- Ради того, чтобы использовать меня как проститутку?! – прямо ему в лицо закричал Билл и сию же секунду получил звонкую пощечину.

От неожиданности он замолчал и, вцепившись костяшками пальцев в свою сорочку, испуганно смотрел на Тома. Но к его удивлению, дальнейших действий не последовало. Том лишь встал с кровати и подошел к окну.

- Понять не могу, откуда у тебя такие мысли. Чем я заслужил их? Они ведь словно нож режут мое сердце!

- Том… - тихо всхлипывая, позвал Билл. Он был в отчаянии. – Если ты хочешь, я не буду противиться. Но я ничего не умею и не смогу удивить тебя. Скажи, что нужно делать, я постараюсь, но…

- Что ты мелишь? – грубо перебил его принц, окинув гневным взором. – Все, что мне от тебя нужно – твоя свобода!

- Но Август говорил…

- Август? – Томас мгновенно изменился в лице и вновь оказался рядом с Биллом. – Это Август тебе напридумывал всяких глупостей?

- Напридумывал?

- Все, что ты сейчас говорил, абсурд.

- Правда? – губы Билла растянулись в слабой улыбке, а всхлипы начали стихать.

Он рассказал о разговоре с Августом и нетерпеливо взглянул на принца.

- Что за чушь! О, нет, мой брат, видать, все неправильно понял! Я просто хотел тебя освободить, а он решил, что… Нет, это не так, Билл. Мне не нужно от тебя ничего! Лишь бы тебе было хорошо!

- Мне хорошо, - еле слышно прошептал Билл и прислонился к своему спасителю. Тот робко обнял его за плечи и прижал к себе. – Я даже не помню, когда мне последний раз было настолько хорошо.

- Отчего так? Что ты на свободе?

- Я не знаю… - закрыв глаза, Билл опустил голову ему на грудь. – Просто очень хорошо и спокойно. Сколько сейчас времени?

- Уже очень поздно. Хочешь спать?

- Хочу, если ты будешь рядом.

- Я буду, - бережно придерживая хрупкое тело, Томас уложил его головой на подушку, а сам встал.

- Ты куда? – в глазах Билла проскользнула тревога.

- Свечи погасить.

Вскоре оба лежали в теплой постели лицом друг к другу. Биллу казалось, что все невзгоды позади. И хотя он понимал, что впереди их ждет много проблем и забот, сейчас было все равно. Главное, что они рядом, и Том его не обманул.

Дитрих внимательно наблюдал за ночными бабочками, что кружились у окна и упорно старались прорваться к свету сквозь стекло. Но на самом деле они его абсолютно не интересовали, только помогали сосредоточиться. От его вердикта сейчас зависела чужая жизнь. Подобные решения всегда давались королю тяжело. Ведь в действительности он не любил подписывать приказы о смертной казни. Но что делать с предателем, едва не сведшим с ума родного сына? Странного доктора, пытавшегося убедить его в безумии Томаса, король подозревал с самого начала, а Август лишь подтвердил его догадки вразумительным объяснением. Хотя и вначале не верилось в правдивость его слов, после длительных убеждений сомнений не осталось.

- Отец, послушайте, вина Бернхарда бесспорна! Этот страшный человек хотел наклеветать на моего брата! Он не достоин жить! – лицо Августа пылало от гнева, а сам он по старой привычке мерил шагами покои отца.

- Ты прав. Мне нечего добавить, - Дитрих тяжело вздохнул и закрыл глаза, чтобы не видеть маячившего перед глазами сына.

- Так в чем же тогда дело? – Август наконец остановился напротив отца и пристально посмотрел на его уставшее лицо. Но ответа не последовало. – Его нужно казнить сразу, как взойдет солнце!

Он был прав, король не сомневался. Однако что-то в его поведение сильно настораживало. Вообще последнее время Дитрих испытывал к нему недоверие. Хотя был ли повод? Наверное, он просто слишком устал, раз уже подозревает даже собственного сына.

Резко встав, он забрал приговор из рук Августа и, макнув перо в чернила, расписался в нужном месте. Август удивленно проследил за сиим незамысловатым действием, еле сдерживая победную улыбку.

- Вы приняли правильное решение, отец, - сдержанно улыбнувшись, он низко поклонился и, вернув себе документ, вышел из комнаты. – Добрых снов! – пожелал он, запирая дверь с внешней стороны.

Утро для короля наступило позже привычного. Обычно он просыпался на рассвете, однако сегодня что-то помешало ему встать так рано. Лишь визит Августа заставил его подняться с кровати.

- Отец, отец, вы не представляете, свидетелем какой картины мне сейчас пришлось побывать! – взволнованно вещал он.

- Если ты мне хочешь рассказать подробности казни Бернхарда, то избавь – я не намерен это слушать.

- Что вы, отец! На его казни я даже не присутствовал! Речь идет о Томасе.

- О Томасе? – Дитрих моментально напрягся, чтобы не пропустить ни одного слова. – Что с ним?

- Дело в том, что я вошел к нему в покои… вы знаете, пожелать доброго утра, спросить о его самочувствии, напомнить о сегодняшнем балле… - Август замялся и посмотрел в пол, подбирая слова.

- Не тяни!

- Простите. В общем, он в своей кровати спит…

- И что? – рявкнул Дитрих, раздражаясь медлительности обычно такого шустрого сына.

- Не один.

Губы короля растянулись в улыбке, а в глазах появился любопытный огонек.

- Значит, он нашел себе невесту? Ну что ж, до свадьбы это, конечно, грехопадение, но… хорошо, что он ее нашел.

- Если бы ЕЕ, отец, - загадочно произнес Август, делая акцент на слово «ее».

- Что ты хочешь сказать? – Дитрих нахмурился, отгоняя самые неприятные догадки.

Томас не раз говорил двусмысленные вещи о мужчинах, но король всегда полагал, что он лишь дерзит, пытаясь привлечь к себе внимание и доказать свою независимость. Неужели он действительно занимается мужеложством? Нет, такого быть не может! Томас благоразумный юноша и никогда бы не снизошел до такой низости!

- Он спит с юношей, отец, - траурным голосом промолвил Август и сделал несколько шагов по направлению к королю. – С молодым незнакомым мне юношей.

- Но это невозможно! – внутренний голос говорил, что как раз вполне возможно, что это прольет свет на многие вещи, в том числе на то, почему Томас до сих пор не имел ни одной девушки и наотрез не желает заводить невесту. Однако сердце отказывалось с ним соглашаться. И разум тоже.

Дитрих возлагал на младшего сына грандиозные надежды. И как он сможет их осуществить, если тот вступает в связи с мужчинами? Нет, это какой-то вздор.

- Я тоже не хотел бы верить в это, отец, - в голосе Августа была слышна печаль. – Но видел все своими глазами.