвостов просвистели буквально в дюйме от лица Хэла.