Наконец, Дильс осмелел первым и, задрав повыше мою футболку, вопросительно на меня посмотрел.

Я утвердительно кивнул и тут же окунулся в море очередных мрачных мыслей.

Мерлинов джентльмен. Где это видано, чтобы на подобные действия просили разрешения?

Но из полнейшего погружения в сознание меня вывел собственный стон. Довольный и словно молящий о повторении.

Я опустил глаза, в какой-то слепой надежде увидеть лицо Тома, но, к моему разочарованию, передо мной была лишь верхушка его головы.

– О, Мер… – в очередной раз задохнулся я, выгнувшись в спине.

Теперь я понял, что вытворял этот садист, чтобы я не смог молчать. Он не просто запечатлевал поцелуи на моей груди. Нет. Для него это казалось малой жестокостью.

Том прильнул губами к левому соску и стал слегка его оттягивать, смыкая губы. Его волосы, что больше не были собраны в хвост, теперь спадали мне на грудь и при каждом движении Тома, приятно щекотали.

Бессчетное количество раз я растворялся в чувствах и звуках под аккомпанемент его легких поцелуев.

Руки Тома бесцельно бродили по моему телу, иногда щипая кожу.

Возникло странное ощущение, будто он не верит, что перед ним именно я. Не принимает за истину моё существование.

Впрочем, не мне его винить. Я и сам давно потерялся в реальности. Дриада разбери, где та черта между мирами. Со мной никогда такого не было и я не удивлюсь, если действительно разрушил какие-то границы и теперь попаду в иной мир, мне неведомый.

Вскоре, напротив пункта «снять с Вальзера футболку», можно было смело ставить галочку. Том на удивление ловко справился с этим заданием, а я всё также лежал, не шевелясь, словно дополнительное приложение к постельному матрасу.

«Надо сделать хоть что-нибудь!» – паническая мысль билась о затворки сознания, в попытках расшевелить мои конечности.

Наконец, окаменелость прошла, и я дрожащими пальцами прошелся по пояснице Дильса. Встретив препятствие в виде рубашки, что отделяла меня от его кожи, я заставил Тома приподняться и принялся её расстегивать. Как назло руки не слушались, путались и застревали в петлях. А благодаря моей истерии, одна пуговица даже оторвалась. Я готов был убить Тома на месте за то, что он не надел что-нибудь попроще. Но фантазии об убийстве были прерваны, когда наши тела соприкоснулись. Кожа на коже – это необъяснимое ощущение. Я не уверен, что прав, но мне кажется, что у каждого в мире есть такой человек, прикасаясь к которому, начинаешь плавиться. Одновременно с этим ощущаешь умиротворение, комфорт и надежность. И осознаешь: то, что вы делаете – не просто то, в чем нуждаешься под влиянием момента, а то, что правильно.

– Я не знаю, как мне побороть то желание, что ходит за мной по пятам вот уже полгода, – вполголоса обратился Том ко мне, даря легковесные касания моим ключицам.

– Какое желание? – я задрал голову вверх, безбоязненно выставляя напоказ свою шею.

– Ты, – лаконично и не колеблясь, отозвался он и, воспользовавшись моментом, переместил поцелуи к шее.

Он засасывал кожу, словно выпивая её.

Проводил языком по вене, наверняка ведя отсчет моему сбившемуся в безумие пульсу.

Том только скользнул губами к подбородку, а я в нетерпении вжался в него, наслаждаясь тем знакомым ощущением, что дарило столкновение наших ребер.

– Тогда не борись с этим, – окончательно сдавшись, слабо просипел я, бездумно проводя пальцами дорожку вдоль его позвоночника, отмечая в памяти каждый позвонок.

– Ты уверен? – спросил Том и, не дав ответить, завлек меня в чувственный и глубокий поцелуй. Серебряный кулон на его шее слабо ударил меня по щеке, и Тому пришлось от меня оторваться, чтобы расстегнуть цепочку и отложить её в сторону.

Но ждать он себя не заставил, словно боялся, что я могу сказать «нет». А я не мог. Уже не мог. Да и не хотел, честно говоря. Сердце так сильно билось в горле, что противиться не имело смысла. Я люблю Томаса Дильса и всё, что сейчас желаю – его. Я будто в проклятой романтической истории. Кажется, всё внутри меня выкрикивает имя недомага. И если он это слышит, то почему не бежит?

– Я ведь говорил, что люблю тебя? – очень не вовремя полюбопытствовал Том, когда его рука оттянула резинку моих домашних штанов и проникла внутрь. Кровь тут же прилила к паху, и я поерзал, стараясь справиться с ощущением скованности.

– Миллион раз, – растерянно признался я, не отдавая себе отчета в том, что толкаюсь навстречу руке Дильса.

– Не преувеличивай, – со смешком отозвался Том, вместе с бельем спуская с меня штаны.

– Я этого и не делаю, – сказал я, боясь признаться даже самому себе в том, что потерял нить разговора, – ты слишком…ааах.

Я машинально сжал кулаки, цепляя ими простынь, когда Том опустился губами на мой член, сжимая его у основания левой рукой.

Хотелось разорвать тишину своими криками, но во рту пересохло, отчего я мог только хрипло сипеть. Легкие нещадно саднило от частых и резких переходов дыхания. Сердце уже проложило свой путь к трахее и обещало выпрыгнуть наружу через горло.

Том круговым движением провел языком по головке члена, всякий раз задевая отверстие в середине. А я лишь судорожно, сквозь зубы, втягивал в себя воздух, так интенсивно и быстро, что закололо в груди.

Парестезия – это то, что во мне преобладает, когда Том рядом. Стоит ему меня коснуться и мурашек на коже не избежать. Его поцелуи вызывают онемение. Взгляд пригвождает к месту и приятное покалывание всех конечностей не заставляет себя ждать. Да, с Томом я наверняка заработаю ни одну болезнь. Он – мой вирус, но и моя панацея. Я всегда славился своей противоречивостью и, наконец, нашел того, кто собирает все мои диссонансы в единое целое.

Движения Дильса стали дразняще ускоряться, и он вынудил меня изогнуться и простонать что-то маловразумительное. Стискивающие простынь кулаки от напряжения заболели в районе костяшек, но вскоре волна упоительного блаженства заставила эту боль поутихнуть и, даже не предупредив Тома, я кончил ему в рот, за что мне тот час стало стыдно.

Дильс, что не мудрено, закашлялся и вкупе с моими извинениями, картина была самой, что ни на есть, комичной.

– Всё нормально, – вот уже в который раз повторил Том, стирая с подбородка остатки моей спермы.

– Прости-прости-прости.

– Всё нормально.

Смущение, смешиваясь с виной, подарило мне отличный толчок для продолжения.

Воспользовавшись секундным замешательством Тома и магией, я перевернул нас обоих и теперь оказался сверху.

– Что ты делаешь? – задал весьма глупый вопрос недомаг.

– Ты не поверишь… – сварливо ответил я.

Собрав все свои силы и превозмогая последние остатки робости, я потянул Тома за волосы на затылке, обнажая шею и подставляя её навстречу своим губам.

– Ты быстро учишься, – заметил Дильс, сбивчиво дыша. Как ни странно, но мне было приятно, что от моих ласк у него перехватывает дыхание.

– Я тебя умоляю, заткнись, – шикнул я, постепенно скользя влажными поцелуями всё ниже и ниже, миновав ключицы и грудь.

Как оказалось, «править балом» не так уж и весело. Быть тем, кто снизу – намного проще. Никаких тебе лишних движений и не нужно думать о том, что делать дальше.

Наивно полагая, что большее количество кислорода поможет мне стать более смелым, я глубоко втянул носом воздух и потянулся к ремню на джинсах Тома.

Недомаг что-то невнятно промычал, когда я снял джинсы вместе с бельем и прошелся тканью по возбужденному члену.

– Я это первый раз делаю, так что приятных ощущений не обещаю, – зачем-то принялся я оправдывать свои возможные огрехи и ошибки.

– Я тоже делал минет впервые, – признался Дильс, видимо, пытаясь вселить в меня уверенность. Но, сказать по правде, это не шибко помогло, потому что в его первый раз я кончил, не прошло и трех минут.

Я пошире развел ноги Тома, чтобы суметь протиснуться между ними и, опершись одной рукой о его бедра, второй сжал его член. Пара-тройка движений вверх и вниз, по всей длине, и я решил не ограничиваться лишь ладонью.