В эту ночь супруги обрели утраченную было близость: Билл с болью в сердце рассказал Тому, что Шелдон совершил ужасную подлость по отношению к нему только из зависти и желания затмить собой более молодого Сурма. А вот откровения Тома оказались намного более пугающими.
Восточные и южные земли охватила смута: нехватка воды заставила жителей восставать против правительства и скрываться в маленьких партизанских деревушках, к партизанам присоединились и недовольные обращением с ними Сурмы. Том, раз за разом пытаясь совладать с восставшими, все отчетливее понимал, что контроль и власть ускользает из его рук – под влияние смутьянов попадало все больше земель и людей. Становилось очевидным, что справиться с вольнодумными настроениями, не проливая кровь, невозможно, а развернуть широкомасштабное наступление мешала несогласованность в Анклаве, где правящие семейства сошлись в весьма несвоевременной борьбе. Многие из сановников, одурманенные светской жизнью, не хотели верить, что положение дел настолько плохо. Они требовали от Тома невозможного – уладить все без лишнего шума. По сути, они своим упрямством и твердолобостью мешали разрешить проблему, не давая достаточно власти даже для ежедневных и рутинных решений.
Молодой Софит слишком хорошо понимал, что эта смута может привести к утрате решающей роли в Анклаве его клана, более того – перевести их в ранг изгоев, а это не устраивало амбициозного Тома.
Но впервые за всю его жизнь, разговаривая с Биллом и обсуждая возможные пути решения проблемы, он понял, чего действительно хочет и чего станет добиваться. Его цель, до этого скрытая мишурой обязательств и традиций, стала абсолютно ясной и понятной – наступило время борьбы за единоличную, безусловную и ничем не сдерживаемую власть.
И мнение отца впервые не играло никакой роли, у Тома была поддержка – он положился на Билла.
Глава 21
Война с Анклавом
Красная луна стояла высоко в небе, озаряя своим светом Сартру. Последний месяц лета был нежарким, и травы, омытые росой, благоухали, наполняя утренний воздух душистыми ароматами.
Неделя, последовавшая за маскарадом, оказалась для супругов удивительно счастливой, ведь они проводили ее вместе. Оказалось, что у них накопилось множество тем для разговоров, настолько интимных и личных, что ни с кем, кроме возлюбленного, ими было невозможно поделиться. Сурм чувствовал себя так, будто парит в облаках, орошающих его холодными и свежими каплями росы. Он отдавался мужу целиком, всей душой, наслаждаясь новым витком в их отношениях. Это было совсем иное ощущение влюбленности, порожденное чувством глубокой и взаимной любви двух взрослых, состоявшихся людей. Совсем новый этап, когда они признали, что изменились, но все еще нравятся друг другу, и их чувства претерпели изменения вместе с ними, но стали только крепче.
Для Билла это утро стало необычным по нескольким причинам: во-первых, он проснулся в крепких объятьях Тома, который обычно вставал намного раньше него, во-вторых, в голове у Сурма было множество совершенно туманных воспоминаний о прошлой ночи, казавшихся ему абсолютно нереальными и с трудом складывающимися в цельную картинку, в-третьих, у него болело весьма интимное место… Кроме всего прочего, аска, настойками которой они так увлеклись вчера, давала знать о себе покалыванием во всем теле.
Билл перевел взгляд на мужа, который улыбался чему-то во сне, уткнувшись носом в подушку. Сурм ни о чем не жалел, особенно о том, что не смог отказать ему ночью, и пускай сейчас воспоминания о полученном удовольствии были окутаны туманом вчерашнего опьянения, Билл помнил, что ему было очень хорошо.
Развернувшись и прижавшись к мужу, он нежно погладил обнимающую его руку и принялся покрывать плечо Тома легкими поцелуями. Тот, просыпаясь и явно одобряя действия Билла, крепче обнял его и довольно заворчал что-то в подушку. Ободренный реакцией мужа, тот перешел к более активным действиям: скользнул руками по спине и, предварительно прикусив мочку уха, засосал ее внутрь горячего рта.
Том не отставал: повернувшись на бок и подтянув к себе Сурма, он погладил его спину и ягодицы, покусывая нежную кожу шеи. Пройдя по ней вверх, он чмокнул Билла в подбородок и впился в нежные, теплые губы. Билл повернулся на спину, увлекая за собой мужа и отвечая на поцелуй.
- Папа, сто ты делаесь? – раздался звонкий и немного испуганный голосок.
Том с Биллом резко отпрянули друг от друга и уставились на Агату, смотревшую на них расширившимися от удивления глазами. Девочка не терпела никакого насилия, она могла расплакаться, даже увидев, как кухарка пинает домашнюю ящерицу, опрокинувшую миску со сметаной.
- Ты обизаесь папоську? – дрожащим голоском поинтересовалась Агата, обращаясь почему-то к Тому. Ее большие карие глаза стали быстро наполняться слезами, и растерянные родители, кое-как прикрывшись простыней, заговорили одновременно:
- Нет, что ты, милая…
- Засем ты его так валяесь? – девочка проворно взобралась на высокую кровать родителей и переместилась прямо к Сурму, обнимая его и исподлобья глядя на Тома.
Билл, наконец, сообразил позвать нерасторопную няню и принялся дергать за шнурок колокольчика.
- Ну что ты, малышка… Мы просто целовались. Папа так показывал, как сильно любит меня, – продолжая с остервенением дергать кисточку шнурка, попытался успокоить дочь Сурм.
- Меня он так никогда не целуеть! – обиженно насупилась Агата.
- Солнышко, - Том придвинулся ближе к мужу и обнял его со спины, - мы с папочкой женаты. А ты наша дочка, – он наклонился и поцеловал девочку в макушку. – Ты у нас самая любимая, но еще совсем крошка, и я не могу целовать тебя так же.
Агата с подозрением посмотрела на родителей, явно сомневаясь в их словах, и Билл уже совсем было запаниковал, не зная, как объяснить дочке, почему родители ласкают друг друга совсем не так, как своих детей, но его спасло появление смущенной и запыхавшейся няни.
Совместными усилиями они уговорили девочку идти умываться и завтракать, обещая, что присоединятся к ней, как только сами умоются.
Когда за няней закрылась дверь, оба посмотрели друг на друга в явной растерянности, а потом разразились громким смехом.
- Боги, я убью няню, как только до нее доберусь! – сквозь смех пообещал Билл.
- Надо идти скорее завтракать, а то наша нетерпеливая дочь прибежит за нами! – Том резко сел на кровати и поморщился. – Что ты делал со мной ночью? Я, наверное, неделю сидеть не смогу.
Сурм удивленно воззрился на мужа, но когда тот встал, на коже его ягодиц отчетливо были видны следы семени. Все время, пока они умывались, Билл пытался восстановить в памяти события ночи, но они расплывались и ускользали. Одно он помнил отчетливо – как отдавался мужу прямо на ковре в его кабинете. Он пытался поговорить об этом с ним, но тот не помнил совсем ничего, кроме того, что ему было очень хорошо, и Сурм решил не трогать эту тему до поры до времени.
Он не хотел давать Тому основания думать, что возможно повторение того, что произошло ночью, и в глубине души надеялся, что его слабость не привела к нежелательным для него последствиям.
После завтрака, проведенного под пристальными взглядами собственной дочери, все еще непонимающей, почему же папочка так странно хныкал, раз Том его не обижал, Билл, оставив любопытного ребенка на попечение ее отца, направился в гости к чете Листингов. После маскарада Шелдон нигде не появлялся, и это беспокоило Сурма.
Запряженная четверкой ящеров коляска еще только въехала в ворота, а Георг уже ждал его на ступеньках дома. После кратких приветствий Билл поинтересовался, принимает ли Шелдон и можно ли к нему пройти.
- Билл, - немного смущенно начал Георг, - не держи на него зла. Он ужасно чувствует себя в последнее время и сам знает, что виноват. Все-таки он носит нашего ребенка.
- Ну что за чушь? – Сурм мягко улыбнулся. – Я просто хочу поговорить с ним и помириться.
Георг вдруг улыбнулся и обнял Билла как родного, тот засмеялся, обнимая мужчину в ответ. Они вместе поднялись в дом, и Листинг проводил его до самой двери в спальню.
