Сурм смутился и отвернулся, кивая.
- А почему ничего не сказал? Я очень счастлив, – руки Тома скользнули юноше на живот, нежно поглаживая. – Ты не хочешь нашего ребенка? – почти шутливо, не веря в собственные слова, спросил Том.
- Я не знаю, - неуверенно начал Билл. – Это так странно, я совсем ничего не чувствую и даже иногда забываю, что он внутри.
Софит улыбнулся и произнес:
- Я хотел попросить тебя об одолжении… – Билл опять развернулся и посмотрел на него, вопросительно выгнув бровь. – Ты можешь не делать этого, но мне бы очень хотелось, чтобы ты надел белые одежды, когда мы будем принимать гостей.
Сурм широко улыбнулся.
- Учитывая, сколько я в последнее время ем, тебе будет очень стыдно, когда я заляпаю все штаны! – Билл начал щекотать Тома. Он делал так всегда, когда его муж становился слишком серьезным и говорил всякие заумные глупости.
Софит только смеялся, стараясь прижать расшалившегося Сурма ближе, вскоре ему это удалось, и он поймал губами мягкие и нежные губы своего супруга и вовлек его в сладкий, глубокий поцелуй. Их языки сталкивались, поглаживая друг друга, затем отрывались, чтобы влажно пройтись по губам и вернуться к своему прежнему занятию.
Совсем скоро им захотелось оказаться совсем близко, и они переместились с неудобного стула на кровать. Они любили друг друга до самого отъезда, забыв об ужине и о том, что надо собираться. Супруги наслаждались друг другом: разделенное сознание того, что скоро их маленькую семью ждет желанное пополнение, наполнило обоих щемящей и сладкой нежностью, которой они и спешили поделиться.
И уже следующим днем, стоя в белых одеждах в гостиной своего имения и заученно приветливо кивая гостям, Билл был уверен, что интерес к нему мужа вовсе не связан с желанием продлить род.
Том же был счастлив, он не отходил от своего черноволосого супруга ни на шаг, вдыхал запах его волос, время от времени обнимал и продолжал повторять, что ему необыкновенно идет белый цвет одежд. Они оба находились в том состоянии любовной эйфории, когда кажется, что мир наполнен волшебством и прекрасен, и не вполне отдавали себе отчет, что сами превратили свою сказку в быль.
Глава 16
Агата
Прием по случаю Дня рождения Билла длился целую неделю: утренние прогулки по цветущим садам и завтраки в висящих беседках, обеды на открытых, увитых плюшами и розами террасах, музыкальные вечера и ночные балы в огромной зале, через зеркальные двери которой всегда можно было выйти в освещенный сияющими фонарными сгустками сад.
Впервые в жизни Билл наслаждался собственным праздником – он много веселился, принимал участие в играх, получал подарки и, конечно же, любую свободную минуту стремился проводить со своим мужем. Лишь одно временами удручало его – он быстро уставал, а по утрам долго валялся в кровати. Ему казалось, что он упускает самые важные и радостные моменты именно в то время, когда отдыхал.
Сурм не злился за это на ребенка только потому, что до конца не осознавал его реальность. Он смотрел на себя в зеркало и не находил ничего необычного. Зато его муж не прекращал утверждать, что Билл изменился, что он кажется светящимся изнутри и очень нежным. Том постоянно ласкал и гладил его живот. И возможно, это могло бы показаться навязчивым и раздражать, но Сурм был влюблен и с жадностью принимал все знаки внимания от своего мужа.
Билл много времени проводил с Шелдоном, ведь, несмотря на то, что после его выходки в приличные дома чете Листингов путь был заказан, в имении присутствовали оба супруга и их дети. Большинство приглашенных гостей обходили их стороной, избегая общаться даже с Георгом, но семья Каулитцев очень старалась примирить общество с их присутствием.
Весь сезон проходил на удивление спокойно, или, быть может, так казалось нашим героям, живущим в своем маленьком мире. Они посещали светские приемы, но все их помыслы вскоре стала занимать маленькая жизнь, растущая в Билле.
Сурм удивлялся – еще год назад он считал беременность неблагодарным и ужасным временем, а сейчас с каким-то странным любопытством наблюдал за изменениями, происходящими в его теле. Возможно, на его отношение оказал сильное влияние Том, который радовался растущему животу, как ребенок, гладил его и сюсюкался с ним, как с чем-то отдельным.
Билл не разделял восторгов своего мужа, но и отвращения не испытывал. Он не ощущал вообще ничего до того момента, как в один прекрасный день, сидя на террасе столичного дома и читая книгу, не почувствовал движение внутри. Юноша сначала не понял, что случилось, и настороженно прислушался к себе. Это было так легко, будто крылья летающей ящерки пощекотали его изнутри. Билла вдруг обдало теплой и мягкой волной понимания, и он ощутил в себе живую частичку Тома. И любовь к маленькому существу, живой волной омывая все внутри, заструилась в Сурме. Он бросился искать мужа, а когда нашел, кинулся обнимать, уверяя, что внутри него живет чудо.
С этого дня и Билл стал относиться к своему еще небольшому круглому животу, как к чему-то отдельному: он гладил его, разговаривал с ним, с каждой минутой все сильнее понимая, что он не один. Том же очень расстраивался, что не чувствует движений, о которых рассказывает ему Билл, и, укладываясь спать рядом с ним, всегда устраивал ладонь на его животе в надежде, что ребенок даст знать о себе.
Билл не присутствовал ни на одной свадьбе, венчающей сезон. Ведь даже к началу осени его живот, и так кажущийся ему непомерно огромным, все продолжал и продолжал расти. Врач, наблюдающий Билла, уверял, что до родов еще как минимум два месяца, а живот не такой уж большой, но Сурм, которому стало тяжело подниматься со стула и просто двигаться, не разделял его уверенности.
Ребенок становился все более и более беспокойным, постоянно ворочаясь и безмерно радуя Тома, который каждую свободную минуту старался прижать руки к живущему своей жизнью животу Билла.
Тот шутил, что малыш будет идеальным сыном, ведь уже сейчас он выполняет все пожелания своего папочки: дает знать о себе и даже успокаивается, когда тот просит. Сурм почему-то не сомневался, что ждет сына, ведь Том и вся его семья хотели наследника, кроме того, у всех его знакомых первенцами были мальчики. Он даже выбрал имя и несколько недель уговаривал мужа назвать ребенка Александром.
Билл с удивлением обнаружил, что его живот нравится Ио. Тот утыкался в него своим большим розовым носом и ждал, пока малыш внутри не начнет ворочаться, а потом, громко фыркая, лез к хозяину лизаться. Мантикор старался всюду следовать за ним, и в конце концов, Сурму пришлось разрешить ему забираться на большую центральную террасу, откуда тот мог постоянно наблюдать за его перемещениями по дому.
Во всем этом тихом благополучии только одно удручало юношу – их с Томом любовные ласки стали однообразно-осторожными. Муж обращался с ним, как с фарфоровым, да и растущий живот, делающий Билла все более неповоротливым, не способствовал выражениям бурной страсти.
Сурм стал задумываться о том, что если бы у Тома была жена, он предпочел бы спать с ней. Этими мыслями он и поделился с приехавшим навестить его Шелдоном. Тот долго смеялся, а потом спросил, почему Билл должен терпеть, а Том не может? Но все равно поделился с юношей маленьким секретом, который, хоть и показался юноше недопустимо развратным, был испробован на Томе той же ночью.
К немалому удивлению последнего, Билл велел ему лечь на спину и не мешать, а сам принялся покрывать поцелуями его шею, плечи и грудь, медленно спускаясь вниз. Когда Сурм дошел до паха и несмело поцеловал твердый, блестящий от смазки член, Том дернулся от неожиданности, а Билл, набрав побольше воздуха для смелости, обхватил гладкую головку губами.
Мужчина хотел остановить его, но увидев, что щеки мужа горят ярким румянцем, а глаза опущены, побоялся оттолкнуть и смутить еще больше. Он не хотел, чтобы между ними были какие-то условности и неловкость в постели, и постарался расслабиться, позволяя неумело ласкать себя ртом. Билл с облегчением понял, что Том не собирается возражать, и попытался заглотить член глубже. Его медленные и неловкие движения постепенно сменялись более уверенными: он старательно вылизывал ствол мужа языком, а потом проходился по нему губами. Стараясь следовать указаниям Шелдона, Билл, придерживая член у основания рукой, принялся плотно обхватывая твердую плоть губами, вбирать ее в рот, выпускать и снова вбирать.