-Езжай?!! - Я с удовольствием перешла на крик. - А как я поеду без своего парня, твою мать? Который на собрании уже нарисовался? Который на крови поклялся меня беречь и охранять - хрен знает от чего! Который крутой многоборец, а сам о себе позаботиться не в состоянии!

-Марина, извини меня, пожалуйста... - Кажется, сейчас крутой многоборец рухнет в покрытую капельками росы траву и зарыдает навзрыд. И пусть - нисколько не жалко гада.

-А что мне с твоих извинений? Думай, что теперь делать!

-Ну-у, - протянул он. - Например, заболела моя выдуманная бабушка. Она и так лежачая, её всё равно не жалко.

-Лучше думай! - Я от души врезала своим новеньким, ещё не опробованным "вибром" по длинным ногам, раскиданным на асфальте.

-Ну... Можно Палычу позвонить - пусть возвращается...

На этот раз Лукашину прилетело по щеке. В последний момент нежное девичье сердце дрогнуло, и кулак разжался. Получилась пощёчина, звонкая, смачная, от которой это длинное недоразумение чуть не кувыркнулось с заборчика. Хорошо, что не стал закрываться руками, а то прилетело бы ещё чем-нибудь, вроде вон той половинки кирпича, притаившейся в траве.

-Эй, молодёжь! - снова влез в разговор таксист. - Я уезжаю!

-Отпусти такси, - тяжело дыша, приказала я. - Быстро!

Женя послушно сполз с заборчика и, сгорбившись, поплёлся к машине. Я брезгливо потыкала его барахло носком ботинка. Что это за волосатая гадость лежит сверху?

-Камеди клаб, блин, - прокомментировал ситуацию таксист, покачивая головой и неторопливо отщёлкивая сдачу железными десятками. Женя безропотно терпел. Я подождала, когда он проводит взглядом отъехавшую машину и в очередной раз пнула его пакет, так, чтобы он видел.

-Открывай.

-Прямо здесь, что ли?

-А ты что, хочешь, чтобы ЭТО пересекло мой порог?

Первым на свет появился таинственный свёрток. Пакет тут же сдулся, стал заметно меньше.

-Это что?

-Куртка тёплая, отцова. Я подумал, что в лесу ночью будет холодно.

-А ты не подумал, как на тебя будут смотреть люди, когда ты будешь её одевать? Женя, туристы не спят в таких куртках! В них спят только бомжи в теплотрассах!

-Хочешь сказать, что на меня посмотрят, как на дурака?

-Именно! - щёлкнула я пальцами. - А на меня - как на девушку дурака. Как она называется в русском языке?

-Не знаю. Может, придурочная? При дураке, в смысле...

-Помойку видишь? - показала я недрогнувшим пальцем на зелёный мусорный бак с грязными потёками на облезающей краске. Надо же, какое удовольствие, оказывается, можно получить от вида переваливающихся через край ящика лохмотьев!

-Теперь бери своё барахло и мой рюкзак - и быстро за мной!

-А мы что, к тебе домой сейчас? - недоверчиво и как-то испуганно спросил Женя. - Зачем?

-У тебя есть другие варианты - где взять оборудование?

Вместо ответа он подхватил мой рюкзак и неловко закинул себе на плечо. Конечно же, вверх ногами. Хорошо, хоть клапан затянула, как следует, ничего не вывалилось.

-Живой? - спросила я, когда он, пыхтя и отдуваясь, забрался на третий этаж. Лифт не работал, и Жене пришлось подниматься пешком, что доставило мне немало тёмненького и сладкого, как шоколад, удовольствия.

-Квартира двенадцать. - На его шее и коротко остриженных волосах заблестели капельки пота. - Значит, это не шутка... А у тебя родители дома?

-Ну, а если и есть? - спросила я, подбирая нужные ключи. - Придумал, что будешь говорить? У меня отец мужик очень суровый, если что.

-Очень красивый коридор у вас, - сказал Лукашин из-за моей спины, застыв на пороге, как вампир, которого забыли пригласить. - Шкаф очень интересный и карниз тоже. Самодельный, кажется. Отец у тебя с руками.

-Или заходишь, или остаёшься на улице.

Женя перевалился через порог и снова замер, уставившись на пол. Господи, ну что я тебе сделала, почему ты подсунул мне это недоразумение, впадающее в транс по малейшему поводу?

-Запомни, - сказала я из зала, загоняя под диван все следы вчерашнего отцовского вечера. - За все твои косяки ты теперь мой раб. Если будешь повиноваться - разрешу жить.

-Линолеум у вас знакомый, - донеслось из прихожей. - Такой же рисунок, точь-в-точь, как в Москве. Просто дежа вю какое-то... Что ты сказала?

-Иди сюда. - Сил моих хватило только на это. - Открой антресоли, пожалуйста. Ты длинный, дотянешься.

-Я не длинный, а высокий. А что доставать?

-А что видишь - то и доставай.

Первым ему попался спальник. Не новый, конечно - не хватало ещё давать ему новый. Но, в целом, нормальный, достаточно тёплый, служил мне два года верой и правдой. Прожжён угольками, вот здесь и здесь, а на самом верху, возле молнии - сигаретой. Пользуйся, сволочь, пока добрая!

-Э... - Женя замялся, удерживая спальник на весу и неумело прикладывая к себе. - А ничего, что он розовый?

-А каким ешё должен быть женский спальник?

-Женский?

-Извините, другого нет. - Любо-дорого посмотреть на его изменившееся лицо. - А ты чего так расстроился - сейчас это нормально! Осталось, правда, у нас в турклубе ещё парочка гомофобов, но мы с ними боремся...

-А как им пользоваться-то вообще? - спросил он, продолжая осторожно держать розовое чудовище в некотором отдалении от себя.

-Вообще-то само слово "спальник" должно было натолкнуть тебя на мысль, что в нём спят. Расстёгивают молнию, залезают внутрь, и спят. Хр-р...

Всё это сопровождалось условными движениями, которые я проделывала со спальником, вырванным из его рук. Женя оторопело наблюдал за моими манипуляциями.

-Лицо оставляем снаружи, а то можно задохнуться. На голову вот эту штуковину одеваем, как капюшон. Если залезешь в ботинках, или с немытыми ногами, можешь оттуда даже не вылезать, понял? Вот тебе рюкзак. Он не розовый - считай, что повезло.

-Мэйд ин Чайна, - Женя повертел рюкзак, размышляя, где у него верх. - Выглядит, как новый.

-А он и есть новый. И даже не мой. Лошадь я, что ли, девяносто литров на спине таскать? Да, прежде чем возвращать - не забудь постирать. И спальник тоже. Нет, спальник не тоже, спальник - в первую очередь.

-А что такое каремат?

-Пенка, что ли?

-Не знаю, но раз ты так говоришь - наверное.

-Ты на неё смотришь.

-Спасибо, - поблагодарил он, глядя, как бесформенный мешок защитного цвета надувается всё больше, приобретая очертания цилиндра.

-Не за что. Я не для тебя стараюсь. Ты презервативы взял?

-Зачем, - вытаращил глаза Женя.

-А, хотя ладно, я взяла.

Оказывается, эти бледные щёки всё-таки умеют краснеть. Вдоволь налюбовавшись лёгким стыдливым румянцем, я сжалилась:

-Да ты не бойся - это не для того, о чём ты подумал.

-А для чего? - хрипло спросил он.

-Всё просто, - пожала я плечами. - Соль, спички, мука. Даже если целый день идёшь под дождём - всё остаётся сухим.

-Ну да, - почесал он нос. - Всё сухое, только клубничкой попахивает... Слушай, время - без десяти восемь. Пока они билеты будут покупать, пока грузиться - минут сорок у нас есть. Но надо, наверное, поторапливаться.

-То есть, в том, что мы опаздываем - виновата я?

Женя покашлял в кулак и разрумянился пуще прежнего.

-Нет, конечно, это всё из-за меня. Но мы успеем, отвечаю. Дай, пожалуйста, свой телефон - я такси вызову.

-Ты решил, что у меня сегодня день благотворительности?

-У меня деньги на балансе кончились, - вспотев под моим строгим вопрошающим взглядом, признался он. - Я тебе потом, на вокзале, закину.

-Ну-ну, - покивала я. - Удачи, она тебе понадобится.

И как в воду глядела: удача пролетела сквозь кривые длинные руки, как фанера над Парижем. Везде было занято, а когда диспетчер освобождался, выяснялось, что в нашем районе нет ни одной машины. Я, не обращая внимания на страдальческие гримасы, внимательно осматривала Лукашина с ног до головы, пытаясь понять, что именно упустила из вида. Ощущение этого было настолько осязаемым, что его можно было мазать на хлеб.