Сейчас, когда он медленно вновь превращался в человека, наделенного волей и разумом, ему особенно невыносима была собственная слабость, хотя и уменьшавшаяся с каждым часом. С радостью ощущал он, как мускулы начинают повиноваться ему. Упражнялся он теперь регулярно. Ремни приковывали его к постели, не позволяя двигаться, он довольствовался тем, что натягивал их. пытаясь приподняться, и вскоре у него это стало получаться. Упражнялся он молча, ожесточенно, скрывая свои занятия от сестры и врача. Для такой скрытности не было особых причин, но таков уж был его характер, — хотелось, чтоб и у него было что-то свое, недоступное другим.

Через четыре дня после того, как забилось его сердце, удалось вытащить правую руку из петли, сковывающей его запястье.

На следующий день он сумел протянуть правую руку к ремню, стягивающему левое плечо. Он долго возился, пытаясь пальцами расстегнуть его, потом еще дольше пытаясь застегнуть. Но застегнул он его так, что никто и предположить бы не смог, что он его расстегивал.

Еще через день ему удалось освободить обе руки. Теперь он мог опираться на них в своих упражнениях.

Спустя еще четыре дня он сумел ослабить ремень, стягивающий грудную клетку, и ему удалось приподнять тело на два сантиметра.

Обретенная свобода движения позволила ему лучше изучить палату. Вскоре он точно знал каждую деталь, знал, что над его головой в стену вмонтирован видеофон, а над ним два ряда люминесцентных ламп, что несколько медицинских приборов, назначение которых он пока не выяснил, расположены у него в ногах возле стены, и там же шкаф со стеклянными стенками, а внутри в ящиках серебристо отсвечивающие приборы и сосуды. К большому его сожалению, в палате не было окон. И невозможно было установить, где он находится. Неоднократно пытался он нажать клавишу видеофона, но безуспешно: кровать была слишком далеко от стены.

Единственный участок, который он пока не в состоянии был осмотреть, находился под ним. Он решил исследовать его на ощупь. Рука нащупала какой-то ящик со множеством клавиш и кнопок, укрепленный на поперечной штанге. Недолго думая, он нажал на клавишу.

Под ним что-то тихо заурчало-пять секунд, не больше, — потом вновь стало тихо. Слева от него на стене, наполовину скрытой различными приборами, что-то изменилось, но он пока не понял, что.

Он убрал правую руку с клавишной панели и оперся на локоть, чтобы повернуться влево. Ему удалось это с трудом, ремень на груди был стянут, и он поспешно расстегнул его. Снова попробовал нащупать точку опоры, соскользнул, снова оперся на локоть и на несколько сантиметров продвинулся вперед. Внезапно сопротивление ослабло, плечо выскользнуло из углубления, и вот уже его голова над краем кровати. Быстро повернувшись влево, он бросил взгляд между приборами…

Сначала он ничего не понял. Только то, что снаружи была ночь. В слабом освещении заметна была часть широкого серебристого диска да сходившиеся к нему прямые серебристые лучи. На темном заднем плане видны были белые мерцающие точки-небо, под ним было темное звездное небо. У него внезапно закружилась голова, показалось, будто он падает в бездну. Ножки его кровати упирались в пустоту, и вместе с кроватью он падал в черную пропасть. Он потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел перед собой полное дружеского участия лицо, чуть приоткрытый рот, светлые пряди волос.

— Крис, — прошептал он.

Вытянув руку, притянул ее лицо к своему. Оно было теплым и нежным, он прикрыл от счастья глаза, пальцы поглаживали ее светлые локоны на затылке. Ее рука гладила его волосы, виски. Потом она высвободилась, но какое-го время еще оставалась совсем близко, так что он даже не мог отчетливо разглядеть ее черты.

— Так это… значит… мы в космосе, — выдавил он.

— Я зашторила иллюминатор, — сказала она. — С нами ничего не случится. Мы на космическом корабле. В полной безопасности.

— Но… Земля?..

— Земля от нас далеко. Мы очень далеко удалились от нее… От Земли.

— Но что случилось?.. Что происходит?..

— Почему ты все время спрашиваешь? — В размытых чертах ярко выделились карие глаза. Мягкая рука легла ему на лоб. Взгляд у него стал молящим.

— Земля, — сказала она, — нашей Земли больше нет. Что от нее осталось-это океан горящей лавы и пепла. Шеф сказал, выгорел весь дейтерий. Что это значит, вам, наверно, лучше понятно, чем мне. Кто-то где-то применил супербомбу. Мы даже не знаем, кто. И начала гореть вода. Вся вода, что была на Земле. Ручейки, реки, озера, моря. Ученые утверждали, что это невозможно. Теперь все наверняка мертвы — никто и не понял, в чем было дело. — Крис подперла рукой подбородок и продолжила: — Я находилась над Землей на этом корабле, на расстоянии двадцати тысяч километров. Я видела, как это было. Пошло откуда-то слева, с восточного побережья Канады. В море это расползалось, как красные чернила по промокашке. Там, где доходило до побережья, в материки врезались огненные языки, они разветвлялись, становясь все тоньше и тоньше-оранжевые, с ядовито-зеленой каймой. А потом был уже только белый жар. Я больше немогла туда смотреть-это было как Солнце. Мы задраили люки и помчались прочь от Земли.

Крис замолчала.

— Что было со мной? — слабым голосом спросил Фил.

— Вы тоже были на этом корабле. Без сознания. Вам повезло.

— Говори мне, пожалуйста, «ты», — попросил Фил.

— Ты был без сознания, — сказала Крис. — Тебе повезло, — Потом, помолчав, через некоторое время она добавила: — Я никогда не смогу ничего забыть. Это был конец. После такого все теряет смысл. — И. вновь помолчав:- Я боялась говорить тебе… Фил глубоко вздохнул. Чуть отдающий химикалиями воздух заполнил легкие, не ставшие еще в полной мере его собственными легкими.

— Молчанием ведь ничему не поможешь.

— Ты еще не понимаешь до конца, — сказала Крис.

— Возможно, ты и права, — ответил Фил.

Крис поднялась.

— Давай я снова затяну ремни. Может зайти доктор Миер. Ты не должен больше этого делать. — Она разложила, как положено, тонкие руки больного. — Ты мог бы просто погибнуть. Голова твоя свисала с кровати. Шланг, ведущий к аорте, был согнут и сильно сдавлен. Как можно быть таким легкомысленным! Людей сейчас осталось мало.

Теперь Фил мог спросить все что угодно, и он получил бы ответ, в этом сомнения не было. Но сначала ему надо было обдумать услышанное. Он покорно позволил ей делать все что нужно.

— Сейчас ты будешь облучаться, — сказала Крис-Ультрафиолетовыми лучами. Это важно. Организм нуждается в них, чтобы восстановить ферментную систему. Пока ты еще питаешься внутривенно, но ведь рано или поздно начнет работать желудок. Постепенно мы перейдем к нормальному питанию. А это необходимая подготовка.

Она надела Филу очки с толстыми защитными стеклами, взяла за ручки металлический предмет, по-прежнему висевший над ним, опустила его вниз, потом включила прибор, и стекловидная поверхность внутри металлической сферы начала с тихим гудением раскаляться, словно наполняясь идущим изнутри светом. Свет будто инеем покрыл лицо и верхнюю часть туловища Абельсена, он словно окутал его мягким бархатным покровом, который не грел.

Через пять минут сестра отключила прибор, отвела в сторону ультрафиолетовую лампу. Наклонившись к Филу, она бегло коснулась губами его губ.

— А теперь спи, — приказала она.

И вышла.

На утренней поверке майор сказал:

— Каждый день солдата-это подготовка к великой войне. Мы не знаем, когда нападет враг, но мы готовы отразить это нападение. Когда бы он ни нанес первый удар, на удар мы ответим ударом. Мы будем сражаться, пока не победим или погибнем. Мы выполним наш воинский долг, отстаивая свободу и отечество.

Выстроенные шеренги замерли в едином порыве. Жесткие, целеустремленные лица были обращены к майору. Абель стоял рядом с Остином. Оба уставились на майора, не мигая.

— Мы должны постоянно работать над собой, чтобы сохранить максимальную боевую готовность. Мы должны неослабно бороться против внутреннего врага. Мы, солдаты, всегда смотрим только вперед. Ничто не может помешать нам исполнить свой долг. Вдумайтесь в это, соратники: ничто не помешает!