Я представляю, дядя Лёша. Я очень представляю. Особенно сейчас, когда на меня упало тяжёлое, пахнущее землёй небо. И раздавило в лепёшку.
У размокшей глины оказался неожиданно солёный привкус. Чёрно-красные комочки грязи упали под ноги Мухина. Получилось очень похоже на разжёванный шоколад с вишней.
-Пенальти, - неуверенно сказал кто-то сзади.
-Штрафной, - важно заявил судья Олег, стараясь не смотреть в мою сторону. - По свистку... Вот с этого места...
Взгляд Муши выражал сдержанное любопытство. Вроде того: братан, а ты, почему после этого ещё ходишь?
-Водички дайте человеку, рот прополоскать, - пожалел меня друг Димон. - А то смотреть страшно...
-Штрафной кто бить будет? - спросил судья Олег, брезгливо держа мяч перед собой, одними пальцами.
Сэд выдернул грязный, уже ни на что не похожий шар из его рук, отмерил пять шагов и поставил на мокрую глину.
-Был штрафной, - тихо возразил Олег.
-Нет, - улыбнулся ему Сэд. - Пенальти было. Мне оттуда лучше было видно. Андрюша, ты бы аккуратнее, что ли, играл. Так ведь и убить можно.
Мухин расплылся в довольной улыбке - словно нарвался на комплимент. Можно, а чего ж нельзя-то?
-Димон, - промычал я, пытаясь определить, что шатается больше: передние зубы, или ноги. - Там девушка шла, по дороге... Куда она делась?
-Где? - обернулся он. - Нет никого... Может, и не было?
-Пенальти кто бить будет? - с усталой брезгливостью произнёс судья Олег. - У меня философия через пятнадцать минут, а идти через весь парк.
-Я пробью, - сказал Димон, и мне пришлось остановить его, положив на плечо перепачканную грязью руку.
-Димон, дай пробью. Я же пострадавший, как-никак.
Вратарь смотрел на грязный мяч с тоской и недоверием. Я отошёл на пару шагов для разбега. Потом посмотрел сквозь ресницы в небо, где плавился жёлтый круг солнца. А потом изо всех сил, с носка, послал тяжёлый, пропитанный водой, мяч мимо ворот, туда, где поворачивала залитая солнцем асфальтовая дорожка.
Все выдохнули, и наступила тишина.
-Я сбегаю, - сказал я, глядя, как мяч скачет по свежей молодой траве и быстро превращается в маленькую мельтешащую точку. - Сбегаю...
МАРИНА
Борьба нанайских девочек.
-Семёныч, ну ты... - Серёга хотел, наверное, спросить: как, мол, твоё состояние, дорогой наш руководитель, но в итоге вышло что-то уж совсем несуразное: - Ты что ж, Семёныч?
Я стояла почти у самых дверей, машинально теребя ленточки завязок. Белая больничная накидка, пахнущая лекарством и стерильной, мёртвой чистотой, давила на плечи, словно неудобный рюкзак-колобок. Семёныч лежал у окна, укрытый до пояса казённым проштампованным одеялом. Из дырок в пододеяльнике выглядывало что-то серое и волосатое.
-Бывает, - развёл слабыми руками Семёныч. - Извините, студенты... Запомните себе на будущее: водку закусывать надо. Желчный - это...
Его лицо внезапно перекосилось, словно кто-то невидимый изо всех сил сунул кулаком в область печени. Кожа на лбу собралась складками, между которыми заблестели капельки пота. Щёки, наоборот, разгладились от морщин, но стали ещё желтее, чем были. Наконец, он расслабился, медленно выдохнул, и, открыв глаза, закончил свою мысль:
-Желчный - это желчный.
А сорванный по вине этого желчного поход, "двойка", так необходимая мне - это просто сорванный поход. Ничего личного. Я прислонилась к косяку и повернула голову в коридор, чтобы никто не видел моих глаз.
-С вами всё в порядке? - спросил Саша Аверин, нелепая прыщавая голова, состоящая, кажется, только из носа и ушей, каким-то хитрым образом прикреплённая к телу греческого бога. - Может, вам медсестру вызвать?
Лежавший слева маленький сухой старичок, похожий на скрученный корень, при упоминании сестры оживился. И, тыкая в мою сторону кривым пальцем, просипел что-то неразличимое. Может, обратил внимание на мою накидку. Я посмотрела на него и снова отвернулась в коридор, полный равнодушных врачей и гремящих каталок. Не дай бог дожить до таких лет.
-Ты лучше за пузырьком сгоняй, Сашок, - посоветовал ему Семёныч. - А то вон апельсинов нанесли...
-Вам нельзя, - насупился Аверин.
-Чем калечим, тем и лечим... Но, раз уж ты не разрешаешь, то, ладно, не надо, - картинно всплеснул руками Семёныч. - А чем мы тогда займёмся, господа студенты? В "Крокодила" сыграем? Или просто будем стоять, и смотреть на меня влажными глазами?
-Мы просто за вас переживаем, Владислав Семёнович...
-Так дома и переживайте. Чего в больницу припёрлись? За то, что с походом вас подвёл, извините. Но, если бы на маршруте это случилось, вам что, легче было бы? Я, между прочим, под сотню вешу.
-Допёрли бы, Семёныч, - Серёга аккуратно присел на краешек кровати, подоткнув одеяло под ногу больного.
-Да вы без присмотра и себя до сортира не допрёте. Вот, помню, в девяностом, при Союзе ещё, в Балкарии с местными стрелялись из ружей. Их двадцать, а нас четверо, и одна ба... Девушка. Смогли бы вы в такой ситуации честь девичью спасти? А свою? Балкарцы, они такие, могут и нарушить.
-Семёныч...
-А в девяносто третьем, на Алтае уже... Там вообще страсть что было, ребята... - Голос Семёныча понизился до страшного шёпота. - О таком не рассказывают. Мы ведь, знаете, что? Мы ведь людей ели!
-Семёныч, ну завязывай ты уже, - не выдержал даже Серёга. - Мы тебе что, матрасники?
Сколько лет руководителю клуба "Пегас" Владиславу Семёновичу Удальцову, не знает никто. Вообще в нашей среде принято называть бывалых туристов уважительно: по отчеству. В основном такие люди работают инструкторами, водят по простым маршрутам чужих детей, получают за это скромную денежку, и так всю оставшуюся жизнь. Ужасное будущее. Единственное будущее, которого я для себя хочу. Хочу.
Я встряхнула головой, отгоняя невесёлые мысли, отчего чёлка упала на лицо, закрывая глаза.
-А ты, Рябинина, чего пыхтишь? - обратился ко мне наблюдательный Семёныч. Я убрала волосы за уши и посмотрела на Серёгу. Тот отвернулся.
-Говорите уже - зачем пришли.
Ну ладно, подумала я, но Серёга, набравшись храбрости, опередил:
-Владислав Семёнович... В общем, мы хотим самостоятельно.
-Самостоятельно? - наигранно округлил глаза Семёныч.
-Да. По вашему маршруту... С парой отклонений... Севернее Верхней Алексеевки высотка есть, а под ней речка. Если через высотку пройти и крюк дать, как раз километров на тридцать маршрут длиннее выходит. Плюс две ночёвки. И две переправы. На "двойку" потянет.
Семёныч пожевал губами, наблюдая, как увлёкшийся Серёга, прищурившись, рисует в воздухе только одному ему видимую карту.
-Рябинина, ты придумала? - наконец, отозвался он. - Больше ни у кого наглости не хватит. А ты, Серёжа, ведёшься, как телок. У тебя в носу кольцо, а она тебя за него тащит.
-Я придумала. А что, плохо придумала? Неправильно?
-Какая ты... - Семёныч задумался, подбирая слово, а потом подобрал: - Какая ты молодец. В качестве руководителя, конечно, себя рассматриваешь? Может, ты, и отчёты составлять умеешь?
Я попыталась изобразить такую же усмешку.
-Могу и в качестве руководителя. И отчёты составлять умею. И ребята не против. Я их попросила, и они не против.
Ребята нестройно подтвердили, что они не против, раз Марине надо.
-Значит, хочешь первый взрослый, - произнёс Семёныч в пустоту. - Тебе, зачем это, девочка?
-Я лес люблю.
-Ну, хочешь, я тебя на станцию возьму, младшим инструктором? Будешь детей водить в поход выходного дня. Учить их узлы вязать. Три тысячи получать будешь. Потом надоест, выйдешь замуж и забудешь всё, как страшный сон. Тебе первый разряд всё равно никто не присвоит. Ты, сначала хотя бы второй получи.
-У меня, Владислав Семёнович, времени нет.
-Да у тебя вся жизнь впереди. Ты хотя бы свой приборостроительный закончи. Для начала.
