Реальность была такова, что Сурмов не воспринимали в качестве возлюбленных, о них не мечтали и связью с ними не гордились. Конечно, их не презирали – напротив, даже уважали за способность иметь детей, но семейные отношения складывались для них не лучшим образом.
Однако все чаще и чаще в высшем обществе мужья выходили в свет с обоими супругами или, подобно Тому, женились сперва на Сурмах. Все чаще душевная привязанность к ним не осуждалась и все чаще они получали возможность воспитывать собственных детей.
Ессея была одной из тех, кто активно продвигал мысль о равенстве Сурмов и женщин, поэтому, рассказывая Биллу о высшем обществе и его будущем положении в нем, она часто привирала, выдавая желаемое за действительное. Из-за этого представления Билла были сильно искажены: его вера в равенство между полами не имела под собой никакой реальной почвы, а его чаяния о главенствующей роли на балах и приемах были глупы и надуманны.
Но направляясь в Сартру, Билл еще не знал об этом и с нетерпением ждал прибытия, мечтая и, как девица на выданье, строя прекрасные воздушные замки. Десятидневная дорога порядком вымотала его: больше всего раздражало то, что он вполне был в состоянии лететь на мантикоре, это было бы намного быстрее, но, привязанный к обозу с кучей скарба и охране, он вынужден был тащиться по сухой пыльной земле.
Кортеж въезжал в столицу поздней ночью, и к разочарованию Билла, ничего не возможно было разглядеть, кроме освещенных фонарными сгустками* булыжных мостовых и каменных стен домов.
Он первый раз был в столичном доме своей семьи, и даже в темноте он поразил его своей роскошью: здесь были прозрачные полы, внутри которых плескалась вода, воздушные лестницы и темные спальни, драпированные тканью, пропускающей свет только красной луны.
Хоть Билл и валился с ног от усталости, приятное волнение и предвкушение не давали ему спать, поэтому весь следующий день он ходил вялый и без интереса слушал наставления учителя, который пытался донести до избалованного мальчишки правила поведения в приличном обществе.
Однако уже на следующий день юноша носился как ненормальный, начиная собираться на бал, а в день самого бала был свеж и бодр, словно весенний ветер. Он не устал даже от парикмахера и модиста, кружащих и кудахтающих вокруг него так, будто он наряжался не на один вечер, а собирался проходить в этом наряде всю свою жизнь. Билл лишь вздыхал: его костюмы были сшиты из всевозможных оттенков синего и голубого – цветов чистой девственности. Это раздражало, юноша не выносил эти цвета, впрочем, как и Ио, который не прекращал фыркать, стоило ему только завидеть хозяина в его новых одеяниях.
Но сегодня Билл решил, что вынесет все. Сегодня был тот самый день заветной встречи, и он ждал, когда он увидит Штефана, посмотрит в его голубые глаза, коснется его золотистых волос. Билл так соскучился по волшебной улыбке возлюбленного, по его смеху, по поцелуям…
Том не отставал от своего Сурма: наряжался и думал только о том, что вскоре увидит его, единственного, прекрасного и чистого, как утренний шарик росы, переливающийся и сверкающий под лучами обеих лун, летящий над зеленой, еще прохладной и сонной травой.
Такие увеселения, как балы, были не в новинку Тому – они даже успели ему наскучить. Он никогда не посещал их без надобности: куда интереснее было шляться с друзьями по сомнительным и дерзким вечеринкам, но и этого он не позволял себе часто, находя, что разврат и азартные игры не отвечают его положению.
Но этого бала Том ждал с поистине юношеским нетерпением, он предвкушал мгновение, когда во всеуслышание объявят, что идеальное и хрупкое создание, коим являлся его нареченный, обещано ему. Он представлял, как коснется его белых точеных рук и, быть может, сорвет первый поцелуй с нежных губ.
Бал Незабудок, проходящий всего раз в сезон, являлся, по сути, ярмаркой невест обоих полов: здесь официально выставлялись на обозрение незамужние девушки и Сурмы из знатных семей, сюда шли холостяки, желающие присмотреть себе супруга или супругу. Здесь же объявлялось о помолвках, чтобы, не дай Боги такого проклятия, никто не засмотрелся на чужое.
Бал проводился во дворце, где заседал Анклав. Его великолепная бальная зала открывалась лишь несколько раз в год: на бал Незабудок, в день празднования прихода Голубой звезды и в день благословления Богов.
Однако если попасть на эти балы было легко, то проникнуть на званый ужин, проходящий обычно поздней ночью на исходе бала в столовой дворца – почти невозможно. На бал пускали всех, кто был мало-мальски прилично одет, но ужин проходил за закрытыми дверями, и в нем принимали участие только семьи членов Анклава.
Ни семейство Софитов, ни Хэчей не спешили на этот бал: знатные семейства предпочитали приезжать позже, когда наемные кареты и повозки уже не толпились у въезда во дворец, а центральная лестница у входа не была забита до отказа разодетыми в пух и прах людьми, пытающимися попасть внутрь.
Изнывающие от нетерпения Билл и Том вынуждены были томиться сначала в своих покоях, а потом вертеться на мягких креслах богатых карет, движимых четверками черных, холеных ящеров.
В конечном итоге, Том приехал раньше и, не в силах скрыть свое волнение, мерил шагами балкон бальной залы, откуда открывался прекрасный вид на площадь перед дворцом.
Вскоре коляска, украшенная гербом и регалиями дома Хэчей, подъехала к главной лестнице, и из нее один за другим вышли глава семейства, его жена, старшие сыновья и, наконец, Билл. Облаченный в наряд небесно-голубого цвета, он казался непередаваемо стройным, хрупким и нетронутым – таким, каким видел его Том в своих снах.
К недовольству и разочарованию Билла, его постоянно опекали братья и отец, он не мог и шагу ступить без их позволения. В отличие от девушек, Сурмов не приглашали танцевать, и Билл не знал, чем занять себя. Он оглядывался, пытаясь найти в толпе возлюбленного, но его нигде не было, зато Билл постоянно натыкался взглядом на улыбающуюся физиономию ненавистного Софита – Том делал ему какие-то знаки, чем нестерпимо раздражал.
Но вот закончились первые танцы, наступила минута, которой так ожидал Том – началось объявление помолвок.
Помолвку Тома и Билла, как главное событие начинающегося сезона, объявляли последней. И пока сановник Софит произносил речь о значимости и необходимости совместного союза его клана и клана Хэчей, Том не сводил глаз с Билла: вблизи было видно, что в волосы Сурма красиво вплетены белые пряди, а глаза, жирно подведенные лакшей,** загадочно мерцают на бледном лице. Длинный жакет, распахнувшись, открывал взору тонкую талию, опоясанную ремнем из кожи ящера, а красиво облегающие фигуру брюки, казалось, не скрывают ни одного изгиба идеального тела.
После того, как сановник Хэч подтвердил свои намерения, молодых людей подвели друг к другу, и Билл, низко опустив голову, позволил Тому взять себя за руку. Раздались аплодисменты, знаменующие, что общество принимает его в качестве жениха Софита.
После этой сцены Биллу, наконец-то, разрешили самостоятельно передвигаться по залу, точнее, за юношей теперь должен был присматривать Том, от которого Сурм улизнул, когда тот отвернулся, чтобы забрать с подноса подошедшего слуги бокалы с прохладительными напитками. Билл направился к колоннам, где его обещал ждать Штефан.
Златовласый мужчина сдержал свое обещание, и Билл с радостью кинулся к нему с объятиями.
- Тихо! – резко осадил его мужчина. – Нас могут увидеть! – но заметив, что глаза Билла наполняются слезами обиды и непонимания, он тут же одернул себя. – Боги, я так соскучился! Ты снился мне, я так мечтал целовать твои руки, - с придыханием проговорил он. – Мы должны быть осторожными, иначе тебе перестанут доверять, и мы не сможем выполнить задуманное.
Билл, в который раз не расслышавший фальши в красивых словах, закивал:
- Как же мы сможем встречаться? – в отчаянии прошептал он. – За мной все время следят, не оставляют одного ни на мгновение!