Кстати, футболка этого недомерка приобрела свой обычный девственно чистый вид. Значит, магией он пользоваться умеет.

– Вот скажи мне, Билл, – обратился ко мне Том, когда я стал собирать травы, всячески игнорируя его присутствие. Но даже протяжный скулеж какой-то придуманной мной мелодии не отпугнул этого недомага. – Ты вообще нормальный?

– В смысле? – вызывающе спросил я. С пучком травы, чей запах заставлял мои глаза слезиться, я выглядел не так уж и воинственно. Благур пихнул меня своей лапой в плечо и вручил очередную порцию зелени.

– Не прикидывайся, – тоном всезнайки заметил Том и заговорщицки подмигнул мне своим левым глазом.

И меня ещё наказали за то, что я его оскорбил? Да я бы его в воск горячий окунул, если бы мне только позволили. – Я знаю, что это твоих рук дело. Стаканы просто так не летают и не обливаются яблочным соком.

– Я не прикидываюсь, – сказал я, наконец сообразив, о чем идет речь. – Я тебя ненавижу. Я вылил на тебя сок. Это месть.

– Не хочешь извиниться?

– М…дай-ка подумать, – на моём лице появилось задумчивое выражение, насквозь пропитанное притворством. – Не хочу и не буду.

– Ты облил меня соком, – попытался снова освежить мою память Том.

– И? – неопределенно хмыкнул я, хрустнув позвонками затекшей шеи. – А мне из-за тебя сегодня идти к Моргане. Ты ещё легко отделался, двиб.

– Да кто такой двиб? – процедил Том неподдельно грозным голосом. Если бы я не был закален своей семьей, то, наверное, мог и испугаться. Но я всего лишь апатично взглянул на взвинченного недомага и ответил:

– Надо было учить латынь в средней школе.

Я отвернулся, в попытках продолжить задание, потому что профессор Дану начала подозрительно коситься в нашу с Томом сторону.

– С этим растением нужно обращаться более бережно, – черноволосый забрал половину травы непонятного происхождения у меня из рук. – Его цветки очень хрупкие, а они самая важная часть для Заживляющего зелья.

Несчастный недомерок, сам попробуй бережно обхватить целую гору вонючих растений!

Меня покоробило то, что он оказался таким умным. И, как назло, в той сфере, которая для меня всё равно, что космос: непонятна и не изведана.

– У тебя фетиш на растения? – грубо поинтересовался я, нарочно сжимая траву сильнее. Зря я это сделал. Наш благур отвесил мне подзатыльник и, указав на кучку в моих руках, промычал что-то нечленораздельное.

– Также, как и у тебя на мантии, – очередная ухмылка садиста.

Знает, зараза, чем крыть.

– Можно подумать ты…

– Класс! – окликнула нас и всех присутствующих преподаватель. – Сдавайте всё, что вы собрали и можете идти домой!

Кто-то может, а кто-то нет.

– Мы ещё не закончили, – предупредил я Тома. Жеманно ему улыбнувшись, я направился к профессору вместе с благуром, который шел, тяжело переваливаясь с боку на бок. Тяжелый вздох – единственное, что раздалось мне вслед.

– Так-так, Вильгельм Вальзер. А я всё размышляла, кто придет из вас двоих первым, – произнесла наставница по прошествии пяти минут после моего появления.

Она была занята: что-то усердно и быстро записывала в журнал или тетрадь. С моего расстояния это было не слишком понятно. Весь её стол находился в беспорядке, который даже творческим не назовешь. Возле ножки стула валялись наспех скомканные бумажки.

– Из нас двоих? – удивленно отозвался я, продолжая рассматривать её кабинет.

Кабинет оказался неимоверно душным (особенно для меня и моей мантии). Здесь было единственное окошко. И его как будто сделали в насмешку, потому что размером оно походило только для гномов. Почти вся мебель была сделана из крепкого дуба, повидавшего многое, но оставшееся, по-прежнему, надежным. А вот слой пыли мешал разглядеть к какой эпохе относится вся эта обстановка.

В целом, я бы сказал, что Моргана Вудворд не блюститель чистоты и порядка. Я бы даже отметил, что она явная противница двух этих пунктов.

– Ты и Том, – пояснила наставница. – Но на 70% процентов я была уверена, что это будешь ты. И не прогадала. Несдержанность тебя подвела. Как я и думала.

Моргана оторвала свой взгляд от стола и заплетенные в косу волосы плавно упали ей на плечо.

Я только собрался с тем, чтобы ей возразить, как она жестом заставила меня замолчать.

– Тут не слишком-то чисто, да? – спросила она у меня, наспех пройдясь взглядом по комнате.

– Мои родители загнулись бы здесь от инфаркта, – согласился я, как всегда не щадя чьи-либо чувства.

– Вот и замечательно.

Моргана встала из-за стола, неспешно закрыла журнал (да, это всё-таки был журнал) и положила его к себе в сумку. Затем, обернулась ко мне, соизволив закончить предложение:

¬– Видимо, сама нимфа послала мне тебя сегодня. Уберись тут и можешь пойти домой.

Она повесила сумку на плечо и уже направилась к выходу, когда вдруг что-то вспомнила.

– Ах, да! Билл, никакой магии. Всё руками. Если ослушаешься – я это узнаю. И тогда мыть придется всю школу.

Она сказала это таким добродушным тоном, словно речь шла о том, чтобы я приглядел за котенком в её отсутствие.

– Ведро и тряпка в шкафу слева. Воду, думаю, найдешь сам.

Моргана отбросила косу за спину и удалилась из кабинета, тихо затворив за собой дверь.

Я вполголоса застонал, совсем не приходя в восторг от выпавшей на мою долю участи.

Никакой магии. Великий Мерлин! Я не убирался без магии уже три года! Вот бы Грант сейчас посмеялся, увидев меня, ползающим на коленях в мантии и вытиравшим пол.

Проклиная Томаса Дильса, свою вспыльчивость, пыль, неряшливость наставницы и неудобную одежду, мне пришлось смириться с предстоящим испытанием простолюдинов.

Ничего не поделаешь. Ну, хоть одно радует: наказание индивидуальное и во время его исполнения смотреть на меня никто не будет.

Я собрал мешавшие мне волосы в хвост и, с щемящей на сердце тяжестью, пошел за ведром и тряпкой.

Домой я вернулся в состоянии выжатого лимона. Все мышцы ныли, я с трудом перебирал ногами, а руки отказывались подниматься выше пары сантиметров.

– Как прошел день? – извечный вопрос мамы на протяжении всех школьных лет.

Вот как может пройти учебный день? Неужели она думает, что ответом будет «восхитительно» или «прекрасно»?

– Нормально, – ответил я гробовым голосом, не слишком вдаваясь в подробности.

– Ты запачкал подол мантии! – охнула мама, тут же опускаясь передо мной на корточки и хватаясь за ткань. – Я же говорила тебе быть аккуратней!

Я простеньким заклинанием очистил мантию и, ещё более изможденный, стал подниматься вверх по лестнице.

– Тебя надо научиться ценить чужой труд! – продолжала восклицать мне вдогонку мама. – Следующий раз будешь стирать вручную.

– И зачем я тогда родился волшебником, спрашивается? – тихо пробурчал я, даже не обернувшись.

Как я и говорил, мантии – всё, что волнует эту женщину. Она не заметила, что я вернулся позже обычного. Она не заметила мою усталость, злость и раздражение. Не спросила: почему я, собственно, запачкал подол её обожаемой мантии. Иногда кажется, что семье абсолютно плевать на моё существование. Они относятся ко мне, как к продолжателю своего рода и не более того. А потом ещё удивляются, что я грублю и всех подряд проклинаю. Надо было в детстве любить, холить и лелеять, тогда бы у них появилось право меня осуждать.

– Волшебство не подарит тебе ничего человеческого, – попыталась разъяснить мне мать. По скрипу лестницы за своей спиной, я понял, что она следует за мной по пятам.

– Тогда понятно, почему вся наша семья черствей, чем хлеб, – огрызнулся я. Лестница, наконец, кончилась, и в коридоре я свернул направо, к двери своей комнаты.

– Ты опять за своё, Вильгельм…

– Мам, дай покой! И поесть. Да, принеси поесть. Пожалуйста, – добавил я, натянуто улыбнувшись. – Я весь день не ел.

Гневно ворча себе под нос, мама громко потопала по лестнице, удаляясь из поля моего зрения.